Г. Штоль - Мифы классической древности

• Название: Мифы классической древности
• Автор: Г. Штоль
• Издательство: Директ-Медиа по изданию Минск 2001
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2004

Боги Олимпа, как известно, ведут себя как люди: любят, ревнуют, участвуют в походах и войнах. А люди занимаются тем же, с той лишь разницей, что они смертны, а еще тем, что уже более двух тысяч лет притягивают, восхищают, и воспитывают целые поколения. И Геракл, и Тезей, и Мелеагр, совершающие великие подвиги, и Орфей, спускающийся в царство Аида, и Икар, поднимающийся к солнцу, – вечные примеры высот мужества, любви и духа, которых может достичь человек. Даже если все они заложники богов.

Перевод B. И. Покровского, П. А. Медведева 

---

Наступило утро. Рабыни развели огонь в очаге. Телемах встал, повесил меч на плечо, взял в руки копье, вступил на порог горницы и сказал Эвриклее: "Няня, угостили ли вы сладким питьем и едой нашего гостя? Приготовили ль ему хорошую постель? Или не хотели позаботиться о нем? Родительница моя, кажется, от горя потеряла всякое соображение – оказывает почести людям недостойным, наглым женихам, а о хорошем человеке не заботится". – "Сын мой, – отвечала Эвриклея, – не обвиняй мать без оснований.

Странник насладился питьем и едою, сколько хотел, а от мягкого ложа сам отказался и спал в сенях на воловьей коже". Телемах после этого в сопровождении своих собак отправился на площадь, а Эвриклея приказала рабыням поспешнее все изготовить к пиру – женихи должны были собраться ранее обыкновенного, потому что этот день посвящен был Аполлону – праздновалось новолуние. Одни рабыни опрыскивали полы, мели их, другие покрывали скамьи пурпурными покрывалами, иные мыли столы, полоскали кратеры и чаши, а двадцать рабынь ушли к колодцу за водой. Пришли также служители женихов и стали колоть дрова; Эвмей пригнал трех жирных боровов и дружелюбно приветствовал своего старого гостя, а Мелантий, пригнавший коз к пиру, увидев Одиссея, снова обратился к нему с бранью. "Ты все еще здесь, старый бродяга, – сказал он. – Еще всем надоедаешь своей неотвязчивостью? Мне кажется, ты иначе со мной не расстанешься, как испробовав моих кулаков". Одиссей ему не отвечал, но только сердито тряхнул головой.

Между тем пришел и Филотий, коровник, пригнавший корову и несколько коз. Привязав животных в сенях, он подошел к Эвмею и спросил: "Кто этот чужеземец, пришедший в наш дом? Он хотя и в лохмотьях, но имеет царственный вид. Впрочем, боги и могучих царей подвергают иногда испытаниям". Потом обратился с приветствием к Одиссею: "Радуйся, отец-чужеземец! Ты удручен нищетою, да ниспошлют тебе боги изобилие! У меня выступили слезы из глаз, когда я увидел тебя, ибо ты напомнил мне моего господина, который, если жив еще, бродит без пристанища на чужбине в таком же рубище, как ты. Еще юношей поставил он меня главным над стадами в Кефалонии; стада размножаются хорошо, но – горе мне! – я принужден выбирать лучших коров и пригонять сюда на пир этим грабителям. Ни сына Одиссея они не боятся, ни гнева богов и замышляют уже поделить между собой все богатства царя Одиссея. Я давно бы ушел с горя со своим стадом в иную страну, если бы не было Телемаха и если бы я не надеялся на то, что Одиссей воротится и выгонит грабителей". Одиссей отвечал: "Честный коровник, ты, я вижу, человек хороший и имеешь здравый рассудок, поэтому я тебя обрадую и скажу тебе, что твой господин возвратится прежде, чем ты выйдешь из этого дома, и что ты, если захочешь, увидишь собственными глазами, как он будет истреблять женихов. Клянусь в том громовержцем Зевсом и гостеприимным очагом Одиссеева дома!" – "Если исполнятся твои слова, чужеземец, – сказал Филотий, – то увидишь, что и мои руки не останутся праздными". То же сказал и Эвмей и вознес молитву к богам о возвращении Одиссея.

