Сергей Шингарев - "Чатос" идут в атаку

• Название: "Чатос" идут в атаку
• Автор: Сергей Шингарев
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Книга рассказывает о выполнении интернационального долга советскими летчиками-добровольцами, сражавшимися с фашистами в небе Испании в 1936–1939 годах, о боевой дружбе наших летчиков с авиаторами Испанской Республики и добровольцами других стран. Настоящее издание приурочено к 50-летию со дня начала национально-революционной войны в Испании.

---

6 февраля 1937 года мятежники и интервенты начали снос третье наступление на Мадрид, вошедшее в историю как сражение на реке Харама. Эскадрилья Р-зетов, которой командовал капитан Алонсо, наносила удары по противнику, подходившему к переправам через Хараму.

В одном из боев стрелок Шмидта Висенте был тяжело ранен, его увезли в госпиталь. Заменить стрелка-бомбардира было некем. Р-зет быстро подготовили к вылету, И Шмидт решил лететь один. Он не заметил, как во вторую кабину проскользнул Хуан. Не увидел его и механик, вытаскивавший из-под колес тормозные колодки. Самолет ушел в воздух.

Эскадрилья появилась над горой Эль-Пингаррон в момент, когда на нее ворвались итальянские танки и цепи марокканцев. Республиканская пехота с трудом сдерживала противника. Сбросив бомбы, Р-зеты снизились до бреющего полета и открыли по фашистам пулеметный огонь. И тут Шмидт услышал за своей спиной перестук пулемета. Он обернулся и увидел кудрявый затылок Хуана. Перегнувшись через правый борт кабины, испанец поливал фашистов огнем.

Р-зет произвел еще несколько атак. И все это время Курт слышал за своей спиной скороговорку турельного пулемета.

На подходе к аэродрому Шмидт еще раз обернулся. Обмотав голову шарфом, Хуан, как и положено стрелку-бомбардиру, сидел лицом к хвосту Р-зета. Ствол пулемета был направлен в зенит, прикрывая заднюю полусферу.

Едва самолет сел, летчики эскадрильи окружили его.

Подхватив на руки дрожавшего от холода и возбуждения Хуана, они с громкими криками начали подбрасывать мальчика вверх.

Один только Курт не разделял всеобщего восхищения. Когда восторги немного улеглись, он строго спросил Хуана:

— Кто тебе разрешил садиться в кабину боевого самолета? Неужели жить надоело?

Потупив голову, Хуан молчал.

— Ты что, в полете язык откусил?

— А вам жизнь не надоела? Почему вы без стрелка хотели лететь? — дрогнувшим голосом произнес Хуан.

— Война не детская забава, — нахмурился Курт. У испанца от обиды выступили слезы на глазах.

— Я не ребенок. Мне камарада Кутюрье рассказывал, что во время гражданской войны в России у них в полку воевали два разведчика — так им было по четырнадцати лет, а мне уже шестнадцать. — И, видя, что Шмидт по-прежнему угрюмо молчит, он добавил совсем тихо: — Я не хотел, чтобы вас фашисты убили. Поэтому и сел на место Висенте. Разве я не умею стрелять, командир? — впервые так обратился к Шмидту Хуан.

— Возьми его к себе стрелком, — вступил в разговор стоявший рядом командир эскадрильи капитан Алонсо. — Он храбрый мальчик. А что молод еще — это не страшно. Подрастет.

Так Хуан стал полноправным членом экипажа Р-зета. Немолодой, немногословный, много повидавший в своей жизни Курт держался со своим юным стрелком, как со взрослым, во всем равным ему человеком. Однажды в бою немецкие истребители сбили Р-зет из звена, которым командовал Шмидт. Самолет взорвался в воздухе, экипаж погиб. Когда Курт и Хуан вернулись на свой аэродром, испанец, потрясенный гибелью товарищей, и присущей ему прямотой и непосредственностью спросила Курта:

— Скажи, командир, когда ты видишь, как твои соотечественники жгут наши города и деревни, тебе не бывает стыдно, что ты немец?

Шмидт не обиделся.

— Стыдно, Хуан! Стыдно за тех немцев, кто летает и вашем небе на «юнкерсах» и «хейнкелях». Стыдно за тex, кто убивает ни в чем не повинных испанских детей и женщин. За таких немцев мне очень стыдно. Но ведь есть и другие немцы! И ты это прекрасно знаешь, мой мальчик. Хотя бы эти несколько тысяч, которые на вашей земле сражаются против фашизма. А разве можно тебя и твоих товарищей — испанцев поставить рядом с испанскими фашистами, льющими кровь своего народа?

Почти пять месяцев летали вместе, сражаясь за свободу Испании, немец Курт Шмидт и испанец Хуан Гонсалес. 20 июня 1937 года они ушли в свой последний боевой вылет…

Их похоронили в одной могиле на родине Хуана в Аранхуэсе. Вместо памятника на могильном холме установили пропеллер, на котором выбили их имена.

«Чатос» идут в атаку

В полдень 30 июня эскадрилья капитана Еременко прошла к Сото — аэродрому северо-восточнее Мадрида.

Вонзив в небо снежные вершины, на горизонте тем-игл и горы Сьерра-де-Гвадаррама. Окруженный деревьями, внизу лежал аэродром. С двухкилометровой высоты он казался совсем крошечным. Неужели придется садится на такой пятачок?

Но вот на земле закучерявился дымовой посадочный сигнал. Сомнений нет — эскадрилья над точкой.

Самолеты пошли на снижение. Одно за другим сели звенья Анатолия Серова, Леонида Рыбкина и Владимира Сорокина. Последним приземлились комэск Иван Еременко и Михаил Петров, прикрывавшие посадку эскадрильи.

— Самолеты замаскировать. Заправить горючим. Быть готовыми к вылету, — коротко распорядился Еременко, направляясь на командный пункт…

Аэродром Сото в недавнем прошлом был частным ипподромом, владелец которого, богатый испанский гранд, сбежал к мятежникам.

Летчики поселились в уютном старинном доме, стоявшим посреди запущенного парка. Аэродром не толькосверху казался крошечным, он действительно был невелик. Но его малые размеры компенсировались отличной маскировкой. Истребители, укрытые под густыми деревьями, были совершенно незаметны даже вблизи. Это было очень важно: совсем близко, за горами Сьерра-де-Гвадаррама, находились фашистские аэродромы Сеговии и Авилы…:

К исходу дня на Сото приехал комиссар советских летчиков-добровольцев Филипп Александрович Агальцов. Комиссару хотелось познакомиться с летчиками, которых с завтрашнего утра командование республиканской авиации решило ввести в бой в районе Мадрида. Ведь многие из них впервые встретятся с хитрым и опытным противником.

Комиссар знал, что предусмотрительный Птухин поставил первой задачей эскадрилье разведку района Толедо. «Пойдут всем составом. В случае встречи с противником легче будет».

Летчиков во главе с командиром Агальцов застал на стоянках, около истребителей, где кипела работа по подготовке к завтрашнему вылету. Вместе с Еременко и интендантом эскадрильи, полным, говорливым майором Альфонсо, Агальцов зашел в дом, где предстояло жить пилотам.

За ужином, когда все собрались в столовой, комиссар завел разговор о том, что не могло не волновать летчиков.

— Многие из вас завтра впервые пойдут в боевой вылет. Мне хотелось бы знать, как вы думаете: от чего в первую очередь зависит успех в воздушном бою?

Еременко напряженно ожидал, что ответят комиссару его летчики.

Несколько секунд все молчали.

— Ну, может быть, ты, Анатолий, скажешь, — обратился комэск к Серову.

— Полагаю, что успех в бою в первую очередь зависит от подготовки и мужества летчика. Конечно, и от того, на какой машине он ведет бой, — ответил Серов.

— Постой, но ведь в небе ты не один. Рядом с тобой будет сражаться вся эскадрилья. Противника тоже ее счета сбрасывать нельзя.

— Мне думается, что многое будет зависеть от взаимопонимания и взаимодействия, в бою, — добавил Якушин.

— И наверно, еще от личной инициативы каждого. — вставил Рыбкин.

— Очень хорошо, — поддержал Агальцов. — Я бы подчеркнул еще один важный фактор — глубокое сознание того, за что вы здесь сражаетесь. Ведь каждый сбитый нами самолет, каждый пригвожденный к земле враг — но не только ваш личный боевой счет. Это в первую очередь удар по фашизму… Эскадрилья ваша интернациональная, — продолжал он. — Смотрите, среди вас и испанцы, и русские, и украинцы, югослав, австрийцы, американец. Прямо не эскадрилья, а символ братства всех народов, — с улыбкой закончил комиссар.

Все сразу задвигались, заговорили. Молчал только американец, высокий рыжеволосый Альберт Баумлер. Он плохо понимал по-русски; поэтому он только одобрительно кивал головой, когда техник Александр Рыцарев, который уже почти год находился в Испании, переводил ему на испанский то, что говорили летчики и комиссар.

— Ну а вы, Баумлер, что об этом думаете? Ведь вы уже давно воюете с фашистами, — желая вовлечь американца в разговор, обратился к нему Агальцов. — В этой эскадрилье вы ветеран.

— Да, я тут с января. Меняется состав, а я остаюсь и остаюсь. Русские летчики — надежные партнеры в воздушном бою, в этом я не раз убеждался. В беде никогда не оставят. И потом, ваши ребята бескорыстны. Не спорят, кто сбил фашиста. Ведь нам, американцам, платят за вылеты и за сбитые. Как видите, к сожалению, я еще живу в капиталистическом мире, — Баумлер невесело улыбнулся.

— А как вы попали в Испанию? — заинтересовался Агпльцов.

— Это длинная история, коронель[12].

— А все-таки?

Баумлер взял из коробки у рядом сидевшего Серова папирocy, помял ее в руках. Все замолчали, приготовившись, слушать. Мешая русские и испанские слова, то и дел прибегая к помощи Рыцарева, американец стал рассказывать: