Фолькер Арцт - Умные растения

• Название: Умные растения
• Автор: Фолькер Арцт
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: Природа и животные
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91678-094-9

Как они заманивают и обманывают, защищаются и помогают друг другу.

Обычно мы не задумываемся об этом, однако растения вынуждены ежедневно решать чисто человеческие проблемы. Им нужно хорошо питаться, чтобы расти, защищаться от агрессоров и конкурентов, чтобы выживать, искать партнера, чтобы продолжить род, и в конце концов — заботиться о потомстве. Но как же растения, не обладающие ни мозгом, ни нервами, ни мышечной силой справляются с такими сложными задачами? Новейшие открытия демонстрируют, что у растений есть и аналог нервной системы, и своя мускулатура, и даже… нечто вроде мозга! В книге немецкого физика, писателя и телеведущего Фолькера Арцта впервые, причем наглядно и увлекательно рассказывается о том, как цветы, травы, кусты и деревья «придумывают» все новые решения своих повседневных проблем.

---

Волосяная защита от дождя, как считал Шпренгель, — удивительно продуманный механизм: она позволяет задерживать капли дождя, но не отгоняет насекомых. Поскольку у них есть хоботки, эти существа могут и при наличии волосков без труда наслаждаться неразбавленным цветочным соком.

Честно говоря, создается ощущение, что все это притянуто за уши (или за волоски, если угодно). Видимо, такого же мнения придерживались современники Шпренгеля. С какой стати растениям заботиться о благе насекомых? Зачем делиться с ними нектаром? К чему следить за тем, чтобы он оставался стопроцентно чистым? Слишком уж много тут несуразностей, тем более что цветочный сок в те времена рассматривали совсем по-иному. Некоторые ботаники видели в нем лишь ядовитые выделения, другие считали, что нектар — смазочный материал для завязей. Подобные теории могли родиться лишь за письменным столом.

Шпренгель не разделял этих бурных фантазий, он придерживался «цветущей» действительности и вскоре обнаружил другие доказательства того, что нектар предназначен для насекомых. Так, ректор с удовлетворением обнаружил, что опыляемые ветром растения не содержат нектара. Ну а самый обычный цветочек развеял его последние сомнения: в центре незабудки имеется маленькое желтое кольцо. Оно сразу бросается в глаза; этому символу верности цветок даже обязан своим названием. Однако никто до тех пор не задавался вопросом, чему могло служить это кольцо, есть ли у него какая-нибудь иная функция. Первым был Христиан Конрад Шпренгель.

Он тоже посчитал кольцо символичным, но с точки зрения насекомых. Эта броская маркировка должна указать путь к нектару: тут, в центре, и есть цель! Здесь угощают сладкой жидкостью. И действительно, в центре кольца располагается крошечное отверстие для хоботка — этакое горлышко, ведущее к нектарнику.

Конечно, все это могло оказаться случайностью, но Шпренгель, однажды придя к этой мысли, нашел у большинства цветков специальные линии, пятна или точечные узоры. Эти «нектарные метки», как он сам их называл, всегда расположены там, откуда можно достать цветочный сок. Словно цветки с помощью обводок, подчеркивания и прочих средств выделения пытаются объяснить насекомым, что нужно делать.

Столь тонкое взаимодействие низших животных и бездушных растений показалось современникам Шпренгеля чрезмерным. Гёте, который и сам написал книгу «Опыт о метаморфозе растений», был прямо-таки раздосадован. Ректор ничего не объяснял, а лишь наделял природу человеческим разумом. Уже сам вопрос о том, почему это так и для каких целей служит, обнаруживал совершенно ненаучный подход. В защиту Гёте следует сказать, что тогда, за семьдесят лет до Дарвина, никто не мог и предположить, что природа вообще способна на практичные и сколько-нибудь разумные решения.

Даже подвергнувшись критике совета уважаемых научных мужей, Шпренгель не отступил. Он, правда, не мог спросить насекомых, что они думают о нектарных метках, однако в лучших традициях научного мышления попытался подвергнуть сомнению свою собственную гипотезу. Если нектарные метки встречаются и у ночных цветков, тогда его предположение можно считать опровергнутым, потому что ночью отметины совершенно не видны и, следовательно, не могут служить указателем цели.

После нескольких ночных экскурсий Шпренгель понял: его догадки подтвердились — цветы, раскрывающиеся только ночью (например, ослинник двулетний), не имеют нектарных меток. В цвете и вовсе нет необходимости — им нужно быть как можно светлее, «чтобы в темноте попасться на глаза насекомым». И вдобавок, как обнаружил Шпренгель, эти цветы источают сильные ароматы, чтобы привлечь к себе внимание.

