Алистер Маклин - Последняя граница

• Название: Последняя граница
• Автор: Алистер Маклин
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00817-5

В остросюжетном романе `Последняя граница` секретный агент Великобритании Майкл Рейнольдс получает задание – проникнуть в Венгрию, найти и похитить выдающегося разработчика баллистических ракет. Это задание было сравнимо с поисками иголки в стоге сена...

---

Прямая дорога от Печа до «штаб-квартиры» Янчи была меньше половины того маршрута, который избрали они. Янчи и Граф не сомневались, что на основной дороге уже останавливают и осматривают все машины. Пятидесятикилометровый отрезок пути до озера Балатон, где можно перейти австрийскую границу, был блокирован. Они знали, что дорога между южной оконечностью озера и югославской границей тоже находится под наблюдением. Другие дороги, ведущие на запад, между северным краем Балатона и Будапештом, может быть, и не охранялись столь усиленно, но рисковать не имело смысла. Чтобы сбить полицию с толку, они проехали двести километров на север, обогнули окраину столицы, затем проехали по главному шоссе к Австрии и свернули на юго-западную развилку при въезде в Гвор.

Этот маневр занял у них четырнадцать часов, а маршрут составил четыреста километров. Усталые, полусонные, голодные, но они живыми прибыли в дом Янчи. И едва они оказались в безопасности, усталость как рукой сняло. А когда Янчи и Козак разожгли в печке дрова и вспыхнуло яркое пламя, а Шандор занялся приготовлением еды и Граф достал бутылку бренди из своего запаса, то их настроение и радость от того, что они вырвались из лап АВО, выразилась в том, что все начали беспричинно хохотать и разговаривать. Когда съели горячий обед, выпили бренди и отогрелись, усталость и сон как рукой сняло. Поспать они еще успеют – впереди целый день. По плану Янчи они сделают попытку перейти границу ночью следующего дня.

В доме оказался хороший радиоприемник, привезенный Янчи, и утром они прослушали прогноз погоды и новости. О них, побеге профессора – ни слова, да было маловероятно, что АВО станет трубить по всей стране о своей неудаче. По прогнозу погоды, днем ожидалось продолжение сильных снегопадов почти по всей стране. Движение по юго-западной Венгрии на дорогах, ведущих на восток от озера Балатон к Чегоду до границы с Югославией, было полностью нарушено сильнейшим снегопадом. Все железнодорожные линии и аэропорт заблокированы. Янчи и остальные, выслушав это сообщение в полном молчании, облегченно вздохнули: если бы их операцию пришлось перенести часов на двенадцать позже, спасение и побег оказались бы невозможными.

После девяти утра серый рассвет забрезжил сквозь густо падающий снег. Достали вторую бутылку бренди и вернулись к разговорам об их пребывании в Шархазе, Граф с ироническими замечаниями рассказывал о своей последней встрече с Фурминтом, Рейнольдс – подробно о своем путешествии по крышам вагонов поезда. Дженнингса интересовали все мелочи. Отношение профессора к русским хозяевам, как заметили Янчи и Рейнольдс еще в Шархазе, изменилось. Толчком к критическому пересмотру его взглядов послужил случай с сыном. Профессор отказывался давать согласие на выступление на конференции, пока не узнает о судьбе сына, а когда убедился, что тот на свободе, то понял, что русские потеряли единственное средство, с помощью которого они хотели заставить профессора приехать на конференцию. Пребывание в тюрьме в Шархазе убедило его в правильности принятого решения, и последняя капля сомнения развеялась, когда он оказался в ледяном вагоне с уголовниками. А когда он услышал рассказ, каким пыткам подвергались Янчи и Рейнольдс, то пришел в ярость.

– Подождите! – восклицал он. – Мне только вернуться бы домой! Британское правительство, разведка, секретные проекты управляемых ракет и все остальное подождет, мне предстоят дела поважней.

– Что вы имеете в виду? – мягко спросил Янчи.

– Коммунизм! – Дженнингс ударил стаканом с бренди по столу, и голос его перешел на крик. – Я не хвастаюсь, но с моим мнением считаются. Я напишу в крупнейшие газеты страны. Я выступлю по радио, я расскажу правду, это очень важно, если вспомнить ту дурацкую чушь, которую я проповедовал раньше. Я разоблачу эту проклятую гнилую систему коммунизма, и к тому времени, как я закончу...

– Слишком поздно! – остановил его эмоциональный порыв Граф, тон голоса которого был ироничным.

– Что вы хотите сказать? Как это «поздно»?

– Граф просто имеет в виду, что коммунизм уже неоднократно являл миру примеры подобной демократии, которые обнажали его истинную сущность, – успокаивающе заметил Янчи. – И без обиды, доктор Дженнингс, разоблачение было сделано людьми, страдавшими от него годами, десятилетиями, а не короткий отрезок времени, равный уик-энду, как, скажем, в вашем случае.

– Вы призываете меня вернуться в Лондон и сидеть сложа руки? – Дженнингс помолчал, потом продолжал более спокойным тоном: – Это долг каждого, я поздно прозрел, но теперь, повторяю, это долг каждого честного человека – в какой бы ни было форме, в любой период времени оказывать сопротивление, остановить распространение проклятой коммунистической заразы.

– Слишком поздно, – еще раз сухо возразил Граф.

– Вы должны знать, что в других странах теоретики коммунизма и так уже терпят крах, – торопливо объяснил Янчи. – Не надо останавливать коммунизм, профессор, он и так уже остановился. О, конечно, в некоторых странах идеи коммунизма еще срабатывают, но в весьма ограниченных пределах и в странах, где уровень развития производства невысок, таких, как, например, Монголия. Они еще верят громким фразам и чудесным обещаниям о безбедной свободной жизни, но у венгров, чехов, поляков давно уже открылись глаза на истинное положение вещей. Так же и в других странах, где люди более активны политически, чем сами русские. К примеру, эта страна. Кому проще всего что-то внушить?

– Полагаю, молодежи. – Дженнингс с трудом сдерживался. – Умы молодежи всегда были наиболее чувствительны и податливы к...

– Верно. – Янчи кивнул. – И выкормленным с заботой любимцам коммунизма – писателям, интеллигенции. А кто участвовал в Венгрии в бунте против русских? Именно они – молодежь, интеллигенция. Тот факт, что восстание с самого начала было обречено на неудачу, в данный момент не играет роли. Важно, что идеи коммунизма потерпели поражение именно там, где у него были максимальные шансы на успех.

– Побывайте в церквях моей страны, – пробормотал Граф. – По воскресеньям полно народа, очень много детей. Тогда вы имели бы более полное представление насчет распространения коммунизма. Фактически, – продолжал он, – неудача идеологов коммунизма в наших странах может сравниться с их успехом в таких странах, как Италия и Франция, народ которых ничего не знает о коммунистах и не видел вот этого. – Он с отвращением махнул рукой, указывая на свою форму. – Человеческая натура поистине достойна удивления во все времена.

– Так что же мне делать? – ядовито осведомился Дженнингс. – Забыть этот печальный эпизод моей жизни, сидеть сложа руки и созерцать?

– Нет. – Янчи укоризненно качнул головой. – Вы меня не поняли. Этого я не пожелал бы никому забыть. Поезжайте на родину, доктор Дженнингс, расскажите своим соотечественникам, всем людям, и люди Центральной Европы не исключение, Богом дана только одна маленькая жизнь, и время быстротечно. Скажите, что нам тоже хотелось бы вдохнуть глоток свежего воздуха свободы, хоть бы глоток перед тем, как уйти. Скажите, что наше поколение ждет уже семнадцать долгих лет, а надежда не может существовать вечно. И мы не хотим, чтобы наши дети и наши внуки брели по темной и бесконечной дороге рабства, не видя света в конце. Скажите, что мы хотим немного: чтобы были мир, зеленые поля и чистый звон колоколов церквей.

Янчи, забыв про стакан, сидя на стуле, наклонился вперед, его лицо, скрываемое гривой белых волос, освещалось мигающим пламенем печи, оно было вдохновенным и отрешенным, в таком состоянии Рейнольдс его не видел еще никогда.

– Скажите вашим соотечественникам, что судьба нынешнего и будущего поколений – в их руках. Скажите, что на нашей Земле лишь одна истина имеет ценность – мир. Планета невелика, и мы должны жить на ней в мире и гармонии.

– Значит, вы призываете к сосуществованию? – уточнил Дженнингс.

– Да. Пожалуй, так. Сосуществование. Но что может предложить взамен разумный человек? Ужас термоядерной войны? Нет, сосуществование, если человечество хочет выжить.

Янчи говорил долго, иногда его прерывали Граф или Рейнольдс.

Потом в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием сосновых дров в печи и бульканьем закипающей воды в чайнике. Казалось, огонь зачаровал всех сидящих в комнате. Они пристально смотрели на пламя, как бы пытаясь увидеть в нем картины будущего, как рисовало их воображение Янчи. Но заворожило их не пламя, а проникающий, гипнотический голос Янчи, и то, что он говорил, задевало за живое, за самые чувствительные струны души, просто оседало в памяти. Даже профессор умерил свою запальчивость, и Рейнольдсу вдруг в голову пришла сумасшедшая мысль: если в его мысли мог прочитать полковник Макинтош, то сразу же по прибытии в Англию он остался бы без работы. Через какое-то время нарушил тишину Граф, он встал, подошел и налил всем в стаканы еще бренди, затем снова сел. И снова тишина. Никто не посмотрел на него, казалось, никто не хотел нарушать эту торжественную тишину. Каждый думал о своем. Рейнольдс – о словах давно умершего английского поэта, который несколько веков назад говорил примерно то же, что и Янчи. Внезапно резкий звонок телефона нарушил тишину и заставил всех вздрогнуть, а для Рейнольдса он прозвучал как звон колокола.