Элиза Вернер - Роковые огни

• Название: Роковые огни
• Автор: Элиза Вернер
• Издательство: Книжная фабрика «Глобус»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7707-7756-7

Основу романа Э.Вернер "Роковые огни", как и других ее произведений, составляют взаимоотношения между людьми. С первых строк читатель видит отношение автора к своим героям. К одним она питает любовь и сострадание, наделяя красотой, умом и благородством, других окружает некоторым отчуждением, посылая им различные испытания, но чаще всего дает возможность проявиться их лучшим человеческим качествам.

---

По лицу молодого человека, только что сиявшему, пробежала тень, и теперь уже он опустил глаза.

— Да, сегодня же после обеда, — ответил он упавшим голосом.

— В таком случае у меня еще одна просьба: вы скажете своей невесте все — слышите? — все! Мы оба обязаны сказать ей правду. Я сегодня же подробно напишу ей о случившемся, а вы подтвердите то, что будет в моем письме, не правда ли?

Виллибальд, взглянув на свою собеседницу, произнес:

— Вы правы. Тони должна узнать все, всю правду; я уже решился на это, прежде чем пришел сюда, но это будет для меня тяжело.

— О, наверно, нет! Тони добрая и доверчивая девушка; она поверит мне и вам на слово, что мы оба нисколько не виноваты.

— Нет, я виноват, по крайней мере, перед своей невестой. Я еду в Фюрстенштейн только для того... — он остановился и глубоко перевел дух, — чтобы просить Тони возвратить мне мое слово.

— Боже мой, но почему? — воскликнула девушка, которую это признание привело в ужас.

— Почему? Потому что сейчас было бы нечестно с моей стороны предлагать Тони руку и вести ее к алтарю; потому что только теперь я понял, что важнее всего при обручении и женитьбе, потому что...

Виллибальд не продолжал, но его глаза говорили так ясно, что Мариетта без труда все поняла; ее лицо вдруг ярко вспыхнуло, она попятилась и сделала резкое отрицательное движение рукой.

— Господин фон Эшенгаген, молчите! Ни слова больше!

— Я не могу больше молчать! Я честно боролся с собой, пытался сдержать свое слово все время, пока жил в Бургсдорфе; я даже думал, что это возможно. Но, приехав сюда и увидев вас в день представления «Ариваны», я вдруг понял, что сопротивляться больше я не могу. Я не забывал вас ни на минуту и не забуду до конца жизни! Вот в чем я хочу откровенно признаться Тони; то же самое скажу я и матери, когда вернусь домой.

Признание было сделано. В Фюрстенштейне для этого нужна была помощь матери. Теперь же он говорил так тепло и задушевно, так прямо и честно, как в подобных обстоятельствах должен говорить мужчина. Он неожиданно для самого себя смело подошел к Мариетте, которая убежала к окну, и вновь заговорил; его голос, только что звучавший твердо, вдруг стал неуверенным.

— Ответьте мне еще на один вопрос! были очень бледны, когда открыли мне дверь, у вас были заплаканные глаза... Я понимаю, что эта история была вам неприятна, но... может быть, вы немножко боялись... и за меня?

Ответа не последовало; послышалось только легкое всхлипывание.

— Вы боялись за меня? Одно только маленькое, коротенькое «да», Мариетта! Вы не можете себе представить, как оно меня осчастливит!

Он наклонился к девушке. Она медленно подняла опущенную головку; ее глаза светились затаенным счастьем, а губы едва слышно прошептали:

— Я? Ах, я чуть не умерла от страха за последние два дня!

Виллибальд со страстным восклицанием привлек ее к своей груди, но только на одно мгновение; она быстро вырвалась из объятий.

— Нет, не теперь! Уйдите... прошу вас!

Он сразу выпустил ее и отступил.

— Вы правы, Мариетта, не теперь! Но когда я верну себе свободу, то приду сюда и потребую от вас другого «да». Прощайте!

Прежде чем Мариетта успела опомниться, Виллибальд выбежал. Вдруг она услышала голос Бергер, которая уже несколько минут стояла на пороге и теперь в ужасе подошла к ней.

— Господи, Боже, что это было, дитя? Что это значит? Неужели ты забыла?..

Мариетта не дала ей закончить; она обняла ее за шею и страстно воскликнула:

— Ах, теперь я знаю, почему так рассердилась тогда, когда он позволил своей матери оскорбить меня! Мне было так невыносимо больно считать его бесхарактерным и трусом! Я полюбила его с первой минуты!

18

В доме Вальмодена готовились к зимним праздникам. В течение а многочисленные покои посольского дворца, бывшего в распоряжении Вальмодена, роскошно отделывались и обставлялись. Первый большой прием был назначен на следующей неделе, и, ожидая это событие, супруги были заняты бесчисленными визитами.

В то же время посланник был очень занят служебными обязанностями. Правда, праздничное настроение было вконец испорчено успехом «Ариваны». Теперь ему было почти невозможно было выступить против Роянова; «искателя приключений» просто носили на руках, и его поэтический талант восхвалялся, где только можно. Двор и общество не могли от него отвернуться, не скомпрометировав себя; к тому же было еще сомнительно, решатся ли его отвергнуть на основании одних намеков. Успех сделал Гартмута почти неуязвимым.

