Уильям Салливан - Тайны Инков

• Название: Тайны Инков
• Автор: Уильям Салливан
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-7838-0400-2

Издательство «Вече», выпустив около 20 книг в популярной серии «Великие тайны», продолжает избранную тематику таинственного и загадочного в новой серии «Тайны древних цивилизаций», которую открывает книга «Тайны инков». В этой книге воедино сплетены увлекательная история, удивительные мифы и потрясающая тяга инков к звездам…

William Sullivan
THE SECRET OF THE INCAS.
Myth, Astronomy, and the War against Time
_{© Перевод. Марчук H., 1998.}

---

Рисунок 11.1 показывает южный горизонт вскоре после заката, в 6:52 пополудни того исторического дня. В это время, при расположении солнца на девять градусов ниже западного горизонта, объекты величины Сатурна и Юпитера, слабые в западном небе, впервые становятся видимыми в сумерках. Все три птицы-шамана были в точности там, где должны были находиться, согласно мифу. Как показывает рисунок, «три шамана» — ипсилон Скорпиона, 1 и 2 мю Скорпиона и 1 и 2 зета Скорпиона — находятся ниже горизонта, зависая прямо под и касаясь «нижнего основания мира», то есть южного тропика, у входа в преисподнюю. В астрономической терминологии все три звезды расположены у нижнего сближения; они также, случается, отмечают точку пересечения в звездах эклиптики и галактики, равно как и местоположение в звездах видимый восход в декабрьское солнцестояние. Этот результат заинтриговал меня, но это была лишь вершина айсберга. Поскольку я разыгрывал на экране компьютера последующие ночи, описанные в мифе, планетарные события были просто захватывающими.

III

Рисунок 11.2а показывает вечернее небо по состоянию на 1 февраля 1524 года, день самого тесного сближения Сатурна и Юпитера. Виракоча пришел посетить Уайну Капака, и, как мы уже видели, птицы-шаманы летят в преисподнюю, «предполагая возвратиться не позднее чем через пять дней». На обратном пути из преисподней стриж-шаман совершает ошибку, открывая переданный ему ларец. В течение краткого момента он видит красивую женщину с «вьющимися» золотыми волосами, очень «маленькую», которая сразу же «исчезает».

Рисунок 11.2Ь показывает вечернее небо, также через тридцать шесть минут после заката солнца 5 февраля — то есть четырьмя ночами позже, в пределах обещания стрижа-шамана возвратиться «не позже чем через пять дней». Той ночью часка коильюр, планета Венера, идентифицированная в испанских хрониках как красивая женщина с вьющимися волосами, впервые вновь появляется из-за солнца после того, как в течение приблизительно восьми недель была невидимой. Как показывает рисунок, Венера, при понижении солнца на девять градусов, лишь на мгновение озаряется на горизонте, исчезая почти сразу же в этом своем первом новом появлении как вечерняя звезда. Далее, именно так, как упоминается в мифе, Венера в этой точке на орбите выглядит «самой маленькой» из-за ее удаленности от земли. В последующие ночи Венера будет задерживаться в западном небе все дольше и дольше.

Затем миф повествует, что разгневанный император[125] приказывает стрижу-шаману возвратиться в преисподнюю за красивой женщиной и что «ровно» через пять дней он доставил ее Инке. Ровно через пять ночей, как показывает рисунок 11.2с, 10 февраля, Венера вошла в сближение с Сатурном и Юпитером.

Наконец, как раз перед тем, как Уайна Капак «исчезает», он обращается к «родственнику», которому наказывает возвратиться в Куско вместо себя. Таким же образом, каким миф определяет, что красивая женщина есть «сестра» Виракочи, «родственник» регента Юпитера, Уайны Капака, также должен быть планетой. И действительно, в нескольких «шагах» от Уайны Капака, радующегося встрече со своей супругой, стоит планета Марс. В последующие мгновения (рисунок 11.2d), как и предсказывалось, Юпитер, Сатурн и Венера «исчезают». Единственным действующим лицом, остающимся на сцене, оказывается «родственник» Марс, возвращающийся теперь в Куско, чтобы руководить гражданской войной и испанской конкистой.

Данное подтверждение придавало этой картине некую завершенность, как будто коллективный дух андского жречества, оказавшийся теперь в центре поля зрения истории, снова смотрел неотступным пристальным взглядом, чтобы спросить: «Хорошо?» Я хотел бы сказать им, что это последнее сообщение человечеству из доколумбовых Анд будет оценено, но я не мог быть уверенным в этом. В какой-то момент я подумал, что прикоснулся к какой-то частице безбрежной печали, которая охватила андский мир. «Мы хотим быть людьми, а не индейцами».

