Джулия Стюарт - Сват из Перигора

• Название: Сват из Перигора
• Автор: Джулия Стюарт
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 5-86471-438-6

Все люди либо ищут любви, либо ждут ее, либо мечтают о ней — даже в крошечной французской деревушке, где проживает всего-то 33 человека, изучивших друг дружку вдоль и поперек. Вот и парикмахер Гийом хандрит, понимая, что в жизни его нет главного — великой любви. Тоска усиливается, когда в один прекрасный день он обнаруживает, что часть односельчан изменила ему с брадобреем из соседней деревушки, а другая часть совершила и вовсе тяжкое преступление — облысела. Однако французы народ предприимчивый, и Гийом открывает новое дело — брачное агентство. Отныне он — сваха. Тут-то в деревушке и начинается настоящее светопреставление, поскольку наружу выплескиваются все пылкие чувства, доселе старательно скрываемые сельчанами.

«Сват из Перигора» — очаровательная, искрящаяся солнцем комедия о тернистых дорогах любви, о том, что даже по соседству можно обнаружить истинное сокровище, и не беда, что оно лысое. Роман невольно вызывает в памяти знаменитый фильм «Шоколад», он столь же обаятелен и элегантен.

---

— По-моему, она выглядит замечательно, — продолжала Лизетт Робер. — Не знаю, почему все только и говорят что о ее седине. Видел бы ты, что она сделала с замком! Помнишь, какая там вечно была грязища? Сейчас там и пылинки не сыщешь. Пахнет, правда, все так же, пометом летучих мышей, но она говорит, что ей нравится.

Лизетт Робер встала из-за стола и вынула из буфета баночку паштета из зайчатины.

— Смотри! Она даже продает там всякие банки-склянки с тем, что готовит сама. Хотя с меня она денег не взяла.

Сваха без слов принял баночку и взглянул на рукописную этикетку. Он сразу узнал этот почерк, даром что откопал ее письмо только накануне. Найти тайник оказалось совсем не трудно: несколько футов вглубь, прямо под морозником, луковицу которого его мать как-то скормила сыну в качестве общеизвестного средства от глистов — случай, навечно оставшийся в памяти всех членов семьи Ладусет благодаря почти фатальным последствиям. Лопата звякнула о металл, Гийом нагнулся и вытащил из земли до боли знакомую красную жестянку. Он отнес сокровище на кухню и, разложив на столе старый выпуск «Зюйд-Вест», принялся счищать землю влажным полотенцем. Вскоре он уже мог прочесть знакомые слова: «Доктор Л. Гюйо, фармацевт первого класса. Пастилки от кашля. Состав: деготь, терпен, ментол-бензол». Поначалу жестянка не поддавалась, но затем все-таки открылась, явив миру еще одну крышку — с портретом великого врачевателя собственной персоной — роскошные, густые усы и затейливая надпись: «Специалист по грудным болезням». А уже там, под ней, сложенное вчетверо, лежало письмо Эмилии Фрэсс — точь-в-точь как в тот день, двадцать девять лет назад, когда он спрятал его.

Собравшись с духом, Гийом вынул письмо из жестянки. Он осторожно развернул его, перечитал и, дойдя до финальной строчки — «Надеюсь вскоре получить от тебя весточку», — почувствовал знакомую боль раскаяния.

Гийом Ладусет сидел за кухонным столом — лет за плечами больше, чем впереди, — и думал о дне, когда Эмилия Фрэсс покинула Амур-сюр-Белль. О долгих часах, что просидел на каменной ограде перед ее домом, так и не успев попрощаться с ней перед дальней дорогой. О букетиках ландышей, что с тех пор каждый год в первый майский день втайне оставлял там на счастье — по древнему обычаю, которому ни разу не следовал до ее отъезда. О дне, когда пришло ее письмо, и как его мать положила конверт на тумбочку у кровати сына, чтобы тот мог распечатать его наедине с собой. Думал о счастье, которое испытал, прочитав письмо, и о невыносимом страхе из-за того, что ему нечего ей рассказать, — страхе, который и помешал написать ответ. О боли, что изводила его в конце той весны, когда соловьи перестали петь, ибо это значило, что они нашли себе пару. И об ужасе, что с тех пор тисками сжимал его сердце с приходом марта, когда те же соловьи до глубокой ночи наполняли мир своей песней.

Перестав наконец изводить себя за свою трусость, сваха аккуратно сложил письмо, вернул его обратно в жестянку и плотно закрыл крышку. Медленно-медленно он поднялся по лестнице в спальню, опустился на край кровати и выдвинул ящик ночного столика. Он поставил жестянку внутрь, рядом с единственной вещью, хранившейся там, — регулярно смазывавшимся складным охотничьим «нонтроном» с самшитовой рукояткой и выжженными на ней старинными узорами — ножом, которым не пользовались вот уже двадцать девять лет.

— Выглядит аппетитно, правда? — спросила Лизетт Робер. — Я как раз собиралась попробовать. Составишь мне компанию?

— С удовольствием, — ответил Гийом Ладусет, витая мыслями где-то далеко.

— У меня аж слюнки текут. Она, кстати, говорит, что подстрелила этого зайца сама.

С этими словами Лизетт Робер выставила на стол баночку корнишонов, багет, две тарелки и два ножа. Затем достала из холодильника упаковку «Кабеку» и, зная, что сыр подтачивает отвращение гостя к слухам подобно тому, как вода точит камень, поставила поближе к Гийому. Сев за стол, повитуха открыла паштет, понюхала, провозгласила его бесподобным и предложила собеседнику. Воспитанность не позволила ему ответить отказом, он подцепил паштет ножом и передал обратно хозяйке. Лизетт Робер размазала темную, комковатую массу по хлебному ломтику и с аппетитом отправила в рот.

— Изумительно! — вынесла вердикт она. — Давай, налегай.

Гийом молча нагрузил свой кусок багета и с неохотой поднес к губам. Мгновение он колебался, не решаясь попробовать пахучее мясо, сдобренное тимьяном, чесноком, красным вином и луком, — ведь всего этого касалась рука, которую ему так хотелось сжимать почти три последних десятилетия. Гийом даже не успел проглотить, как уши пронзила боль, и он, выскочив из-за стола, распахнул заднюю дверь, дабы Лизетт Робер не учуяла резкий запах гниющих цветов, что исходил от его хандры.

Пока они ели, Лизетт Робер болтала о чертовом муниципальном душе, о том, как она по ошибке забыла новую бутылочку с шампунем в кабинке и как, вернувшись, нашла ее абсолютно пустой. Хорошо еще, что шампунь был с отчетливым запахом яблок, добавила она, и ей не составило большого труда вычислить по запаху всех преступников. Гийом Ладусет, которому только сейчас удалось отвлечься от мыслей об Эмилии Фрэсс, втайне вздохнул с облегчением, ибо, когда он сам сдавил бутылочку в душе, там было уже пусто.

— А как у тебя с работой? Есть какие-нибудь успехи? — поинтересовалась повитуха, пододвигая «Кабеку» поближе к гостю.

Тот словно вдруг вспомнил что-то очень важное: вскочил из-за стола, взял букет артишоков и презентовал его Лизетт Робер, стараясь — несмотря на непрожеванный корнишон — выглядеть как можно торжественнее, что включало в себя даже некое подобие поклона.

— Это… — сваха выдержал паузу для пущего эффекта, — тебе.

— Большое спасибо, Гийом, очень мило с твоей стороны, — ответила повитуха, принимая подарок. — Они замечательные. А я думала, у тебя в этом году артишоки не уродились.

— Кто тебе сказал?

— Никто, — слукавила та.

Сваха вернулся за стол.

— Они не мои, — сознался он, недовольный, что кто-то судачит о его артишоках у него за спиной. — Их вырастил кое-кто другой. Твой тайный обожатель, между прочим.

— Тайный обожатель?

— Лизетт, я должен признаться, что я здесь по долгу службы. Один джентльмен пришел ко мне в контору и сразу же подписался на нашу «Непревзойденную Золотую Услугу». Сие означает, что у него на уме есть конкретная кандидатура и ему хотелось бы с ней познакомиться. И эта кандидатура, мой друг, — ты.

Лизетт Робер выглядела явно озадаченной.

— С чего бы кому-то вдруг захотелось со мной знакомиться?.. — с сомнением спросила она.

Что Лизетт Робер проклята, первой поняла ее мать — в тот самый миг, как разрешилась от бремени. Все предыдущие ее дети явились на свет синюшными уродцами, а младшенькая — чудесным розовым пионом, и матери хватило одного взгляда на присосавшееся к ее груди личико, чтобы понять: до конца дней девочка обречена тянуть непосильное бремя под названием «красота». Каждую ночь она молилась Всевышнему, прося смилостивиться и сделать так, чтобы красота ее ребенка увяла, тогда как супруг, ни сном ни духом не ведавший о проблемах, что поджидают малышку в будущем, целовал свою маленькую принцессу в макушку — так часто, что у той на всю жизнь там осталась вмятинка. Многочисленные братья и сестры Лизетт, внешность которых можно было назвать в лучшем случае «характерной», в силу юного возраста не понимали, что прелестное личико младшей сестренки является чем угодно, только не благом, а потому из зависти окрестили ее «уродкой».

На первых порах скрыть сей физический недостаток труда не составляло. Пока малышка лежала в коляске, мать просто прикрывала ей личико белым хлопчатобумажным платком своего мужа. Но стоило девочке подрасти, как она наловчилась стягивать платок, и тайное стало явным. Услышав о непревзойденной красоте Лизетт, люди из окрестных деревушек толпами валили полюбоваться на чудо-ребенка. В конце концов мать не выдержала.

— Цирк им тут, что ли! — вскричала она и заперла дверь на засов.

— Они всего лишь хотят посмотреть на девочку, — пытался успокоить ее супруг, встревоженный столь бурной реакцией.

— Погоди, то ли еще будет, — ответила та без дальнейших объяснений и плотно закрыла ставни.

Господь мольбы матери не услышал. Более того, с годами очарование Лизетт лишь усиливалось. Осознав это, мать объявила, что отныне ноги ее больше не будет в церкви, — и сдержала слово, не отступив от клятвы даже по случаю похорон двоюродной бабки, которых ждала несколько десятков лет. Позже она достала свое завещание и приписала внизу заглавными буквами: похоронить себя рядом с курятником в самой глубине сада, ибо утешение она находит, лишь глядя на жуткие птичьи хари. Мать начала обряжать свою младшую в самые отвратительные одежки, сочетая жуткое дурновкусие старших сестер Лизетт с самыми кошмарными обносками братьев. Но все было тщетно. Дикие тряпки лишь оттеняли девичью красоту, превращаясь в некий особенный стиль, которому кое-кто из юной поросли Амур-сюр-Белль упорно пытался подражать, к ужасу своих родителей.