В довершение к этим неприятностям посланника известили о приезде Фалькенрида. От него нельзя было скрывать истину, иначе он мог узнать ее от других. Полковника ожидали на днях, и остановиться он должен был в посольстве, так как не был чужим и Адельгейде: она и ее брат выросли у него на глазах.

Когда десять лет тому назад майора Фалькенрида перевели в провинцию, он был назначен командиром полка, стоявшего в маленьком городке, который, находясь поблизости от штальбергских заводов, полностью от них зависел. Новый майор слыл образцовым служакой, но в то же время был нелюдимом; он только на службе чувствовал себя в своей тарелке, а все свободное время посвящал изучению военных наук и ненавидел общество. Он был одинок, и это избавляло его от необходимости принимать гостей у себя, сам же он бывал только там, куда обязан был являться в силу своего служебного положения.

Однажды по делам службы он вынужден был познакомиться со Штальбергом, являвшимся царьком всего промышленного округа и принимавшим у себя сливки общества. Штальберг был единственным человеком, которому удалось поближе сойтись с Фалькенридом. Они уважали друг друга, и Штальберги могли похвастать тем, что Фалькенрид довольно часто и охотно гостил в их доме. Он посещал его на протяжении многих лет, и дети Штальберга выросли у него на глазах; поэтому Вальмоден был обижен, когда Фалькенрид не приехал на его свадьбу, объяснив это тем, что отлучиться ему не позволяет служба. Но Адельгейда мало или, скорее, ничего не знала о прошлом полковника. Она считала его бездетным и только от мужа услышала, что он очень рано женился, через несколько лет развелся с женой и в настоящее время вдовец.

Приблизительно через неделю после возвращения Вальмоденов, когда около полудня Адельгейда сидела в своей комнате за письменным столом, ей доложили о приезде Фалькенрида; она быстро встала, бросив перо, и поспешила навстречу прибывшему.

— Добро пожаловать, полковник! Мы получили вашу телеграмму, и Герберт непременно хотел встретить вас на вокзале, но, как нарочно, герцог назначил ему в этот час аудиенцию, и он до сих пор во дворце. Поэтому мы могли послать за вами только экипаж.

Ее приветствие было дружеским, но в ответе гостя не чувствовалось ни малейшей сердечности. Фалькенрид серьезно и холодно пожал протянутую ему руку и садясь сказал:

— Ничего, успеем еще увидеться, когда Вальмоден вернется.

Фалькенрид, действительно, изменился так сильно, что его трудно было узнать. Если бы не его мускулистая фигура и манера держаться, его можно было бы принять за старика. В пятьдесят два года он был седым как лунь, лоб весь в морщинах, глубокие, резкие линии избороздили лицо, от этого он казался на десять лет старше; все в нем точно застыло, и смотрел он с мрачной замкнутостью. Он производил впечатление человека, которому все совершенно безразлично, за исключением своих служебных обязанностей.

— Я, кажется, помешал вам, Ада? — спросил он, по старой привычке называя молодую женщину так, как ее звали в отцовском доме, и бросил взгляд на стол, где лежало неоконченное письмо.

— О, это не к спеху, — возразила Адельгейда. — Я писала Евгению.

— А! Я привез вам поклон от брата; он был у меня третьего дня.

— Я знаю, что он собирался в Берлин и хотел зайти к вам. Ведь он не видел вас почти два года, да и я видела вас только мельком, проездом через Берлин. Мы надеялись, что вы придете в Бургсдорф, где мы провели несколько дней, и, мне кажется, Регина была очень обижена тем, что вы и на этот раз не приняли е приглашения.

Полковник мрачно потупился.

— Регина знает, как дорого мне время, — уклончиво ответил он. — Но вернемся к вашему брату, Ада. Мне хотелось поговорить с вами, и потому я рад, что застал вас одну. Что произошло между Евгением и вашим мужем? У них какие-то разногласия?

Адельгейда смутилась, но ответила беззаботным тоном:

— Ничего особенного; они вообще не ладят.

— Не ладят? Вальмоден почти на сорок лет старше вашего брата и, кроме того, его опекун; младший, безусловно, должен уступать.

— Разумеется; но Евгений, несмотря на свое доброе сердце, часто бывает вспыльчив и говорит не подумав; он и мальчиком был такой.

— К сожалению. Когда он займет видное и ответственное положение, которое его ожидает, ему придется сильно поработать над собой, если он захочет исполнять свои обязанности хоть приблизительно так, как его отец. Но мне кажется, здесь что-то другое. Ада, я сказал совершенно безобидную фразу о вашем мужестве, а именно, что никак не предполагал, что вы так честолюбивы. Евгений вдруг разгорячился, стал страстно защищать с, заговорил о какой-то жертве, которую сестра принесла ему, в пылу гнева у него вырвались такие выражения и намеки, что я был до крайности поражен.