Жанна Бурен - Дамская комната

• Название: Дамская комната
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

Закончив танец с женой, к ним подошел метр Брюнель.

— Святой Элуа, давненько я вас не видел, Рютбёф! Как ваши стихи?

Не давая поэту времени ответить, он обратился к дочери:

— Идемте, Жанна. Мне хочется потанцевать с вами.

— Но, папа…

— Вы что, заняты?

— Видите ли…

— Видите ли, вы предпочитаете оставаться с тем, кто вас компрометирует, ведя с вами с глазу на глаз какие-то тайные разговоры в удалении от ваших сверстников, — продолжал ювелир, решивший, видно, заставить их выслушать себя. — Эти манеры не для вас, моей дочери, и я надеюсь, что этого больше не будет!

— Мы ни в чем не можем себя упрекнуть, метр Брюнель! Уверяю вас!

— Надеюсь! Но все видели, как из-за вас этот ребенок ушел из компании, которую никогда не следует покидать таким образом. За нее отвечаю я, знайте это, а вовсе не вы, и вы никогда не будете в такой роли! Запомните это! Идемте, Жанна, следуйте за мной!

Тон не допускал возражений. Подав дрожащую руку, Жанна с отцом удалились.

— Вы сердитесь на меня сейчас, дочка, — сказал Этьен, — и меня это огорчает, но со временем вы меня поймете. Вы должны знать, что я слишком нежно отношусь к вам, чтобы позволить вам погубить свою молодость, как, увы, случилось с одной из ваших сестер. Моей единственной заботой является желание защитить вас от себя самой. Это не доставляет удовольствия ни мне, ни вам, но это мой долг, и я не премину его исполнить!

Они подошли к кругу танцующих.

— Вашу руку, дочь, и встанем в круг.

Это было приглашение, прозвучавшее как приказ. В этом отношении Жанна совершенно не заблуждалась.

Музыканты завели новую каролу. Когда она закончилась, девушка пыталась увидеть среди ходивших взад и вперед гостей праздника Рютбёфа. На прежнем месте его не было. Куда он мог деться?

— Вам весело?

Из толпы вынырнула Мари. Она выглядела настолько оживленной, насколько это позволяла ее робость.

— А вы?

— Я только что познакомил вашу сестру с сыном одного из моих самых старых фламандских друзей, ювелира из Брюгге, — объяснил метр Брюнель, который задался целью следить за своими дочерьми во время праздника. — Это юноша с богатым будущим, семью которого я хорошо знаю и в кого могу полностью поверить, — закончил он несколько неестественным тоном.

— С того момента он меня не покидал, — заверила Мари с восхищенным видом.

— Нет ли у вас, отец, претендента и для меня? — осведомилась Жанна тоном, в который хотела вложить вызов, но он был лишь взволнованным.

— Все может быть, все может быть… но время еще не пришло. С этими словами, обещавшими продолжение в будущем, ювелир вышел из круга, готовившегося к ронде, этому танцу с песнями, ритм которого казался ему слишком неподходящим для его возраста.

— Вы не думаете, что, проявляя по отношению к Жанне такую непререкаемую властность, вы толкаете ее к поэту? — спросила Матильда подошедшего мужа.

Она ответила на приветствия нескольких жен старых членов братства, с которыми была знакома, но виделась довольно редко.

— Вмешиваться следует тогда, пока еще есть время, дорогая, верьте мне! Я вовсе не намерен допускать возобновления с ней ошибок, допущенных в свое время по отношению к Флори. Мы заплатили за них слишком дорого!

Рютбёф покинул оживленно бурливший зал, где запахи разогревшихся тел начинали брать верх над ароматом восковых свечей, над запахами мускуса, жасмина или бергамота, которыми были надушены танцующие.

В своем жалком пальто, с виелью под мышкой, он бежал оттуда.

На улице его встретил резкий, как пощечина, ледяной воздух, но унижение было для него страшнее холода. Стыд, тем более глубокий, что все происходило на глазах публики, леденил ему кровь больше, чем мороз. Полученное оскорбление, последняя пощечина из уже ставшего длинным списка, казалось ему вершиной переживаний.

«Этот торговец, видно, презирает меня, раз позволяет себе так разговаривать со мною! Никогда, да, никогда он не согласится на то, чтобы его дочь встречалась с таким ничтожеством, как я!»

Поэт злобно отшвырнул ногой хватавшую его за пятки бродячую собаку. Его обругал находившийся поблизости нищий. Точно так же поступили и рыбаки, тащившие с берега Сены корзины, наполненные рыбой: чешуя искрилась на еще живых рыбинах.

