Никита Павлов - Чужаки

• Название: Чужаки
• Автор: Никита Павлов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

---

Укрывшись за замшелой сосной, один из разведчиков остался наблюдать, второй побежал к Карпову с радостной вестью — белые прячутся по избам, проход свободен.

Распростившись с провожающими, группа двинулась в глубь леса. До наступления дня нужно как можно дальше оторваться от фронтовой полосы. Шли один за другим, след в след. Впереди, саженях в двухстах, Редькин, за ним Алексей, потом остальные. У всех одна забота: во что бы то ни стало обмануть врага, незамеченными добраться до цели. А дойти до нее не просто. Из трехсот верст пути половина проходит по густо населенной местности. В каждом крупном русском поселке белогвардейские дружины. На хуторах русские мироеды и немецкие колонисты готовы перегрызть глотку каждому, кто будет заподозрен в сочувствии красным. В башкирских деревнях лютуют муллы и кулачество.

Бедняки или ушли с Красной Армией, или, подавленные террором, молчат, стиснув зубы. Кое-кто из середняков все еще продолжает колебаться, не зная, к кому примкнуть лучше.

В штабе было принято решение продвигаться по ночам. На первую дневку группа остановилась в избе лесного сторожа. Ни один мускул не пошевелился на его лице, когда красноармейцы один за другим входили в избу.

— Здравствуй, дед! — приветствовал хозяина Редькин, первым вошедший в незапертую дверь.

— Здравствуй! — спокойно ответил сторож, продолжая подвязывать лапоть.

— Один? — спросил Михаил, бегло осматривая помещение.

— Нет, с богом и духом святым.

— Ну вот и мы еще в компанию, — засмеялся вошедший в избу Алексей, — теперь совсем будет весело.

— Кому, может, и весело, — исподлобья осматривая пришедших, ответил сторож, — а кому и нет.

— Отчего же, старина? Власть теперь у нас новая, по рядки хорошие, живи не тужи…

Закончив подвязывать лапоть, старик грубовато ответил:

— Не мели, чего не следует. Думаешь, не вижу, кто такие?

Алексей протянул старику руку.

— Если видишь, то это еще лучше. Будем друзьями.

— Да уж я вам не враг, — усаживаясь на лавку, ответил старик, — зачем пожаловали-то?

— Передневать хотим.

Старик засопел, покосился на снятые и сложенные в угол котомки, обвел немигающим взглядом разрумянившиеся лица пришедших и, отвернувшись к окну, сказал:

— Не очень умно придумано. Белые рядом. Лучше бы двигались вперед. Здесь сидеть опасно, — и, показывая в окно, добавил:

— Того гляди нагрянут. Каждое утро за дровами приезжают.

— Много? — спросил Алексей.

— Нет, человека четыре, иногда пять.

— В избу заходят?

— Всякое бывает, когда заходят, а когда и нет…

— Ну пятеро не страшно. Справимся, — сказал Алексей, снимая полушубок. — Где хуже, сказать сейчас трудно.

Давайте будем пока чай кипятить. Иди, Михаил, за водой.

Через несколько минут под треногой затрещал костер.

В избе стало веселее. За неимением чайника на треногу поставили ведро.

Сторож сидел на лавке и угрюмо смотрел в окно, казалось, что он забыл о прибывших и думал о чем-то совершенно другом.

Алексей сел около стола, рядом с ним поместился Мальцев. Пронин и Пустовалов разбирали провизию, Редькин возился у огня.

Как ни странно, но Алексей до сих пор еще не решился заговорить с Мальцевым о Машутке. Последние дни он особенно страдал и почти не переставая думал о ней. Пустовалов передал ему содержание Машуткиного письма, рассказал о необыкновенной встрече ее с отцом. Но ни отец Машутки, ни Пустовалов не могли понять, почему она пошла в белую армию. И никто из них не мог объяснить, что значат в конце концов ее путаные слова о мести красным.

Сейчас, когда все неотложное было позади, Алексей, пытливо вглядываясь в задумчивое похудевшее лицо Мальцева, осторожно подбирая слова, спросил:

— Не пойму я, Никита Сергеевич, что все-таки заставило Машу пойти к белым? На авантюристку она не похожа, и голова у нее на плечах вроде не плохая, сама могла рассудить, что к чему, а вот, поди ты, какая глупость…

Мальцев посмотрел на Алексея.

— А откуда ты ее знаешь?

Алексей рассказал о знакомстве с Машуткой у Пустоваловых и тут же добавил, что она ему очень понравилась своей простотой и душевностью.

И тогда Мальцев не выдержал:

— Обманули ее! Обманули, подлецы!

— Кто же мог это сделать? — сдерживая волнение, спросил Алексей.

Мальцев, тяжело вздохнув, долго молчал.

— Ее обманули. Маша на такое подлое дело ни за что бы не решилась. — Он с тоской посмотрел на Алексея и глухо добавил: — Повидать бы ее, да ведь разве потом, когда кончим дело. — И вдруг сердито: — За такое и по затылку ей надавать не грех.

— А почему, Никита Сергеевич, вы думаете, что ее обманули? — спросил Алексей, хотя понимал, что разговор об этом бередил рану Мальцева. Но ведь и ему, Алексею, было нелегко.

Выслушав Карпова, Мальцев поднял голову, медленно покачал ею и глухо заговорил:

— Иначе не может быть. Я знаю свою дочь. Она еще молода и доверчива. И мне кажется, что… — Он помолчал, как-то сбоку покосился на Алексея и сказал почти шепотом: — Меня ведь красные арестовали. На этом и обманули.

Иначе не может быть. Поверила, не разобралась. Кругом волки. У меня там немало врагов осталось, вот они и воспользовались. Не надолго это. Разберется, поймет. Не может она им служить, не может!

Мальцев схватился обеими руками за голову и так горестно посмотрел на Алексея, что тот понял: дальше говорить об этом не следует, эти разговоры ничего, кроме мук и сомнений, не принесут.

Мысли Алексея оборвал голос Редькина.

— Готово, друзья! Давай на стол собирать будем, — закричал он, стаскивая с треноги ведро. — С утра да с морозца горяченькой водички выпить совсем не плохо. Не зря башкиры говорят: «чай не пьешь — какая сила будет». Только вот чая-то у нас тово… Нет… Ну да ладно, от этого революция не пострадает.

Пронин с Пустоваловым поставили на стол жестяные кружки, положили по ломтику хлеба на каждого. Пригласили хозяина, но он отказался.

— Чего мне вас объедать, я сыт. Поберегите припасы для себя, они вам еще, ох, как сгодятся. — Потом он сходил в сени и, возвратившись, положил на стол большой кусок вареной и замороженной козлятины. — Вот ешьте, да не думайте, что последнее, у меня мясо всегда есть, в лесу живу.

— Спасибо, старина, — обрадовавшись гостеприимству хозяина, — ответил Алексей. — Но ты и сам садись с нами.

— Нет, благодарствую. Ешьте на здоровье, а я лучше в окно погляжу.

Алексей понял, что старик беспокоится, как бы не нагрянули белогвардейцы. Помолчав, он сказал:

— Ты не сердись, отец. Мы понимаем, что если белые узнают про нас, то тебе не поздоровится. Но у нас не было другого выхода.

Старик долго не отвечал, потом, как видно, решившись, заговорил:

— Не думайте, что не понимаю, что к чему. У меня в красных два сына. С беляками мне в мире все равно не жить. Они думают: мы не видим, что в руках-то у них та же нагайка, что и при царе. Да народ-то теперь не тот, чтобы изголяться над собой разрешил. Хватит уж, натерпелись.

— Но пока не видно, чтобы народ у вас на дыбы встал, — заметил Алексей.

— Это как смотреть будешь. Вот у нас вчера в селе сходка была, дракой кончилась. Список зачитывали добровольцев. Семьдесят человек решило начальство записать. Тут же грозить начали. Дескать, если не пойдете, силой погоним. Ну наши вопрос поставили: хотим послушать, что сами добровольцы скажут. Оказалось, больше половины не записывались и пойти не хотят. «Если, говорят, мобилизация, насильно, тогда другое дело, а добровольно сами идите». Ну и пошло, и пошло. Председатель ругаться стал: «Такие-сякие, не мазаные, это вы, — говорит, — мобилизацию хотите, чтобы к красным перебежать», — и давай читать телеграмму, а в ней просьба карателей прислать. «Если, — кричит, — не запишетесь, сегодня же пошлю ее в город. А завтра ждите гостей. Но, — говорит, — знайте, придется вам плакать красными слезами. Кнут-то в добровольцы все равно загонит». Тут кто-то из наших возьми да камнем в его и запусти, да так ловко, сукин сын, что его со стола как ветром сдунуло. — Старик рассмеялся и добавил:

— Ихних человек десять драться набросились, да их скоро уняли. Одного, кажется, совсем уходили. На этом сходку и кончили. А к вечеру… — Старик запнулся и показал на окно:

— Вот принесла нелегкая. Раз… два… пять человек. Сам Кумря с ними. Главная сволочь…

Из леса прямо к дровам подъезжали пятеро саней. Около поленницы с передних саней соскочил, одетый в новенький дубленый полушубок, в черные валенки и шапку-ушанку, здоровенный прапорщик. Дождавшись, когда солдаты начнут накладывать дрова, он, поправляя на поясе револьвер, сдвинул набекрень ушанку и, еще раз что-то крикнув солдатам, вразвалку пошел к избе.

Алексей вопросительно посмотрел на товарищей.