День мести

(Гомер. Одиссея. XX, 241; XXII, 501)

Между тем женихи собрались все вместе и совещались о том, как убить Телемаха. В это самое время появился с левой стороны высоко в воздухе летящий орел с трепещущей голубкой в когтях. Анфином, увидя это, сказал товарищам: "Други, замысел наш нам никогда не придется исполнить; подумаем лучше о пире". Все послушались совета и пошли к дому Одиссея. Войдя, они скинули мантии, сложили их на скамейку и стали резать свиней, коз и корову; вынув внутренности, зажарили их и поделили между собой. Эвмей между тем раздавал кубки, Филотий – хлеб, а Мелантий разливал вино. Одиссея Телемах посадил у дверей горницы на плохом стуле и поставил ему небольшой стол. Потом, подав ему яства и вина, сказал: "Сиди здесь спокойно и утешайся вином вместе с гостями; обид и насмешек не страшись, я не допущу оскорблять тебя – здесь дом Одиссея, отца моего; а вы, женихи, удержитесь от насмешек и обид, чтобы не произошло у нас ссоры!" Женихи закусили от досады губы, а Антиной сказал им: "Как ни досадны, друзья, слова Телемаха, не принимайте их к сердцу. Если бы не воля Зевса, давно бы мы заставили замолчать говоруна".

Когда мясо было зажарено, начался праздничный пир. Одиссей, по приказанию Телемаха, получил также свою часть. Женихи, побуждаемые богиней Палладой, не могли воздержаться от насмешек над Одиссеем. Один из них, нечестивый юноша Ктезипп, родом из Зама, воскликнул: "Чужеземец получил уже свою долю еды, и несправедливо бы было, если бы Телемах, хозяин дома, отказал ему в этой доле; но и я, со своей стороны, хочу почтить его подарком как гостя, чтобы он мог дать что-нибудь рабыне, обмывавшей его, или кому-нибудь из прислужников в доме богоподобного Одиссея". С этими словами он бросил в Одиссея коровьей ногой, которую взял из стоявшей вблизи корзины. Но Одиссей со страшной усмешкой отклонился в сторону; нога пролетела, не задев его, и ударилась в стену. Телемах в гневе встал со своего места и сказал грозно: "Благодари Зевса, Ктезипп, что удар твой миновал чужеземца, иначе мое копье пронзило бы тебя и твой отец должен был бы готовить погребальный пир, а не брачный. И всем говорю, чтобы отныне никто не смел позволять себе непристойных поступков в моем доме. Я этого не потерплю более. Убить меня – можете; я скорее согласен умереть, чем быть равнодушным зрителем ваших беззаконных поступков". Все онемели от изумления; наконец, Агелай сказал: "Он прав, друзья, на разумное его слово мы не должны отвечать оскорблением. Оставьте в покое странника и всех рабов Одиссеева дома. Но Телемаху и его матери я хочу сказать, если вы позволите, дружеское слово. До тех пор, пока была надежда, что Одиссей возвратится, на медлительность вашу сетовать нельзя было. Но теперь, когда ясно, что отец твой не воротится, ты, Телемах, должен пойти к матери и требовать, чтобы она избрала себе другого супруга и оставила тебя свободно распоряжаться отцовым наследством". – "Клянусь Зевсом и страданиями моего отца, Агелай, – отвечал Телемах, что я не удерживаю мать от вступления в супружество; напротив, упрашиваю ее об этом; но силой ее из дома никогда не выгоню". В это самое мгновение богиня Паллада вдруг помутила женихам рассудок. Они стали неистово хохотать, есть сырое окровавленное мясо, лица их исказились, глаза наполнились слезами, ибо сердца их вдруг заныли от неведомой тоски. Прорицатель Феоклимен, видя это, воскликнул: "Горе вам, злосчастные, горе! Лица ваши покрыты мглою, вы стонете, с ланит ваших льются слезы, со стен каплет кровь, и сени и двор полны смертных теней; солнце затмевается и все окрест покрывается ужас наводящим мраком!" Все снова расхохотались, а Эвримах воскликнул: "Что за вздор болтает этот забеглый чужеземец? Выбросить его за двери, пусть идет на площадь, если ему кажется здесь темно!" – "Нет, Эвримах, – отвечал прорицатель, – я и сам могу выйти; у меня есть и ноги, и глаза, и уши, и рассудок мой не расстроен. Да, я уйду, ибо вижу: к вам приближается погибель, и ни один из вас, принимая достойную кару за ваши беззакония, не уйдет от нее!" С этими словами Феоклимен быстро удалился из горницы и пошел в дом к Пирею. Женихи по уходе прорицателя переглянулись и стали смеяться над Телемахом, издеваясь над его гостями. "Поистине, Телемах, – вскричал один из женихов, – ни у кого не бывает таких гостей, как у тебя! Один – ненасытный бродяга-нищий, который умеет только есть и бесполезно обременять землю; другой – сумасшедший и начал пророчествовать. Лучше будет, если обоих их бросить на корабль, отвезти к Сикелам и продать за хороший кусок золота". Телемах молчал и обращал часто взоры на отца, ожидая от него условного знака начать расправу.

