Е. Холмогорова - Граница дождя: повести

• Название: Граница дождя: повести
• Автор: Е. Холмогорова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-075597-4

Герои книги «Граница дождя» — московские бизнес-леди и дворники, аристократки и их продвинутые внуки — пытаются найти ответы на простейшие вопросы. В какой момент некрасивая девушка превращается в обаятельную молодую женщину; мужчина, с которым дружишь полжизни, — в пылкого возлюбленного, а дом, в котором провел детство, — в груду строительного мусора? И существует ли четкая граница дождя, по одну сторону от которой ливень, по другую — сухая земля?

---

“Pourquoi?” — непрестанно билось в голове, для чего она прожила эти годы, да и вообще, для чего жила и живет?

Спустя неделю ей захотелось кофе. Обрадовавшись, Лина понеслась на кухню, жужжание кофемолки и тонкий кофейный аромат она почувствовала неожиданно остро. Грея руки о чашку, она подошла к окну.

С крыши сбрасывали снег. Он летел невесомым облачком, сверкая на солнце, искрясь на фоне голубого неба. «Это — круговорот воды в природе, — вспомнила Лина папины уроки, внимательно следя, как тает, растворяясь в воздухе, снежная пыль. — Страшно вообразить: мама пережила его почти на пятьдесят лет!»

4. Родительская суббота

Девятый день не отмечали, Владик улетел в Киев по делам. Лина сходила в церковь и почему-то взялась за уборку. Мама до последних дней красила губы яркой помадой и пила крепкий чай. Поэтому внутри чашек всегда был коричневый налет, а на краях — малиновые отпечатки губ, но не ровные, а в мелких штришках от морщин. Лина долго оттирала чашки порошком и жесткой тряпочкой, перебрала банки с крупой и выбросила манку и пшено — эти каши она варила для мамы, сама в рот не брала. Дома было чисто, а разбирать мамины вещи она не стала — вроде бы так рано нельзя. Целый месяц она промаялась без дела и без мыслей о будущем, а на сороковой день Владик позвал ее к себе. Она вяло возражала, что поминать в гостях не полагается, но Владик оборвал ее, призвав не быть рабой предрассудков. В новой квартире у брата Лина никогда не была и оказалась сражена наповал. Кухня-столовая, спальня, кабинет — все скромных размеров, но какое-то неуловимо другое, из глянцевых журналов. При этом очень уютно, тепло, настоящее жилье, настоящий дом, домашний очаг.

— Как у вас хорошо! — восхитилась она.

Владик довольно улыбнулся:

— Да, берлога что надо. Кстати, хотел дать тебе совет. Будут тебя соблазнять, цифры называть оглушительные с нулями, но ты квартиру мамину не продавай — сдай. Эта курочка Ряба снесет еще много золотых яичек.

Лина, конечно же, понимала, что должна переехать обратно к себе, а все решения и хлопоты с этой квартирой, была уверена, возьмет на себя Владик и ее не обидит. Но к такому повороту не была готова:

— Владик, почему ты мне совет даешь? Эта квартира и твоя тоже. Ты лучше меня понимаешь, вот и делай как знаешь.

— Забудь! Но мне откат ежемесячно — бутылку хорошего виски. Ладно, давай серьезно. У меня, слава богу, все есть. Кроме детей. Нам с Томой хватит. А квартира тебе и внукам. Они ведь и мои будут. Я так рад, что Милочка наконец начинает размножаться. А евро — они и в Европе евро! — и захохотал над собственным каламбуром.

Милочка не прилетела на похороны. Спокойно, как об обыденном сказала Лине, что беременна, у нее токсикоз, бабушка простила бы ради правнука или правнучки.

— Я принимала специальный комплекс для женщин, готовящихся к беременности, так обещали, среди прочего, что токсикоза не будет. Все врут.

Лина тогда ответила: «Надо же, в мое время таких таблеток не было», — и поймала себя на том, как раздражали ее эти слова, так часто повторяемые мамой. А ведь по жизненному опыту они были с ней ближе, чем с Милой. И дело не только в том, что та живет в Европе. И здесь все так переменилось, что между поколениями пропасть разверзлась. Лина теперь совсем не знала дочери. Уехала она в девятнадцать лет, а сейчас ей тридцать пять. И что можно было понять в ее эпизодические гостевания? Но после похорон она звонила чаще, чем обычно, позвонила и сегодня. Лине было приятно, что она точно высчитала поминальный день.

— Мама, ты выясни, что там и как в посольстве. Ленарт тебе комнату на втором этаже хочет приготовить. Ты не против? Лестница у нас удобная. Хорошо бы ты пораньше прилетела, а то я буду бояться одна целый день — вдруг рожать вздумаю.

А Владик продолжал:

— Квартира на Патриках — не фунт изюма, один балкон с видом на пруд можно неплохо сдать.

Лина еще не готова была поддержать этот разговор:

— Интересно, что всю нашу жизнь и пруд, и переулки называли Патриаршими, не привились бодрые пионерские имена, хотя обратно переименовали не так давно. Но, Владик, внуки внуками, я не понимаю, почему ты должен отказываться от своей доли.

