Неизвестен Автор - Лучшие сказки мира

• Название: Лучшие сказки мира
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Прочая детская литература

---

Ужи повели белую овечку. Полдеревни провели, да с дерева на базарной площади опять закуковала кукушка:

Ку-ку, ку-ку!

Девушку припрятали,

Овечку сосватали.

Ку-ку!

Приползли сваты назад.

- Нет, - говорят, - не та невеста.

А старуха-соседка все учит:

- Отдайте ужам белую корову.

Привели белую корову, алой лентой ей шею обвили, отдали сватам.

Ужи погнали по деревне белую корову, до самой околицы довели. А за околицей на кусту кукушка сидит, по-кукушечьи говорит:

Ку-ку, ку-ку!

Девушку припрятали,

Корову сосватали,

Ку-ку!

Воротились сваты, говорят:

- Мы к вам с честью, а вы вот как? Три раза нас обманули! Смотрите: в четвертый обманете - не миновать вам беды. Зубами изгрызем мы ваши деревья в садах, хвостами побьем посевы на полях.

Егле услышала из клети эти слова и вышла к сватам.

- Я, - говорит, - слово дала, я и отвечаю. Ведите меня к жениху.

Сваты по деревне ползут, за сватами Егле идет, за Егле ужи в пыли вьются - невесту к жениху провожают. А кукушка за ними летит, по-кукушечьи говорит:

Вот это невеста!

Умна и прелестна,

Стройна, точно елка,

Кудри, как из шелка!

Подошли к озеру. Вода в озере запенилась, забурлила и отхлынула от берега. А на прибрежном песке юноша появился - статный, красивый, в богатой одежде.

- Я жених твой, - сказал Егле юноша. - Зовут меня Жолтис. Для других людей я уж, что по земле извивается, а для тебя, девушка, сбросил я змеиную кожу, тебе одной открыл свое имя. Полюбишь меня, красавица?

- Полюблю, - сказала Егле, - буду тебе верной женой. - И пошла за женихом в подводное царство.

С тех пор девять лет минуло. Егле родила своему мужу двух сыновей и дочку. Хорошо жилось Егле. И дети удались - ласковые, послушные, и муж ее любил и берег. Только вот затосковала Егле по родному дому. Стало ей подводное царство немило, захотелось на отца с матерью поглядеть, ласковым словом с братьями перекинуться, с сестрами за прялкой песни спеть.

Просит она мужа:

- Отпусти меня, Жолтис, домой погостить, отцу с матерью показать наших деток.

А Жолтис не отпускает.

- Разве плохо тебе в подводном царстве? - спрашивает ее.

- Нет, хорошо, - отвечает Егле. - Да плоха та дочь, что отца и мать своих забудет навеки.

- Ну, будь по-твоему, - говорит Жолтис. - Отпущу тебя, только прежде спряди ты мне эту золотую кудель.

Егле села за пряжу. День прядет, другой прядет, а кудель все не убывает. Будто даже больше становится.

А старая нянюшка, что младшую дочку нянчила, поглядела, как Егле пряжу прядет, покачала головой и говорит:

- Хоть до моих лет доживешь, и то тебе не спрясть всей кудели.

- А что же, нянюшка, делать? - спрашивает Егле.

- А ты накали спицу в огне, да и проткни ею кудель.

Взяла Егле спицу, накалила добела и только воткнула в кудель - вдруг выскочила из клубка большая жаба. Эта жаба в кудели сидела и выпускала изо рта золотые нити. Егле с одного конца пряжу пряла, а с другого конца кудель еще длиннее становилась. Ну, а теперь Егле всю кудель в одну ночь спряла.

Наутро приносит она мужу пряжу и говорит:

- Что ты велел, то я исполнила: исполни и ты, что обещал.

- Хорошо, - отвечает Жолтис. - Я от своих слов не отказываюсь. Отпущу тебя к матери и отцу, когда ты эти башмаки сносишь.

Жолтис достал из-под лавки железные курпы и подал их жене.

Обула Егле железные курпы. С утра до вечера ходит по острым камням, на скалы взбирается, а на железной подошве - хоть бы одна царапина.

Нянюшка смотрит на нее и головой качает:

- Зря себя, доченька, мучаешь, сто лет проживешь - сто лет курпы целы будут.

- Научи, нянюшка, что делать, - просит Егле.

- Снеси кузнецу и вели их в горн бросить.

Так Егле и сделала. Кузнец перекалил железо в горне, - стало оно ломкое да хрупкое, что стекло. В один час износила Егле курпы.

Приходит она к мужу и говорит:

- Теперь отпустишь?

- Отпущу, - говорит Жолтис. - Только как же ты без заячьего пирога в родном доме покажешься? Смотри, осудят тебя люди, - загордилась, скажут.

Тут Егле и вспомнила. Еще когда она маленькой была и случалось отцу с матерью куда-нибудь из дому уезжать, - никогда они с пустыми руками не возвращались. Привезут пирог, всех детей куском оделят и притом такие слова скажут: "По дороге шли, в заячий домик зашли, заяц нам пирог испек, вот и вам кусок". Так и по всей Литве исстари велось. Стыдно стало Егле, что она дедовский обычай забыла, и побежала она печь пирог.