Можно только удивляться наблюдательности Шпренгеля и тому, как тщательно он присматривался к нуждам цветов. Да и цель, которую преследуют растения, открывая «трактиры» с нектаром, была ему ясна уже тогда. Насекомые прилетают не просто так. Они приносят пыльцу с других цветков и стряхивают ее на рыльце пестика, прокладывая себе дорогу к «нектарной стойке». Или, наоборот, запорашивают себя пыльцой, касаясь пыльников. Нектар — это, так сказать, плата за опыление. Можно сказать и больше: каждый цветок со всеми его особенностями — размером, запахом, цветом — создан специально для опыляющих его насекомых, — чтобы хоть разок зазвать их в гости.

С позиций сегодняшнего дня можно сказать, что цветковые растения открыли принцип клиенториентированной компании. Они привлекают потенциальных посетителей яркой внешностью и соблазнительными запахами. Гарантируют удобство взлета и посадки. Устанавливают указатели на пути к заправочной станции. Снабжают вход утолщениями, препятствующими скольжению. И наконец, предлагают свежие, неразбавленные напитки. Сервис такого рода клиенты запомнят и вернутся еще не раз — или подыщут похожий постоялый двор. Насекомые — тоже жертвы привычки.

Вывод: цветки используют все возможные виды рекламы, чтобы, завоевав насекомых-клиентов, использовать их как курьеров.

Для нас это представление уже стало привычным, однако и в свое время Шпренгель, используя десяток цветков, предоставил настолько убедительные доказательства и подкрепил их столь точными рисунками, что даже удивительно, почему его идеи не нашли никакого отклика и почему его сначала порицали, а затем и вовсе игнорировали. Быть может, на это повлияла его грубая манера общения? Например, он наградил своих коллег титулом «кабинетных ботаников», говоря, что для них главное — «потворствовать желаниям собственной утробы». Правда, решающим фактором было все-таки иное.

Книга Шпренгеля опередила время. Она считалась ненужной и никому не интересной. Читатель не принял «Раскрытую тайну природы», потому что для него не существовало никакой тайны. Если проблема не видна, нет необходимости в ее решении. Все давным-давно знали (или полагали, что знают), как растения самоопыляются, не привлекая к этому насекомых. Цветки справляются сами. Ведь мужские тычинки и женские пестики соседствуют в одном цветке. Мудрый Создатель сделал цветы гермафродитами, потому что они не способны найти друг друга и совокупиться. Это казалось настолько очевидным, что самоопыление цветов возвели в догму. Тычинкам нужно лишь немного наклониться или дождаться дуновения ветра, чтобы передать пыльцу пестику, — и вот уже свершился «цветочный акт любви». К чему глупости Шпренгеля о пчелах, шмелях, мухах, комарах и прочей живности, на которую и положиться-то нельзя?

Близкородственное скрещивание нежелательно

Шпренгель, конечно же, был в курсе учения о самоопылении. Но в минуты сомнений доверял скорее своим глазам, чем мнению ученых мужей. Каждый день он все больше понимал, что его растения не собираются придерживаться этой догмы. Напротив, они целенаправленно пытаются исключить самоопыление или по крайней мере затруднить его.

Например, иван-чай. Начав цвести, он первым делом тянет все восемь тычинок к солнцу, предлагая пыльцу. Однако его рыльце еще не готово ее принять. Пестик созреет позднее, когда пыльники уже завянут и высохнут. Временное расхождение в развитии пыльников и пестика исключает самоопыление. Цветок избегает близкородственного скрещивания, или инцухта.

У всех цветков, которые изучал Шпренгель, тычинки и рыльце пестика созревали в разное время. «Такое впечатление, будто природа не хочет, чтобы цветок был оплодотворен своей собственной пыльцой».

Однако если собственная пыльца отвергается, то, по логике, необходима чужая. А ее нужно каким-то образом доставить. Без насекомых не обойтись.

Вот только ученые и университетские профессора упорно придерживались догмы самоопыления, отвергая участие «букашек». Но если бы они совершили вылазку на природу, им пришлось бы столкнуться с любимым примером Шпренгеля — луговым шалфеем. В случае с этим растением за действиями насекомых можно проследить собственными глазами.

К моим самым ранним детским воспоминаниям относятся два непостижимых чуда, которые я, будучи маленьким мальчиком, с удовольствием наблюдал снова и снова. Первое — яркая кукушка, обитавшая в настенных часах; она регулярно вылезала из-за дверки и, наклоняясь, куковала. Как это ей удавалось? А вторым чудом были столь же непостижимые движения лугового шалфея. Впервые их показал мне отец, а потом я сам, лежа на лугу, вновь и вновь приводил в действие цветки шалфея. Нужно было лишь слегка надавить соломинкой на цветок, и вот, словно по волшебству, сверху спускаются две ножки с тычинками, точно два пальчика, стремящиеся пощекотать мою соломинку. Как только я ослаблял давление, пальчики снова втягивались в цветок — моя кукушка почти так же пряталась в свой часовой домик.

Этот рычажный механизм лугового шалфея до сих пор производит на меня потрясающее впечатление — не только когда я сам привожу его в действие (с помощью карандаша или ручки), но и тогда, когда его «заводит» пчела. В поисках нектара она пикирует на цветок, оба пыльника опускаются, точно шлагбаум, и припудривают ей спинку.