— Я давно это решил.

— У тебя жена есть.

— Мы с Тамарой решили, правда, Тома?

Тамара колдовала с жужжащим миксером и переспросила:

— Что решили?

— Что мамина квартира Лине и внукам.

— Да, конечно.

Тамару нельзя было назвать красивой, черты лица грубоваты, крупный нос, да и размерчик пятьдесят четыре, не меньше, по-нынешнему потянет на XXL. Но она так правильно была одета, так стильно причесана, так свеж был маникюр, а главное — все время улыбалась и двигалась уверенно, плавно и спокойно, что Лина почувствовала себя зажатой замарашкой.

— Тамара, это, конечно, благородно, но несправедливо.

— Очень даже справедливо, а главное — нечего обсуждать, соус готов.

Стол был накрыт изысканно, все в сиреневатых тонах, еда домашняя, но какая-то не просто вкусная, а легкая, воздушная, и вино пилось необыкновенно приятно. Лина хотела сказать благодарственные слова, но не смогла их найти. Только и выговорила:

— Спасибо, ближе вас у меня никого нет.

Откуда что взялось! За три месяца Лина продала квартиру на нелюбимой улице Ращупкина и купила однокомнатную с балконом во двор в соседнем доме с метро «Молодежная» («Здесь удобно доживать»). Переезд был легким: она раздала и выбросила не только мебель, но и посуду, и постельное белье («Все будет новое и наконец-то, впервые в жизни по моему вкусу!»).

Но прежде — новую машину. Без малейших колебаний она заняла денег у Владика и купила маленькую изящную ярко-синюю «пежо», выбрав ее за цвет и ласковое народное прозвище «пыжик».

Иногда по вечерам эйфория отступала, и Лина с изумлением и некоторым ужасом обозревала достижения. Собственная активность в такие минуты пугала ее, и она начинала задумываться о неизбежной расплате.

Владик вывез все вещи из маминой квартиры, организовал быстрый ремонт, и курочка снесла первые золотые яички.

В очередной раз жизнь устраивалась заново. Именно заново, все было по-иному. Лина упивалась свободой, дружбой с Тамарой, которая открыла ей глаза на возможности, о которых она не подозревала, наслаждалась магазинами… Одним словом, существовала в странном, иллюзорном, нереальном мире.

Милочка теперь звонила каждый вечер, но и это было чем-то далеким, не имеющим к ней прямого отношения. Дочь подробно рассказывала о течении своей беременности, радостно сообщила, что ожидается мальчик («Ленарт так мечтал о сыне!»), иногда пыталась советоваться, но оказалось, что Лина все забыла, даже сколько недель длится беременность. Устыдившись, она отправилась в книжный магазин и была поражена количеством книг и журналов, где с обложки неизменно улыбался щекастый карапуз и подробно объяснялось, как нынче производят на свет и растят детей. По пути к кассе Лина остановилась у столика с бестселлерами и взяла книгу Оксаны Робски — почитаю, о чем все говорят.

Вечером она удобно устроилась на диване, собираясь заняться самообразованием. Но от всех этих «Волшебных начал новой жизни» ее стало клонить в сон, и она, отложив оптимистическое сочинение «Не бойтесь стать мамой», открыла Оксану Робски. Сюжет увлек Лину, а потом она прочитала строки, от которых и вовсе сон как рукой сняло. Вот она, разгадка всего, что с ней происходит! «Мы будем первым поколением счастливых старушек в Москве, как были первым поколением богатых девчонок». Вот за что она бьется: за счастливую старость! И хотя до нее еще надо дожить, пора готовиться. Лина вскочила и заходила по комнате: «Не вы, а я буду такой первой старушкой, пусть и одной из поколения. Я не буду зашивать колготки и мыть пластиковые пакеты. Я буду делать педикюр и носить белое, как велела тетя Таня!»

Сердце у нее колотилось, руки вспотели. Она вышла на балкон. Во дворе было тихо. Ясени и тополя еще не распустились, и голые ветки чернели на фоне темнеющего неба. Лина наконец-то призналась себе: ей вовсе не хочется ехать к будущему внуку, жить в другой стране, в незнакомом доме по чужому уставу. И помощь ее в известной степени иллюзия. Они состоятельные люди, возьмут няню. Да и она вот-вот сможет посылать деньги. Лина чувствовала, что это стыдно: ровесницы с ума сходят по внукам, только и вытаскивают из сумочек толстенные пачки фотографий и всех мучают, заставляя выслушивать бесконечные комментарии к почти неотличимым одна от другой картинкам, которые потом, спустя годы, загромоздят антресоли с тем, чтобы быть выброшенными на помойку следующими поколениями. Она вдруг поняла, что все эти годы думала и говорила о том, как хочет внуков, абстрактно, чтобы было как положено, а на самом деле теперь так устала от матери, что по-настоящему жаждет только одного — покоя.