Пенелопа сидела у открытой двери своей горницы и слышала все, что говорили женихи. По внушению богини Паллады ей пришла мысль пригласить женихов к состязанию в стрельбе из Одиссеева лука. Она тотчас же встала, взяла медный ключ с костяной ручкой и пошла в сопровождении двух прислужниц в отдаленную заднюю горницу, где лежали все драгоценности царя Одиссея: и медь, и золото, и железная утварь. Там, между прочим, хранился и лук его, принадлежавший некогда Эвриту, знаменитейшему стрелку древности, и подаренный потом сыном его, Ифитом, Одиссею. Отворив скрипящую дверь, Пенелопа вошла в горницу, ступила на возвышение, на котором стояли лари с благовонной одеждой, и, поднявшись на цыпочки, сняла со стены лук и колчан со стрелами, бережно обернутые в блестящий чехол. Горестное воспоминание овладело Пенелопой при виде лука; она села, положив его к себе на колени, и горько заплакала. Наконец, преодолев печаль, она встала, вынула лук и колчан из чехла и пошла с ними вниз к женихам; рабыни же несли вслед за нею ящик с кольями и кольцами. Войдя в пиршественную горницу, Пенелопа обратилась к женихам с такими словами: "Вы, женихи, под предлогом сватовства только истребляете имущество наше. Решайте сами мой выбор. Вот вам лук Одиссея. Кто легче всех натянет этот лук и чья стрела пролетит через все двенадцать колец, тот и будет моим супругом". Втайне она надеялась, что никто из них не в состоянии этого исполнить. Затем она отдала лук Эвмею, чтобы он передал его женихам; Эвмей со слезами исполнил поручение; заплакал также Филотий, увидя лук своего господина. Антиной грозно закричал на плачущих: "Глупцы, что вы ревете и только усиливаете горе вашей царицы! Сидите смирно и ешьте, и если хотите плакать, так ступайте за двери! А мы приступим к испытанию. Трудно оно будет, ибо нелегко натянуть лук. Такого многосильного мужа, как Одиссей, между нами нет ни одного; я помню его, хотя и видел его, когда еще был ребенком". Так говорил Антиной, а про себя между тем думал, что с луком он совладает. В это время Телемах встал со своего места и сказал: "Горе мне! Зевс помрачил мой рассудок! Моя мать хочет избрать себе другого супруга и покинуть мой дом, а я радуюсь этому и смеюсь, как безумец! Вам, женихи, предстоит состязание за женщину, подобной которой не найдете во всей ахейской земле. Но к чему мне хвалить ее? Вы сами это лучше знаете. Не медлите же, вставайте и беритесь за лук! Я и сам хочу также испытать свои силы, и если сумею овладеть отцовским луком, то мне сноснее будет одиночество, когда мать покинет меня".