Сколько же требуется мужества, чтобы, когда твой мир рушится вокруг тебя, продолжать делать свою работу, делать свои наблюдения и сохранять их для будущего, которое, быть может, уже разрушено? Сколько же любви надо питать к тем, кто пока еще не родился, чтобы создать настолько сентиментальное предание, составленное не для того, чтобы привлечь внимание к своей хитромудрости, а исключительно ради того, чтобы поймать в сети инструмент человеческой памяти — предание переполнено волшебными ларцами, прекрасными девами, темпераментными царями и нерадивыми слугами — и при этом все время мучиться сомнениями, будет ли оно когда-либо услышано?

Когда осведомители «искоренителя», священника Авилы, садились с его ученым писарем, чтобы излить из своих сердец на бумагу сущность своего образа жизни, они знали наверняка, что прощались со своим прошлым. Отчего же еще они говорили? Вполне возможно, что люди, беседовавшие с Авилой, не осознавали в полной мере значение пересказываемых ими преданий. Эти предания создавались специалистами для посева в общую память, для сохранения в умах и сердцах их людей. В минувшие времена эти предания, бившие ключом на границе между сознанием и интуицией, могли бы околдовать кандидаты в шаманы. Случайное упоминание старшим тех трех птиц-звезд — сокола, кондора и стервятника — могло бы внушить какому-нибудь молодому человеку, возбужденному ошеломляющей мыслью, что все эти истории, слышимые с детства, говорили о мире несравненно большем, чем он себе воображал когда-либо прежде.

В минувшие времена такой молодой человек приближался к жрецу-астроному и выражал свое намерение почти что в глубоком смятении, томимый страстным желанием того, что он едва мог бы постичь. Но все это было до конкисты. Теперь же шаман-астроном превратился в объект охоты, в самого опасного человека, поражавшего воображение конкистадоров. Андского шамана уничтожали, подвергали пыткам, калечили, забивали до смерти, четвертовали, сжигали заживо. Великая река знания, которая протекала через самое сердце Анд задолго до Рождества Христова, уменьшилась до ручейка, а затем превратилась в пыль. «Искоренители» лелеяли осведомителей, немногих недовольных или запуганных людей, которых удалось завербовать среди жрецов в черных юбках. Самая незначительная неосмотрительность могла обернуться смертным приговором. Поскольку голос Анд погибал молча, он оставил свою эпитафию.

Для меня, по крайней мере, проблема была улажена: астрономия андской мифологии действительно существовала. Даже в самых смелых мечтах я никогда не смел надеяться, что подберусь так близко к мыслительным процессам, которые сконструировали андскую мифологию. «Эпитафия по инкам» является крайне важным документом во всемирной литературе, потому что она говорит нам о складе архаичного мышления. Прежде чем обратиться к этой непредвиденной находке, было бы полезно подытожить причины, по которым этот миф, рассматриваемый по отношению к небу, дает независимое подтверждение каждому отдельному крупному вопросу, которые объяснялись в предшествующих главах и относились к астрономической космологии и практике в доколумбовых Андах.

Три «птицы-шамана» в Скорпионе, которые отмечали вход в преисподнюю, были невидимы за горизонтом. Чтобы узнать, где они находились, астрономы-жрецы должны обратиться к некоторым другим звездам. В момент нижнего сближения всех трех шаманов, западный край Млечного Пути в Близнецах располагался у верхнего сближении (то есть у пересечения основного меридиана, или линии, проведенной по небу с севера на юг) (рисунок 11.3). Как мы уже видели в главе 2 и других разделах, общей практикой в Андах было соединять дорожкой одновременно обе точки солнцестояния в звездах. Здесь эти точки солнцестояния находятся в верхнем и нижнем сближениях, независимо от горизонта. Так как данное предание обращается к положению звезды, не видной глазу наблюдателя, то оно оправдывает вывод, который подсказывается каждым из мифологических сюжетов, рассматривавшихся в предыдущих главах, и состоит в том, что андские мифотворцы зафиксировали в памяти и записали в мифе многочисленные связи внутри сферы неподвижных звезд, особенно тех звезд, которые наблюдаются при солнцестояниях. Этот последний факт должен раз и навсегда устранить ничем не обоснованные представления, будто коренные народы Анд не занимались и, следовательно, не могли заниматься наблюдением «звезды за звездой» «совершенно независимо от местоположения наблюдателя». Андские народы знали, где находились звезды, даже тогда, когда они не могли их видеть.

Далее, как проясняет рисунок 11.1, местоположение «нижнего основания мира» находится именно там, где и говорилось в» главе 3, то есть на южном тропике, что подтверждает общий тезис о том, что топографическая привязка является аналогом положений в сфере астрономии, и частный вопрос о том, что нижняя оконечность «этого мира», кай пачи, простирается настолько же, насколько и южный тропик, туда, где начинается земля усопших. Иными словами, язык этого мифа ясно показывает, что уарочирийские жрецы-астрономы мыслили в рамках понятия «астрономической земли», ограниченной точками солнцестояния. (Сравни рисунок 11.1а и рисунки 3.13 и 3.14.)