Г. Штоль - Мифы классической древности

• Название: Мифы классической древности
• Автор: Г. Штоль
• Издательство: Директ-Медиа по изданию Минск 2001
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2004

Боги Олимпа, как известно, ведут себя как люди: любят, ревнуют, участвуют в походах и войнах. А люди занимаются тем же, с той лишь разницей, что они смертны, а еще тем, что уже более двух тысяч лет притягивают, восхищают, и воспитывают целые поколения. И Геракл, и Тезей, и Мелеагр, совершающие великие подвиги, и Орфей, спускающийся в царство Аида, и Икар, поднимающийся к солнцу, – вечные примеры высот мужества, любви и духа, которых может достичь человек. Даже если все они заложники богов.

Перевод B. И. Покровского, П. А. Медведева 

---

И затем он отбросил копье в сторону и стал снимать с Гектора свои собственные доспехи, облитые кровью. Между тем сбежались к трупу и другие ахейцы и дивились, смотря на Гектора, на исполинский рост его и чудный образ. Ахилл же, обнажив тело убитого, стал посреди ахейцев и так говорил им: "Други ахейцы, бесстрашные слуги Арея! Вот помогли мне боги предать смерти того, кто сделал нам более зла, чем все илионцы. Ударим теперь на крепкостенную Трою, изведаем помыслы троянцев: думают ли они бросить свои твердыни или намерены продолжать защищаться, несмотря на то, что нет уже в живых их вождя? Но что замышляю я, что говорю вам! Неоплаканный, непогребенный еще, лежит Патрокл у судов! Пойте же, ахейские мужи, победную песнь и пойдем к кораблям: добыли мы великую славу, повержен нами мощный герой, которого троянцы чтили как бога!" Так говорил Ахилл и проколол на ногах Гектора сухожилия, и, продев ремни, привязал тело его к колеснице, потом, подняв снятые с погибшего доспехи, встал на колесницу и ударил коней бичом. Быстро понесся Ахилл к кораблям, влача за собой тело Гектора; растрепались черные кудри Приамова сына, черной пылью покрылось лицо его: попустил Олимпиец опозорить героя на родной земле его, которую так долго и так доблестно защищал он от врагов. То видя, громко зарыдала Гекуба, рвала седые волосы на голове, била себя в перси и, исступленная, пала на землю; горько рыдал и старец Приам, подняли плач и все граждане Трои: вопли раздавались по целому городу – словно разрушался весь Илион, от края до края объятый гибельным пламенем.

Андромаха сидела в то время в отдаленнейшем тереме дома и ткала, не предчувствуя никакой беды; она велела прислужницам развести огонь и греть воду: чтобы была готова вода для омовения Гектору, когда он вернется с ратного поля. Вдруг слышит Андромаха крики и вопли на Скейской башне: вздрогнула она и, от испуга, выронила из рук челнок; знала Андромаха, что супруг ее никогда не бьется вместе с другими, а всегда летит вперед, и подумалось ей: уж не отрезал ли Ахилл Гектора от троянцев и не напал ли на него, одинокого, вдали от стен Илиона? Затрепетало в ней сердце, и, как безумная, бросилась она из терема к башне. Войдя на стену и увидев, как бурные кони Пелида мчат по полю тело Гектора, Андромаха упала навзничь и, казалось, испустила дух. Вокруг нее собрались невестки и золовки, подняли ее и, бледную, убитую скорбью, долго держали на руках. Придя наконец в себя, бедная зарыдала и, обращаясь к окружавшей ее толпе троянских жен, так говорила: "О, Гектор, горе мне бедной! На горе мы с тобой оба родились на свет: ты – в Илионе, я же, несчастная, в Фивах, в доме царя Ээтиона. Ты нисходишь, супруг мой, в обитель Аида, в подземные бездны, и навеки покидаешь меня, безутешную, с сирым и бедным младенцем: много горя предстоит сироте впереди, много нужды и оскорблений! С поникшей головой, с заплаканным, в землю потупленным взором будет он ходить по отцовым друзьям и знакомцам и смиренно просить милости то у одного, то у другого. Иной, сжались, протянет бедному чашу и даст омочить в ней уста – только уста, нёба во рту из чаши омочить не позволит. Чаще же всего сироту будут гнать прочь от трапезы, будут бранить и оскорблять грубым, бессердечным словом: "Поди прочь, – скажет ему счастливый семьянин, – видишь, отца твоего нет между нами!" И, плачущий, возвратится несчастный, голодный младенец к матери своей, бедной вдовице. Чего ни испытает, чего ни перенесет теперь Астианакс, лишась отца! Наг лежит теперь отец его Гектор у кораблей мирмидонских, черви гложут его бездыханное тело, терзают его алчные псы!" Так, горько рыдая, говорила Андромаха; с ней вместе рыдала и стенала вся толпа троянских жен.