А муж потихоньку все ведра и горшки припрятал, одно решето оставил. Как в решете воду носить, как тесто месить? Вода прольется в дырочки, мука просыплется.

Но и тут старая нянюшка помогла. Она взяла ржаного мягкого хлеба и залепила дырки. Егле замесила в решете тесто, ни капельки воды не пролила, ни горсточки муки не просыпала.

Испекла Егле пирог и стала с мужем прощаться.

Муж ей говорит:

- Больше девяти дней не гости, и смотри, как назад пойдешь, чтобы никто тебя не провожал. Стань на берегу и позови меня так:

Если жив мой друг бесценный,

Забурли, вода проточная.

Из пучины бры-зни, пена,

Пена белая, молочная!

Если ж милый мой убит

И в пучине темной плавает,

Над волною закипит

Пена красная, кровавая!

- И вы, мои сыновья, и ты, дочь, слово дайте - о чем знаете, людям не рассказывать.

Дали дети слово.

Тут Жолтис обернулся ужом и вынес жену с детьми на берег озера.

Вот радости-то было, когда Егле со своими детьми в родной дом постучалась!

Отец и мать дочерью да внуками не налюбуются, братья, сестры с Егле не наговорятся.

Только соседи их дом стороной обходят. Меж собой говорят:

- Вернулась ужиха с уженятами. Хорошо еще - мужа своего дома оставила. Не было бы от них беды!

Братьям обидно. Стали они сестру уговаривать:

- Откажись от мужа, оставайся с нами навеки. А придет муж за тобой, мы тебя не выдадим.

Егле отвечает:

- Не дело вы, братья, говорите. Как жене от живого мужа отказываться, как детей родного отца лишить! И если не придет муж за мной, я сама, как время поспеет, из вод озерных его вызову.

- А как ты его вызывать станешь?

- Эх, братья! - отвечает Егле. - Не вам его звать, не вам про то и знать. А меня лучше не спрашивайте, все равно не скажу.

А старуха-соседка учит братьев:

- Не с той стороны, - говорит, - подступаете. Что мать не скажет малые дети выболтают.

Вот собрались братья ночью в лес коней пасти и старшего сына Егле с собой взяли. В лесу коней на зеленую траву пустили, разложили костер и стали у мальчика выспрашивать, как отца по имени зовут и на какой он зов отзывается.

Ничего им старший сын не сказал. Лаской выспрашивают - отмалчивается, побоями выпытывают - только плачет.

- Ну, - говорят братья, - этот в мать пошел, может, с младшим лучше сговоримся.

Утром вернулись они домой. Егле спрашивает у сына:

- Отчего у тебя, сыночек, глаза красные?

- В лесу костер дымно горел, - отвечает ей сын, - вот глаза и покраснели.

На следующую ночь опять пошли братья в лес коней пасти и зазвали с собой младшего сына Егле.

Да и от него ничего не добились.

Вернулись наутро домой. Егле глянула на сына и спрашивает:

- Что это, сыночек, и у тебя глаза красные? Не обидели ли тебя дядюшки?

- Нет, не обидели, - отвечает ей сын. - Я всю ночь не спал, коней стерег, вот и покраснели глаза.

И на третью ночь собрались братья в лес. Приласкали они маленькую племянницу и с собой заманили.

Была она у матери с нянюшкой любимым дитятей. Никто ее никогда и пальцем не тронул, злого слова не сказал. Вот стали ее дяди выспрашивать да выпытывать. Она в землю глазками уперлась, молчит, только головой качает: "Не знаю я ничего". А как пригрозили ей дяди гибким прутом, - она задрожала вся, побелела, что платок, да все и рассказала. И как отцово имя - сказала, и на какой он зов отзывается - открыла.

Ну, дядьям только того и надо. Еще пригрозили ей, чтобы она перед матерью и словом не обмолвилась, и отвели ее домой.

А сами захватили косы, пошли к озеру. Сделали они злое дело, косы о траву вытерли и воротились назад. Только стали косы в сенях вешать, услыхала Егле железный звон, и сжалось у нее сердце.

- Что, братья, - спрашивает, - так рано на работу выходили?

Братья отвечают:

- Густая трава по утренней росе ровнее ложится.

А Егле все душой неспокойна. В тот же день собралась она назад к мужу. У порога с матерью и отцом попрощалась, у ворот сестер, братьев обняла, - никому провожать себя не позволила.

Подошла она с детьми к озеру, стала на бережку и сказала, как муж ее научил:

Если жив мой друг бесценный,

Забурли, вода проточная,

Из пучины брызни, пена,

Пена белая, молочная!

Если ж милый мой убит

И в пучине темной плавает,

Над волною закипит

Пена красная, кровавая!

Тут всколыхнулись озерные воды, пеной вспенились. Да не белая пена на волнах качается, не белая, как молоко, а красная, как кровь. И со дна голос послышался: