Мария Жукова - Маршал Жуков — мой отец

• Название: Маршал Жуков — мой отец
• Автор: Мария Жукова
• Издательство: Изд-во Сретенского монастыря
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7533-0481-0

Воспоминания младшей дочери маршала Г. К. Жукова Марии Георгиевны Жуковой, члена Союза писателей России, рисуют живой образ непобедимого полководца, сумевшего в безбожные времена сохранить сердце православного христианина. Книга написана простым языком и предназначена для широкого круга читателей.

---

Запись о крещении младенца Георгия 20 ноября 1896 г.

Почтительное отношение к родителям, особенно тогда, когда они стареют и становятся немощными, было характерной чертой отца, усвоенной от предков, односельчан. «Чти отца твоего и матерь твою» — такова заповедь, данная Богом людям.

Святитель Макарий Московский в проповеди на Новый год говорил, что люди желают счастья друг другу, но мало кто задумывается над тем, в чем состоит ключ к этому счастью. Он заключается прежде всего в исполнении заповеди «Чти отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет и долголетен будешь на земле». Ключ к благоденствию семей, к благоденствию всего народа — в ее исполнении.

Моя бабушка Устинья Артемьевна, которую я, к сожалению, никогда не видела, кроме как на фотографиях, старость свою провела в семье, окруженная уважением и заботой. Не было никогда у русских того, что насильно прививают нам сейчас — стремления отделяться от стариков, тем более сдавать их куда-нибудь, чтобы не были обузой.

Дом в деревне Стрелковке, в котором родился будущий маршал

На даче в Сосновке во время войны Устинья Артемьевна доживала свой век. Она выходила на крыльцо и любила подолгу сидеть там и дышать воздухом. Ее дорогой сын был на фронте, она думала о нем и, я не сомневаюсь, просила Бога, чтобы Он сохранил ему жизнь. «Материнская молитва со дна морского поднимает», — так говорят верующие. Сколько раз сын ее был буквально на волосок от смерти!

Как-то она подозвала к себе молодого солдатика, Сергея Маркова, служившего на даче в охране. (Он рассказывал мне об этом, будучи уже пожилым человеком). Подозвала, расспросила, как мать, о тяготах службы, дала из кармана конфет…

Бабушку Устинью я знала по портрету, который висел в моей комнате на стене. Она в платочке, старенькая, с суровым, морщинистым лицом, натруженными руками.

Мне нравится иногда перечитывать первую главу книги отца, в которой он так хорошо написал о своем детстве. Некоторые фразы помню почти наизусть. «„Плохо поступают дети, когда забывают своих матерей“ „Со мной, мать, этого не случится,“ — твердо сказал я». Мне дороги эти слова отца, сказанные им при прощании. Их он никогда не нарушил: всю жизнь заботился о ней, помогал во всех нуждах. Нравятся мне и другие, от сердца идущие, слова сострадательной любви: «На полустанке Протва меня встретила мать. Она очень изменилась за эти четыре года и состарилась. Спазмы сжали мне горло, и я еле сдержался, чтобы не разрыдаться».

Именно в детстве зародились те стремления и качества, которые потом возросли и укрепились в душе отца.

* * *

Однажды меня пригласили выступить с воспоминаниями об отце перед военными. После моего рассказа ко мне подошел офицер и сказал: «Мне кажется, что вашего отца можно рассматривать только с православных позиций, иначе ничего в нем не поймешь». Я ответила, что давно так думаю и хочу написать о нем и о его жизни именно под таким «углом зрения».

Отец был по рождению и воспитанию, по самому своему мировосприятию православным человеком, как православны были его солдаты, вместе с ним перед боем говорившие: «Ну, с Богом!» Позже прочитала у Достоевского фразу, которая, хотя и сказана в XIX веке, может быть вполне отнесена к поколению моего отца: «Кто не понимает Православия — тот никогда и ничего не поймет в народе»[8] (надо понимать, что и в каждом отдельном представителе русского народа).

Он впитал веру православную в тысяче мелких, часто незаметных подробностей жизни той, дореволюционной России.

Вряд ли в какой русской крестьянской семье принимались за работу, садились за стол, ложились спать или поднимались утром, не помолясь Богу. С этого же начинали и учебу. Ребенок знал: учение — свет, и входил в мир с ожиданием света, который просветит его ум. В школе он начинал изучать азбуку: «аз, буки, веди, глагол, добро», а душа впитывала: «я-буквы-узнаю-творю-добро».

В церковно-приходской школе преподавался Закон Божий (фрагменты из Священной истории Ветхого и Нового Завета в доступной детям форме, церковно-славянская грамота, краткий катехизис, молитвы, церковное пение). О годах учебы в школе у отца остались теплые воспоминания. Директором школы был священник Н. З. Ремизов, отец назвал его в воспоминаниях тихим и добрым старичком, он преподавал Закон Божий, а учителем был его сын — Сергей Николаевич, «опытный педагог и хороший человек». Егорка учился на «отлично» и окончил школу с похвальным листом.

Чему же учили детей в дореволюционное время? В букваре, по которому дети учились в то время в церковно-приходских школах, читаем, к примеру:

«Дела милости внешние: „Алчущего напитати. Жаждущаго напоити. Нагаго одеяти…“ Дела милости духовные: „Нести неправды с терпением. Обиды повинным прощати“».

Изречения из Священного Писания:

Не твори зла, и не постигнет тя зло (Сир 7,1).

Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его во истине (Пс 1 и, 18).

Вся, елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им (Мф 7, 12; Лкб, 31)[9].

Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный (Мф 6, 15).

Будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть (Лк 6, 36)

Всем подобает нам явиться пред Судищем Христовым (2 Кор 5, 10).

Из «Краткого нравоучения»:

«Помни всегда, что ты для того в свет родился, чтобы тебе всем, сколько возможно, во всяком случае делать добро.

Будь трудолюбив и убегай праздности.

Никогда не лги, а говори только правду, ибо всякая ложь и обман есть вреднейший из всех пороков. Если солжешь однажды, то и впредь не будут тебе верить.

Ежели будешь человеколюбив, то будешь и сам от других любим».

Так с самых ранних пор ребенок учился отличать добро от зла, учился милосердию, честности, трудолюбию.

Отец запомнил на всю жизнь, как благословляла его в детстве мать, когда провожала из деревни в Москву. Что-то будет впереди? Он пишет в своей книге об этом так: «Помолившись, присели по старинному русскому обычаю на лавку. „Ну, сынок, с Богом!“ — сказала мать и, не выдержав, горько заплакала, прижав меня к себе».

* * *

У отца были хорошие учителя, которые давали ему уроки, запомнившиеся на всю жизнь.

Когда отец жил и учился в Москве у своего дяди, Михаила Артемьевича, произошел эпизод, описанный отцом в его книге и упомянутый в воспоминаниях двоюродного брата отца, Михаила Михайловича Пилихина. Когда дяди не было дома, мальчишки, в том числе и мой отец, сели играть в карты, в «двадцать одно». Играли на старые пуговицы, собранные во дворе, — их выкидывал сосед, военный портной. Играли в карты с таким азартом, что и не слышали, как вошел на кухню Михаил Артемьевич. Егор держал банк, ему везло. Вдруг кто-то дал ему здоровую оплеуху. Он оглянулся и — о, ужас — хозяин! Все бросились врассыпную. «Ах, вот для чего тебе нужна грамота? Очки считать?», — закричал он. Затем собрал карты и уничтожил их. Он знал, что азартные игры до добра не доведут. Урок запомнился на всю жизнь… По воспоминаниям Михаила Михайловича его отец вообще старался отучить ребят от всего плохого.

В годы учебы в Москве отец регулярно бывал на церковных службах, старший мальчик Кузьма, находившийся на учении в мастерской М. А. Пилихина, водил его и других мальчиков по субботам — на всенощную и в воскресные дни — на литургию. «В большие праздники, — вспоминал отец, — хозяин (так он называл родного дядю. — М. Ж.) брал нас с собой к обедне в Кремль, в Успенский собор, а иногда и в храм Христа Спасителя…».

Дядя Г. К. Жукова Михаил Артемьевич Пилихин

Какие впечатления ложились на душу Егорки? Может быть попробовать взглянуть на Кремль той поры глазами тоже мальчика, будущего писателя И. С. Шмелева («Лето Господне»)?

«Посмотрели соборы, поклонились мощам-святителям, приложились ко всем иконам, помолились на гвоздь Христов, а он за стеклом, к стеклышку только приложились… А народ ходит благолепно, радуется на всё, так все и говорят: „Вот где покой-отдохновение, душа гуляет“ И это верно, все забывается, будто и дом не нужен… ну как у Троицы.

…Потом мы Царя-Колокола смотрели, подивились… лазили под него, в пещерку, где у него бок расколот, и покричали-погукались там, гулко так. И Царя-Пушку видели. Народ там говорил — всю Москву может разнести, такая сила. Она-то Наполеона и выгнала-настращала, и все пушки он нам оставил, потом их рядком уложили. И на Иван-Великую колокольню лазили. Сперва-то ничего, по каменной лестнице. Долезли до первого пролета, на Москву поглядели, ух, высоко! И главный колоколище тут». Или взглянем на храм Христа Спасителя: «золотистый, легкий, утренний… в ослепительно золотой главе: прямо в нее бьет солнце».