Наоми Френкель - Смерть отца

• Название: Смерть отца
• Автор: Наоми Френкель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-965-7288-49-8

Наоми Френкель – классик ивритской литературы. Слава пришла к ней после публикации первого романа исторической трилогии «Саул и Иоанна» – «Дом Леви», вышедшего в 1956 году и ставшего бестселлером. Роман получил премию Рупина.

Трилогия повествует о двух детях и их семьях в Германии накануне прихода Гитлера к власти. Автор передает атмосферу в среде ассимилирующегося немецкого еврейства, касаясь различных еврейских общин Европы в преддверии Катастрофы. Роман стал событием в жизни литературной среды молодого государства Израиль.

Стиль Френкель – слияние реализма и лиризма. Даже любовные переживания героев описаны сдержанно и уравновешенно, с тонким чувством меры. Последовательно и глубоко исследуется медленное втягивание немецкого народа в плен сатанинского очарования Гитлера и нацизма.

---

– Вы правы, Клотильда, – отвечает Оттокар, когда она приближает к нему свое большое лицо, он чувствует ее запах, и нервы его напрягаются при виде ее пунцовых губ.

– Вы даже не знаете, граф, что произошло с Манфредом, – шепчет она, – в момент любви он задушил в объятиях женщину. Тут же встал и сдался полиции. До сих пор не может объяснить, почему он это сделал. А я знаю, граф, он ее слишком любил. Приговорили его к пожизненному заключению за любовь, которая свела его с ума. И все же Господь сжалился над ним, граф: с ним, после двадцати лет тюрьмы, случился инсульт и парализовал половину его тела. Праведное дело совершил с ним Создатель. Из-за паралича был освобожден из тюрьмы, и вот, пришел ко мне. Бедный, несчастный мой.

Странно, но горячие взволнованные слова этой женщины ворвались, как источник живой воды в сердце Оттокара. Годами он не знал женщины, годами так не возбуждала его женщина, как теперь, эта сильная, красивая, здоровая телом Клотильда Буш.

– Пейте, граф, – голос Клотильды слегка охрип. – Еще рюмку.

– Пейте, граф, пейте, – поддерживает ее Густав несколько насмешливым голосом.

Со стен смотрят на них картинки, вырезанные из газет. Звезды кино, театральные актеры, футболисты, и против них всех – боксер Шмелинг! Глаз Манфреда следит за ними, как и глаза Вилли, стоящего за спиной Клотильды. Кошки крутятся и скачут вокруг них. Пес дремлет. Густав наливает себе еще рюмку, и Клотильда смотрит в свою полную доверху рюмку, смущаясь под взглядом графа.

– Граф, – говорит Густав, глядя на графа, не скрывающего вожделения, – пришло время двигаться дальше. Кажется мне, что вы на время оставили в покое вашего Гете.

– Что ты сегодня все время посмеиваешься над этим Гете? – выговаривает ему Клотильда. – Ты что, выпил уже до того, как пришел сюда?

– Ну, что ты, Клотильда, ни капли во рту не было, – Густав поднимается с места. – Что же касается Гете, Клотильда, тебе это объяснит граф, – и Густав подмигивает Оттокару.

– Мадам, – Оттокар встает, кладет свою ладонь в ее большую руку и чувствует, как электрический разряд проскакивает между ними, – мне очень приятно, мадам. До встречи, не так ли? Мы же еще увидимся?

– Увидимся, – смеясь, говорит Клотильда, – почему же не увидеться?

– Слушайте, – говорит Густав Оттокару уже на улице, – теперь мы идем к Отто.

– Кто это Отто?

– Придете и увидите.

Глядя на Оттокара, всунувшего руки в карманы пальто и негромко насвистывающего, Густав спрашивает:

– С чего бы такая радость?

– Потому что я здоров, Густав, абсолютно здоров.

– Прекрасно, – говорит Густав. – Отлично! – и подбрасывает шляпу.

У киоска стоит госпожа Шенке, сложив руки на своей пышной груди:

– …И тогда я пошла к ней и сказала ей…

Голова Отто торчит в окошке.

– Да, Отто, сказала ей, ты, несчастное существо, если он генерал, иди в полицию, корова, и принеси алименты для своих детей. Пусть оплатит тебе из своего богатого кармана. И что, ты думаешь, отвечает мне эта несчастная?

– Что? – напрягается Отто.

– Святая Мария, Отто, ну, что она могла ответить? Слушай, сказала она, Пауле пошел воевать за лучшую жизнь для моих детей… Иисус, кричу я ей, тупая корова, чем поможет твоим детям лучшая жизнь, если они будут ходить на кривых ножках? Разрыдалась она и добавила: Пауле вернется и переломает все мои кости, если я донесу на него в полицию. Так она сказала, эта корова.

– Пошел воевать за лучший мир, так она сказала? – с горечью смеется Отто.

– Именно так.

– О ком речь, можно узнать? – вмешивается Густав.

– Густав! – радостно восклицает Отто. – Это ты или твоя тень?

– Я и моя тень – едины, – отвечает Густав и с удовольствием прислоняется спиной к портрету Тельмана на стенке киоска.

– О ком речь? – кричит госпожа Шенке. – Что за вопрос о ком речь. О Пауле и моем муже Шенке.

– И что случилось с Пауле? – удивляется Густав. – Где он?

– Я могу тебе ответить, Густав, – говорит Отто. – Он и Шенке и еще многие, как они, проходят военную подготовку в лесах Пруссии. Армия Гитлера. Пауле там генерал. Республика разрешает им создавать свое войско. Соображаешь?