Погребение Патрокла

(Гомер. Илиада. П. XXIII)

Возвратясь к своим судам, на берег Геллеспонта, греки быстро разбрелись по широкому ратному стану. Но мирмидонцам Пелид не позволил расходиться. Не отпрягая коней, они на колесницах своих направились к месту, где лежал Патрокл, и трижды объехали всей ратью вокруг тела, рыдая и скорбя сердцем о безвременной гибели вождя; обильными потоками струились слезы по лицам воинов, орошались слезами доспехи их, орошался песок под их ногами. Потом, сняв доспехи и отпрягши коней, мирмидонские бойцы сели вокруг Ахиллова корабля: здесь устроил им Пелид блистательный похоронный пир. В это время пришли к Ахиллу вожди ахейские и увели его в шатер царя Агамемнона; здесь приготовлена была вождям трапеза: Агамемнон велел развести огонь и согреть воды: хотел он убедить Ахилла омыться от крови и бранного праха, но Пелид не стал трапезовать с вождями и отказался от омовения. "Клянусь Зевсом, высочайшим и сильнейшим из богов! – воскликнул он. – До тех пор не коснется сосуд омовений головы моей, пока не предам огню тела друга и не насыплю над ним высокого кургана!" Агамемнон не перечил огорченному герою, и вожди сели за трапезу. И когда они утолили голод, все разошлись по шатрам успокоиться после дневных тревог. Только Пелид не пошел в свой шатер – пошел он на берег немолчно шумящего моря и, окруженный толпой мирмидонцев, лег на землю; звучно бились о берег мутные, пенистые волны; и в скором времени шум их усыпил истомленного боем Пелида: тихий, сладкий сон, утешитель печальных, укротитель тревог, разлился над героем. Тут явилась ему душа несчастного Патрокла, стала она у спящего в головах и, печальная, так говорила ему: "Спишь, Ахилл! Неужели успел ты забыть меня? Ты горячо любил меня живого – неужели будешь безучастен к мертвому? Погреби ты меня, впусти скорее во врата аида: тени умерших гонят меня от своей обители и, томясь, скитаюсь я без пристанища перед широковоротным аидом. Дай руку мне, друг: больше не приду я на землю, не будем, как бывало, бродить вдвоем и совещаться о ратных делах; злой рок разлучил меня с живыми друзьями. Близок и твой час, Ахилл: и тебе, бессмертным подобный герой, суждено пасть здесь, под высокими стенами Трои! И еще одну мольбу обращу я к тебе – ты внемли и исполни: пусть кости мои покоятся вместе с твоими, в одной урне; как мы с тобой не разлучались от дней юности, так да не разлучатся и наши кости". – "Все совершу я, все исполню, как ты завещаешь!" – воскликнул Ахилл, простирая руки к дорогой тени, но тень исчезла, как исчезает дым или облако в небе. Быстро вскочил Ахилл, пораженный видением, и, всплеснув руками, так говорил мирмидонцам: "Так подлинно души умерших нисходят в подземные обители Аида! Целую ночь стояла надо мной тень несчастного Патрокла – бесплотный, печальный и стенающий призрак!" Слова Пелида пробудили новую скорбь в душах мирмидонцев.

В небе занялась румяная заря, предвестница близкого утра. Тут мирмидонцы приступили к погребению Патрокла: царь Агамемнон послал отряд воинов за лесом для погребального костра. Взяв в руки топоры и веревки, воины под предводительством Мериона отправились на лесистую Иду; дружно принялись они рубить высокие дубы – с треском и громом падали подрубленные деревья, а ахейцы рассекали их на бревна; часть подрубленного леса повезли мулы, а другую понесли сами дровосеки. Весь лес этот громадной кучей сложен был на берегу Геллеспонта, на том месте, где Ахилл хотел насыпать могильный курган над прахом Патрокла. После того Пелид дал позволение мирмидонцам скорей облекаться в доспехи и впрягать коней в колесницы; и тогда бойцы, облеченные оружием и доспехами, взошли на колесницы, подняли тело Патрокла и понесли к костру. Впереди ехали конники, за ними густой, многочисленной толпой шли пешие; посредине толпы друзья Патрокла несли его тело, голову сзади поддерживал Ахилл. Печален был вид Пелида; тяжело было ему провожать верного друга в обитель Аида. Когда шествие приблизилось к месту, на котором назначено было предать огню тело Патрокла, Ахилл, подойдя к костру, срезал с головы своей русые волосы, посвященные отцом его Сперхию, богу фессалийской реки, и, взглянув на темнопучинное море, воскликнул: "Сперхий, напрасно отец мой Пелей обещал по возвращении моем принести тебе пятьдесят тучных овец. Ты не внял мольбе Пелея, не исполнил ее – не видать мне родной земли; пусть же мои кудри пойдут в могилу вместе с доблестным Менетидом Патроклом!" Так сказал Ахилл и вложил срезанные волосы в руки верного друга: то видя, плакали ахейцы, сожалея как о Патрокле, так и о безутешно печальном Пелиде. Царь Агамемнон, по желанию Ахилла, отослал народ от костра и оставил при нем одних вождей рати.

Вожди, вместе с Ахиллом и Агамемноном, положили на высокий костер тело Патрокла и с головы до ног покрыли его туком овец; мясо же жертвенных животных разложили они кучами вокруг костра. Кроме того, Ахилл поставил возле тела кувшины со сладким медом и чистым маслом, бросил на костер четырех коней и двух из девяти псов своих, которых сам он вскормил остатками от своих трапез. Наконец возложил Пелид на костер двенадцать тел троянских юношей, убитых им накануне в реке Ксанф, и, разжигая костер, воскликнул: "Радуйся, Менетид Патрокл, радуйся в самой обители Аида. Все совершаю я для тебя, что обещал совершить. Вместе с тобой пожрет огонь и двенадцать юношей, славных сынов Трои; но Приамова сына, Гектора, огонь не коснется; не пламя пожрет его тело, а алчные псы!" Так угрожал Пелид, полный гнева и скорби, но не сбылись его угрозы, алчные псы не касались тела Гектора: денно и нощно стерегла его Киприда и умащала его благовонной амброзией, Аполлон же защищал от солнечных лучей густым, тенистым облаком.