Жанна Бурен - Май любви

• Название: Май любви
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

— Я не создана, дядя, для того, чтобы оставаться глухой к зову плоти!

— Что вы об этом знаете? Разве это пламенное желание жить жизнью чувств не может превратиться в стремление к Единственной Любви? Не потому ли Бог требует от вас всегда оставаться с Этьеном, что ему угодно использовать вас в других целях, не в плотских? Он есть сама чистота. Если Он выбрал для вас это возвращение к невинности, то сделал это и для приближения вас к Себе, и потому, что животную часть нашего существа нужно дисциплинировать, подчинять, превозмогать.

— Увы, это я хорошо знаю!

— Существуют более высокие радости, чем те, на которые вы надеетесь. Стоит ли об этом жалеть? Что именно к ним вас направляет?

— Я все еще захвачена своей плотью, животной плотью, и недостойна тех планов, которые Бог может иметь в отношении меня.

— Если Он выбрал вас для этого свершения, значит, вы можете достигнуть этой цели.

Священник слегка наклонился к племяннице.

— Любовь, которую наш Господь Иисус Христос проповедовал во время своей земной жизни, — это вовсе не совокупление, хотя бы и украшенное тысячами цветов, как об этом теперь пишут в наших рыцарских романах и в правилах хорошего тона. Речь идет об абсолютной любви, о союзе души и духа, о всеобщей нежности, приближающей нас к нежности Отца, которая растворяет нас в единственном обожании, состоящем из всех привязанностей, очищенных в огне Единственной Любви. Нужно превозмочь плоть, чтобы прийти к более высокой жизни. Вспомните, Матильда, о поиске кубка Грааля из романа о рыцарях Круглого Стола. Что это, как не поиск божественного абсолюта через абсолютную чистоту! Все герои этого романа, поддаваясь зову плоти, спотыкаются на предначертанном для них пути. Все. За исключением одного. Один Галаад достигает цели. Галаад, божественный победитель, рыцарь без страха и упрека. Не правда ли, чудесный символ? Разве не должны и вы вдохновиться идеей предназначенного для вас пути? Пути Галаада. Вспомните, в конце романа он говорит: «Взамен жизни тела и преходящей радости обретешь жизнь души и вечную радость». Можно ли представить себе более прекрасную мысль?

Перед этим человеком, который одновременно и горел, и светил, как светильник, возжигаемый, как говорит Библия, не для того, чтобы скрывать от людей правду, Матильда почувствовала стыд.

— Во мне все перемешалось, — сказала она. — Я, подобно святому Павлу, творю не добро, которого хочу, а зло, которого не хочу.

— Как и все мы, дочь моя, как и все мы. Раздираемые противоречивыми чувствами, разделенные, разъединенные, колеблющиеся, такие же неумелые перед требовательной любовью к Богу, как и безоружные перед лицом Царя мира! Разве Господь не сказал: «Я есть символ противоречия»? Чтобы идти за ним, нужно отказаться от всего самого очевидного в нас: от наших инстинктов. Это никому не дается просто. Вы знаете, сколько людей, в том числе искренних христиан, даже не помышляют об этом, а другие уклоняются от этого. Если вы чувствуете, что такова для вас воля Божия, вы должны найти в себе необходимые силы. Тогда никакой прохожий, как бы соблазнителен он ни был, не возьмет верх над вами.

Он умолк. Его строгие черты смягчил отсвет великой нежности.

— Вы не одиноки, Матильда, — продолжал он, — в этой борьбе. Рядом с вами любящий и надежный спутник, семья, стержнем которой вы являетесь, ваши друзья. Каждый из них может по-своему вам помочь. А разве ваша огромная любовь к детям не окажет вам в этом большую помощь?

— Иногда она меня совершенно поглощает.

— Значит, вы понимаете, что это возможно.

Он провел по ее лицу рукой, вены на которой выступали как синеватые шнуры.

— Постройте вокруг своей слабости башню, у каждого кирпича которой будет свое имя: Этьен, Арно, Бертран, Флори, Кларанс, Жанна, Мари, Шарлотта, Иоланда, Перрина, Тиберж и многие другие, да не забудьте и Пьера Клютэна.

Новая улыбка, так похожая на улыбку отца…

— У вас, дочь моя, есть из чего построить несокрушимую крепость против искушения. Когда атаки врага станут слишком пылкими, укройтесь за этими каменными стенами любви. Они выдержат штурм. Я в этом не сомневаюсь.

Матильда согласилась с каноником.

— С вами, дядя, я обретаю мудрость и ясность.

— Да укрепит вас в этом Бог, дитя мое, и да поддержит ваши усилия.

Пьер Клютэн осенил крестным знамением лоб преклонившей перед ним колена племянницы.

— Ступайте, Матильда, и будьте покойны.

Хотя Погода и испортилась, супруга ювелира с радостью почувствовала себя успокоенной. Свет стал для нее более ярким, искушения отступили, мужество ее укрепилось.

Оставив позади спокойные улицы монастыря Нотр-Дам, они с Маруа, которую она кликнула, проходя через кухню каноника, смешались с шумной толпой Ситэ. Собирался дождь, ветер приподнимал вуали на лицах дам, развевал полы плащей и камзолов, поднимал с дороги в воздух соломинки и листья, торопил лавочников, спешивших спрятать внутрь лавок разложенный для продажи товар.

Исполненная радости, Матильда ничего этого не замечала.

— Вы, мадам, сейчас как девочка, — заметила Маруа.

— Благодарение Богу, я освободилась от тяжелого бремени, милая!

Для того чтобы попасть на рынок, где у Матильды были дела, нужно было пройти мимо паперти Нотр-Дам. Она вошла в великолепный новый собор, где всегда было полно народу, чтобы возблагодарить Господа за облегчение, которое она так живо чувствовала.

Когда она вышла из собора, уже капал дождь.

— Быстрее к Обри Лувэ, — сказала она Маруа, — чтобы не промокнуть.

В лавке аптекаря какая-то старушка покупала коробки с лекарствами, молодая пара выбирала сандаловые саше с благовониями, а какой-то мальчик спрашивал дамасских слив. Воздух казался густым от запаха сушеных трав, имбиря, корицы, мяты, эвкалипта, напоминая о том, что здесь готовили мази и микстуры, сиропы и припарки.

В лавке хлопотала Изабо. Ее муж с пестиком в руке склонился над содержимым двух больших мраморных ступок.

— Я зашла купить у вас несколько горшочков варенья из побегов розы, сваренных в белом сахаре из Хайфы, — коронного продукта вашей фирмы, — сказала Матильда. — Мне также хотелось повидать Гертруду.

— Она должна быть в этот час у себя, — заметила Изабо, доставая с полки два керамических сосуда, фунта по два варенья в каждом, которые она завернула в кусок белой материи. — Она наверняка уже пришла из школы.

Через несколько минут в лавку спустилась Гертруда, с заказной улыбкой на губах и с каким-то выражением настороженной бдительности, недоверия в глазах.

— Вы, насколько я знаю, пригласили Кларанс, а также Флори, — обратилась к ней Матильда, — провести воскресный вечер в вашем загородном домике под Сен-Жермен-де-Пре. Хочу поблагодарить вас за это приглашение, по крайней мере за Кларанс — она придет к вам довольно рано, чтобы вернуться к вечерне. Что же до Флори, уж и не знаю, решится ли она на это без мужа. Попытайтесь ее уговорить, — продолжала Матильда, — не очень настаивая. Я забежала по пути, чтобы подтвердить, что Кларанс придет.

— Большое спасибо, дорогая мадам.

Идея пригласить Флори с сестрой говорила о явном желании Гертруды сблизиться с ними. Виделись они мало, Лувэ и Брюнели редко ходили друг к другу в гости, но дочь Изабо хотела ответить гостеприимством на недавний ужин на улице Бурдоннэ. Это было вполне естественно. Оплачивая свою покупку, Матильда упрекала себя в недостаточной благожелательности к родственнице, чья жизнь далеко не всегда была безоблачной.

Маруа взяла заботливо завернутые Изабо горшки, и обе женщины вышли из лавочки.

Шел мелкий дождик, от которого нельзя было сильно промокнуть. Матильда со служанкой пересекли остров Ситэ по узкой улочке Каландр, отведенной лишь для пешеходов и всадников, затем по более широкой Байери, по которой катились двуколки и четырехколесные экипажи. По обе стороны ее стояли высокие, в три или четыре этажа, дома на каменных цоколях. Их деревянные или глинобитные фасады были покрыты штукатуркой. Прохожих здесь защищали от дождя нависавшие над улицей этажи домов и карнизы островерхих крыш. Впрочем, ненастная погода не слишком смущала толпу, всегда здесь достаточно многочисленную, — люди пользовались случаем, чтобы постоять под навесами мастерских, в которых лощили и отжимали сукно, или перед лавочками, торговавшими винными бочонками.

Под арками застроенного домами Большого моста вертелись невидимые глазу мельничные колеса, шум которых смешивался с гулом голосов праздношатающихся, слонявшихся между лавками и мастерскими, открытыми для покупателей. Матильда мимоходом взглянула на ювелирную лавку, откуда, наверное, только что ушел Этьен, но не зашла туда.

Пробираясь через толчею пешеходов, всадников, навьюченных ослов и мулов, овец, которых гнали на Новый рынок, разносчиков, монахов, нищих, бродячих комедиантов, расталкивавших толпу, перекликавшихся между собой и останавливавшихся поболтать среди возгласов жонглеров, призывов к милосердию, окриков бурлаков, доносившихся от Сены, — через эту давку возбужденных и насмешливых парижан, манеры которых ее вовсе не шокировали и среди которых она чувствовала себя как дома, Матильда перешла на правый берег.