Густав пожимает плечами и подкидывает шляпу.

– И Пауле ведет армию Гитлера в лучший мир, – кричит госпожа Шенке, – и мой Шенке втянут в это дерьмо. В любое дерьмо он втягивается. За водкой, за Эльзой, за Гитлером, святая Мария…

– Что ты визжишь здесь? – сердится Отто. – Иди своей дорогой. Ну, а ты, Густав, что скажешь?

– Что скажу и о чем поговорю? – с явным удовольствием спрашивает Густав.

– Что? – выходит Отто из себя. – Скажи, говори, что означает вся эта мерзость?

– Что сказать и что говорить, – слышен голос старой женщины из-за спины Отто, – надо не говорить, а действовать.

Это мать покойного Хейни сына-Огня присоединилась к разговору.

– Действовать? – говорит Густав. – Но никто не приходит и не говорит, как действовать и что делать.

– Хотя это и так, – говорит женщина, одетая во все черное, – никто не говорит, что делать, каждый ковыряется в своем мусоре, вместо того, чтобы создать единый фронт. Вместо настоящей войны – болтовня и суета сует. Эти твои, Отто, придумали себе лозунг и орут его на каждом углу: «Придет Гитлер к власти – у всех раскроются глаза, и придет наш черед!» Мои же говорят: «Не будем вступать в эту скверну. Зло – оно в меньшинстве». Чепуха! Надо выйти на улицы, со знаменами, с оружием в руках. Как тогда, в дни путча Каппа. Кто мог тогда нам противостоять, Отто, кто?

Она смотрит прямо в глаза Отто.

– Если придут и скажут, что делать, я буду среди тех, кто действует, – говорит Густав.

– Также всегда говорил мой сын. Теми же словами.

Оттокар стоит сбоку, слушает. Полицейские ушли из переулока. На завалинки у домов пришли старики. На тротуаре крутит шарманку косоглазый, мелодия долетает до киоска Отто. Скамью заняли безработные всех возрастов. Большинство одето в лохмотья и выглядит, как побежденное войско, с трудом преодолевающее голод, холод, усталость и отчаяние, играя в карты и жуя табак.

«Что ты здесь делаешь? – спрашивает Оттокара внутренний голос и отвечает. – У них то же отчаяние и та же боль, как у меня».

Голубые глаза Клотильды Буш смеются, глядя на него.

– Граф, – слышит он голос Густава, – вы стоите и смотрите, словно нашли то, что искали, но руку Отто еще не пожали.

– Что он хочет здесь сделать? – удивляется Отто.

– Поставить здесь у тебя куклу, старого Гете.

– Ничего не понимаю, – удивление Отто усиливается.

– Вы не читали, – обращается Оттокар к Отто и старухе, стоящей с ним рядом, – о конкурсе, объявленном муниципалитетом Берлина?

– Господи, Иисусе, – хрипнет от гнева голос старухи, – с каждой доски объявлений смотрит на тебя маска с челкой на лбу. Я вообще не останавливаюсь у этих объявлений.

– Но о каком конкурсе речь? – все же интересуется Отто.

– Конкурс скульпторов на создание памятника Гете в рабочем квартале. Муниципалитет…

– Мне бы его заботы, нет у него на что тратить деньги, – сердитым голосом прерывает его Отто. – Кому здесь нужен Гете? Больше некуда что ли деньги вкладывать? – И Отто указывает на армию безработных на скамье и ватагу грязных детишек.

– 1932 год – это год Гете, – негромко говорит Оттокар.

– 1932 год – год выборов, – кричит Отто. – Выборы решат судьбу народа, а не скульптуры Гете. Им вы хотите дать Гете? – указывает Отто на скамью. – Им хлеб нужен.

– Вы же сказали сами, что надо что-то делать, и не знаете что и как. А я знаю. Мне кажется, что я знаю. Нужно хотя бы скромное начало, – решительным голосом говорит граф.

– Оставь его, Отто, – вмешивается старуха. – Хочет человек что-то сделать, не связанное со скверной, дай ему это сделать, – и глаза старухи смотрят на скульптора с выражением поддержки.

Скульптор едва вслушался в слова старухи. Глаза его были обращены на скамью между серыми липами.

– Боже мой, – слышит он ответ Отто старухе, – глупости! Мозги этих тупиц не понимают самых простых вещей, а ты придешь к ним с Гете?!

«Тут, Детлев, – шепчет внутренний голос Оттокару, – тут, в переулках, будет стоять памятник Гете из белого мрамора».

– Я вернусь сюда, – говорит Оттокар то ли себе, то ли слушателям.

– Граф, – смеется Густав, видя, как Оттокар не отводит взгляда от скамьи, – даже не думайте поставить вашу куклу на месте этой скамьи. Граф, они переломают вам кости.

Старуха бросает сердитый взгляд на Густава и переводит его на Оттокара.

«Не весь мир плох, Детлев, – шепчет внутренний голос Оттокару, – есть и хорошие люди, да, здесь, где люди режут друг друга, здесь, в пуповине этого мира – “будет свет”».

Клотильда Буш смеется.

– Да, мы снова увидимся, не так ли, – говорит Оттокар, и снимает шляпу в знак прощания.

– До свидания, – вежливо отвечают ему все трое.

Глава шестая

На улице Фридриха Великого сверкают огнями большие роскошные рестораны. Привратники в ливреях кланяются богато разодетым матронам и толстым представительным мужчинам. Вертящиеся двери не останавливаются.