Он усмехнулся над самим собой. Его поруганные чувства, его тайные намерения, уязвленная гордость — он не ощущал ничего другого. Он только что не выл от всего этого! От почтительности, часто достойной похвалы, которой он всегда окружал Жанну, от чистоты безупречной дружбы не оставалось ничего. Всего несколько слов — и все оказалось растоптанным, уничтоженным!

Он прошел через толпы, суетившиеся на обоих мостах и на мосту Ситэ, чувствуя себя изгнанным из мира. Казалось, сами изделия хотели раздавить его своим блеском, так сверкали витрины ювелирных лавок на его пути, несмотря на пасмурный день. Действительно, ради праздника своего братства ювелиры начистили до блеска золото и серебро с таким старанием, в котором Рютбёф увидел специальное намерение ему досадить. Украшения, кресты, дароносицы, блюда из драгоценных металлов, казалось ему, с высоты своей роскоши высмеивали и презирали его нищету.

«Я стану знаменитым, — пообещал он себе, внезапно с особой остротой осознав брошенный ему вызов. — Да, я поднимусь над этими животами, обвешанными золотыми цепочками! Настанет день, когда метр Брюнель пожалеет о том, что унизил меня перед своей дочерью! Придет день, когда мои грустные песни, мои фаблио и музыка будут стоить дороже всех их драгоценностей!»

Только оказавшись на улице Юшетт, он спросил себя, куда идет. Этим вопросом он задавался недолго. Недалеко, над головами студентов, собравшихся здесь со всех концов христианского мира, среди многих других в скрежете под зимним ветром раскачивалась вывеска с изображением большой черной лошади, поднятой на дыбы.

Рютбёф толкнул дверь в таверну. Под задымленными потолочными балками вокруг столов было почти столько же народу, что и на улице. Разница была только в том, что в месте, подобном этому, не было необходимости говорить на одном и том же языке, чтобы быть понятым и понимать других. Было достаточно понимать толк в вине и в игре. Решительно все, включая крепкий застоявшийся в зале дух и затхлость грязного помещения, смешивавшуюся с винным запахом, одинаково пропитывавшие кожу, волосы и одежду, заполнявшие легкие одними и теми же миазмами, создавало у посетителей впечатление того, что они обретают тепло и сочувствие, находят то, что искали. То были большей частью мужчины, но и несколько распутных женщин, все они кричали, смеялись, переругивались между собой…

— О-ля! Рютбёф! — раздался голос. — Иди сюда! Только тебя нам и не хватало!

Из угла полностью забитого зала, недалеко от камина с закопченным колпаком, откуда хозяйка таверны следила за котлом с дымившимся содержимым, звал поэта какой-то мужчина. С ним вместе за столом были какая-то девица и двое собутыльников.

Кружки, небольшой кувшин и остатки пирога были сдвинуты к концу стола, в общество рожков с фишками для игры в трик-трак.

— Куда ты пропал? Я разыскиваю тебя с самого утра!

— Видишь ли, Жервэзо, я просто тратил впустую время.

Он занял место между плотной девицей-шатенкой с заботливо заплетенными вместе с красными лентами косами, с. большими, еле удерживавшимися одеждой грудями, смеявшейся каким-то острым смехом, и парнем с длинным лицом, пустым, как башмак на деревянной подошве, — он-то и позвал Рютбёфа.

— Хочешь вина? — спросил третий игрок, аккуратный и даже изысканный вид которого тем больше диссонировал с этим местом, что четвертый завсегдатай с налитым кровью лицом и с нечесаными, взлохмаченными волосами, напоминавшими сорочье гнездо, с плечами грузчика казался вышедшим прямо с улицы Гранд-Трю-ан-Дери, где обитали нищие и бродяги.

— Хочу ли я выпить?! — Рютбёф разразился смехом, проскрипевшим почти так же, как вывеска на таверне. — Я пришел сюда как раз для этого и не для чего другого, друзья!

— Ни для чего другого, правда? — переспросила соседка Рютбёфа, насмешливо и одновременно плотоядно скривив губы.

— Остальное позже, девочка! Сначала выпьем!

Трактирщица, явно не слишком внимательно следившая за тем, что варится в котле, как казалось раньше, подошла к ним с новым кувшином в руках.

— Какие новости?

Поэт одну за другой опорожнил две кружки.

— Железная Рука только что вновь завоевал свой титул чемпиона. Он ввязался в юридическую схватку в защиту маленького бедного переписчика, которого обвинил и хотел погубить старик нотариус.

— Тысяча чертей! Почему же?

— За невыплаченный долг, по словам нотариуса, в течение нескольких месяцев. Что, разумеется, этот студент отрицал.

— Ты хорошо сделал, что вступился за самого хилого, — одобрил его Рютбёф. — Он ведь у нас самый грамотный.