Жанна Бурен - Дамская комната

• Название: Дамская комната
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

— Как мы его назовем? — спросил он, подавляя желание взять ребенка на руки.

Они уже много спорили об этом и так и не пришли к согласию. Джуния сожалела, что нельзя дать ребенку египетское имя, но признавала требования христианского календаря.

— Пока я томился в ожидании появления на свет этого человечка, — сказал Арно, — мне пришла в голову одна идея. Раз уж он родился в день свадьбы мадемуазель Изабель с королем Наварры, почему бы не взять ему имя этого выдающегося сеньора? Такого крестного отца было бы иметь совсем неплохо, как мне кажется.

— Тибо?

— Что вы об этом думаете?

— Неплохо. Но не будет ли ваш отец разочарован тем, что имя его внука будет не Этьен?

В разговор вмешалась Матильда, растроганная деликатностью невестки.

— Нет, нет, дочка, — проговорила она, — так бывает, но не у нас. Это неудобно. Никто не станет возражать, если вы назовете своего сына Тибо, уверяю вас.

С улицы донеслись до постели молодой матери крики и смех людей, возвращавшихся с королевской свадьбы. После церемонии, окончившейся в соборе, толпа растеклась по всему Парижу, продолжая развлекаться в честь этого события.

Возвратились домой и метр Брюнель с Жанной. Этьен выглядел очарованным. Будущая крестная мать восхищалась.

— Какой день! — сказала она Бертрану, прибывшему вместе с Лодиной. — Свадьба принцессы Изабель, на которой мне повезло побывать, рождение нового крестника, да еще и письмо из Италии, полученное утром и сообщающее о возвращении Бернара Фортье!

— Я думала, что он уже вернулся несколько недель назад!

— Он задержался до окончания зимы из-за состояния дорог в горах и рассчитывает быть в Париже на днях, так он мне пишет.

— Какое из этих трех событий кажется вам самым важным, сестра?

Девушка сделала вызывающий жест.

— Догадайтесь!

— Это вовсе не трудно!

— Молчите же! Ничего-то вы не знаете!

Глядя на рассмеявшихся дочерей, Матильда подумала, что, возможно, этот день знаменует собою начало счастливого периода. Разве не приходят в ее дом простые радости без чрезмерных неприятностей? Сын у Арно, четверо у Бертрана, и еще один, ожидаемый в скором будущем, Кларанс, нашедшая свою тихую пристань, сияющая надеждой Жанна, умиротворенная Мари… оставалась лишь Флори.

После того ужасного февраля Матильда оставалась в Вансэе до середины марта, отчасти чтобы окончательно поправиться, а также чтобы окружить материнской заботой и разделить переживания дочери, которая в этом очень нуждалась. Совершенно подавленная ужасным концом человека, который до самого конца занимал такое необычное место в ее судьбе, но, может быть, еще больше утратой самой дорогой надежды, молодая женщина, исхлестанная ветрами событий, как куст во время грозы, не устояла бы перед этим роком, если бы ее не поддержала мать. Уезжая, Матильда с тревогой спрашивала дочь, когда они увидятся снова.

— Я приеду в Париж после того, как родит Джуния, чтобы повидать племянника, а может быть, племянницу, — говорила Флори с жалкой улыбкой. — Сообщите мне об этом, и я выеду к вам с Агнес, как только смогу.

Не признаваясь друг другу в этом, они обе считали, что лучше не тревожить слишком горьких воспоминаний присутствием на крестинах ребенка.

«Я через несколько дней напишу ей, — думала Матильда. — Хорошо бы, если бы, кроме появления на свет Тибо, нам представилась возможность сообщить ей о каком-нибудь другом важном для нее событии, которое не вызывало бы у нее горестных мыслей о другом ребенке!»

События послужили исполнению этого желания.

Не прошло и недели со дня шестого апреля, как метр Брюнель получил письмо, в котором его спрашивали, расположен ли он принять друга, возвращающегося издалека. Так заявлял о себе Бернар Фортье. Он был приглашен назавтра поужинать к ювелиру.

Жанна восприняла эту новость с кажущимся спокойствием. Догадываясь о волнении родителей, она решила не показывать им вида, что ждет от этого чего-то и для себя. С того дня как она получила письмо от Бернара, в котором он сообщал с торжественными недоговоренностями о своем возвращении, мысли ее беспрерывно вертелись вокруг этого известия, оставлявшего полный простор для всевозможных подозрений, от самых приятных до самых разочаровывающих.

Когда обеих сестер позвали присоединиться к приглашенным на ужин, они были уже готовы.

Поверх платья из тонкого белого шелка Жанна надела камзол из турецкой парчи, привезенный из Египта Джунией. Хорошо прилегающая ткань подчеркивала формы молодого тела. Венок из белых фиалок удерживал на ее лбу без единой морщинки заботливо уложенные волосы. Ее туалет завершали серебряные браслеты и цепочка великолепной работы, на которой висел крест. Он был изысканным, но не кричащим. Порадовав Матильду вкусом, Мари не уступала сестре в своем лиловом шелковом платье.

— Нам было жаль, что вы не смогли присутствовать на обеде в честь счастливого разрешения от бремени нашей невестки, — проговорила Жанна, приветствуя гостя отца. — Будем надеяться, что сегодняшний ужин компенсирует эту потерю.

Ответом ей был взгляд, обволакивавший ее с головы до ног. Бернар изменился, но не столько внешне, сколько в манере себя держать. Чувствовалась его большая уверенность в себе. Если он и раньше не казался робким, то теперь об этом говорило все его поведение.

Этот блестящий путешественник без устали рассказывал анекдоты, ходившие среди жителей Турина. Веселый и умный, он избегал вульгарностей и самолюбования и привлекал всех своим обаянием. Отвечая на его учтивые расспросы, все пустились в рассказы о том, чем они занимались в отсутствие своего гостя. Жанна говорила о своих занятиях, Мари объясняла, как нужно иллюстрировать рукописи, Лодина, к удовольствию свекра и свекрови, поведала о своих планах в отношении образования детей. Метр Брюнель и Бертран с интересом выслушали соображения Бернара об итальянской торговле, а Матильда была в восхищении от подарка, врученного ей молодым человеком под конец ужина: гобелена с изображением сцены рождения Христа.

«Он вовлекает нас всех в свою игру. Посмотрим, что будет дальше», — подумал Этьен.

Никто не удивился, когда Бернар перед самым уходом спросил ювелира, не может ли тот принять его завтра для важного разговора. Было достаточно очевидно, что все поведение суконщика за ужином говорило о весьма определенных намерениях. Они расстались, договорившись о встрече в первой половине дня.

— Ну что ж, дочка, — сказал Этьен Жанне после ухода гостя, — мне кажется, что этот юноша готов сделать вполне определенное предложение!

Бернар Фортье был точен. Явившись на улицу Бурдоннэ, он нашел там метра Брюнеля, отложившего ради него свои обычные дела.

После нескольких банальных фраз, диктовавшихся вежливостью, молодой человек обратился к главному.

— Я отправился в Италию испытать свою склонность, которая, хотя и была сильна, не слишком отличалась, как мне казалось, от тех симпатий, которые мне пришлось испытать, когда для меня настал возраст любви. Видит Бог, я в этом не дал маху!

Он говорил много, с подробностями, описывал состояния своей души без всякого намека на удовлетворение. Сидя напротив него, Этьен, не переставая слушать, старался составить себе насколько возможно точное мнение о человеке, претендовавшем на руку Жанны.

— За эти месяцы изоляции, на которую я обрек себя сам, я пытался ограничить пределы любви, которая вначале была лишь влечением, — продолжал Бернар. — Именно поэтому я счел за благо абсолютное молчание. Я думал, что переписка с вашей такой обворожительной дочерью быстрее, чем мне того хотелось, увлечет меня по пути Гименея.

«Он говорит как по писаному, — думал Этьен. — Не могу объяснить себе той некоторой неловкости, которую вызывает у меня эта цепь бесконечных периодов. При всем том, что он не лишен известного естественного расположения к чувствительности…»

— Я считаю, что правильно сделал, назначив себе такой испытательный срок. Отсюда следует, что я испытываю гораздо больше чувств к вашей Жанне, чем ко всем тем девушкам, за которыми мне доводилось ухаживать до нее. Я более не могу сомневаться в своем желании быть рядом с нею.

Этьен рассеянно слушал рассчитанно уравновешенные фразы, которыми, должно быть, гордился его собеседник. Что было в сердце и на уме у этого парня, кроме этого потока слов? Будь это любой другой, можно было бы подумать, что его речи лишь завеса, скрывающая притворную застенчивость. С ним другое дело. Так что же? Не может ли такое многословие маскировать истинное волнение? Не является ли оно спасительным ораторским приемом? Конечно, Жанна еще очень молода, но внимательному наблюдателю нетрудно заметить в ней черты уже сильной личности, с требовательным характером, бескомпромиссной. Этот человек, прикрывающийся барьером из слов, способен ли он должным образом отвечать стремлениям женщины, которая не удовлетворится внешними качествами, какими бы они ни были?