Николай Черкашин - Опасная игра

• Название: Опасная игра
• Автор: Николай Черкашин
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-243-1

Капитан милиции Еремеев в поисках сексуального маньяка по стечению обстоятельств оказывается втянутым в мафиозную группировку, занимающуюся похищением людей, продажей наркотиков и ядов для людей, желающих уйти из жизни. Герой попадает в чудовищный мир насилия, убийств и шантажа. И кажется, вырваться из этого мира невозможно…

---

Как быстро выветрился из наших душ этот, казалось бы навечно привитый моральный завет: «Человек человеку друг, товарищ и брат…»

Хрясь! Рычаги турникета едва не врезали по колену. Туалет оказался платным. Вход — пятьсот рублей. По старому — 5 копеек. В кармане ватника — пустота, нарушенная двумя предметами: шариковой авторучкой, прихваченной из бани, да боцманским ножом.

Поднимаюсь наверх. Должен же быть где-то и бесплатный туалет. Но ноги сами собой несут промерзшее тело в буфет. Стаканчик бы горячего кофе. Но пластиковый стаканчик многократного употребления с нацеженной коричневой жижей, скромно названной «кофейный напиток», стоит баснословную в моем положении сумму — семьдесят рублей.

— А можно просто стаканчик кипятка?

Зачумленная буфетчица, бросив косой взгляд на мой ватник, не удостоила ответом.

Но ведь я сам читал, что даже в гражданскую войну, не говоря уже о прошлой, — на всех станциях был бесплатный кипяток.

Выискивая в тщетной надежде титан с кипятком, я наткнулся взглядом на парочку бомжей — он и она. Почти семья. Цепкими звериными взорами они следили за жующими пассажирами. Едва кто-то оставлял недоеденным бутербродный хлеб или недопитым пластиковый стаканчик, как один из них бросался за добычей. Поймав на себе изучающе злобный взгляд парочки — не претендует ли новичок на их кормовой участок? — я покинул буфет. Бесплатный туалет нашелся слева от старинного вестибюля. И воды из-под крана в нем — зеленовато-хлорной, гнусноватой на вкус питерской воды — можно было бесплатно пить сколько угодно… Помимо всех прочих органолептических недостатков, эта вода имела еще одно коварное свойство — разжигать чувство голода… Ну да ладно. Будет день, будет и пища.

Слегка отогревшись на вокзале, я отправился на Лиговку. Вся моя жизнь выстроена на одном законе — законе подлости. Конечно же, Татьянина сестра оказалась в отъезде.

— В Выборг уехала, — сообщила соседка. — Вы через недельку загляните.

— Через недельку… Через неделищу.

Все-таки на вокзалах выживать легче, чем где бы то ни было.

Зал ожидания не сулил ночного отдыха. Пластиковые сиденья, даже свободные по три кряду, не вызывали ни малейшего желания прилечь — их рельефные края, от одного взгляда на которые начинали ныть ребра, вызывали ностальгию по массивным дубовым вокзальным диванам с резным вензелем «МПС» на высоких спинках, разгораживавших сооружение на две скамьи. Вот там-то транзитному пассажиру-страдальцу можно было вытянуться в полный рост.

Порыскав по залам, я обнаружил подобие таких скамей в вестибюле старинной части вокзала. Ввиду позднего часа два диванчика были уже заняты спящими счастливцами. Недолго думая, я прилег на свободную половинку, составив пару моей заспинной соседке, той самой бомжихе, что охотилась в буфете за объедками. Ее напарник почивал отдельно — через проход. Почему он так поступил, я понял, когда поглубже втянул в себя воздух: в ноздри ударил запах, мягко говоря, давно немытого тела, а если уж называть вещи своими именами — перекисшей мочи. Наверное, это была своего рода газовая защита, отпугивающая непрошенных соседей, вроде меня. Я старался дышать неглубоко и редко, утешаясь тем, что если бы не эта «пахучая завеса», лежачее место давно бы было занято пассажирами…

Как ни хотелось спать, но уснуть мешали приглушенные выстрелы револьверов и бодрые музыкальные трели, которые неслись из угла с игровыми автоматами. Несмотря на глухую заполночь, скучающая публика азартно всаживала «торпеды» во вражеские корабли, водила мотоцикл и палила по уткам из светоэлектронного ружья. Я перевернулся на спину, и глазам моим открылся помпезный плафон, расписанный на темы радостного строительства коммунизма. Под выстрелы игрушечных ружей и ржание электронных коней, плыли среди дворцов, заводов и цветущих садов красные стяги с ликом вождя… Привычная сказка слегка убаюкивала, но в «сон золотой» властно вмешалась жизнь: по каблуку моего сапога постучали чем-то резиновым. Скосив глаза, я увидел милиционера с дубинкой. Не дожидаясь более серьезных контактов с блюстителем порядка, я покинул нагретое ложе и поспешил затеряться в редкой толпе, сновавшей в огромном стеклянном зале; посреди него высился мраморный столп с гранитной головой вождя, который взирал поверх живых голов в даль далекую, откуда с противоположного конца Октябрьской железной дороги на него столь же безрадостно взирал его московский двойник из близнеца-вокзала.

Остаток ночи я передремал в жестком креслице на антресолях.

«Да, я знаю: я — подопытный кролик и за мной наблюдает некий инопланетянин. Он испытывает меня на прочность. Он нажимает на тумблер и вводит в мою жизнь очередную неприятность. Я справляюсь. Он усложняет опыт. И с каждой моей новой победой он наращивает опасность эксперимента. Он следит за моим пульсом и цветом лица. Он доводит мою жизнь до абсурда. Я знаю, что это делает именно он — инопланетянин. Но я знаю источник зла. И мне легче. Я выживу. Я разобью его поганую «тарелку», с которой он водит меня, испытывает, изучает…

Спать Еремеев, спать… Ты, кажется, совсем тронулся.

Бог испытывает того, кого любит.

Христос тебя любит, господин капитан, иначе тебя давно бы уже не было в сонме живых».

* * *

Итак, понедельник, семь часов утра. Московский вокзал Санкт-Петербурга…

Задача дня: попытаться заработать хотя бы несколько сот рублей. Первое, что приходит в голову: носить вещи пассажирам. Буду брать вдвое меньше, чем требуют штатные носильщики…

Из динамика грянула заунывно-торжественная мелодия, похожая на растянутый похоронный марш. Питер встречал глиэровской одой «Величественному городу» московский экспресс. Иду в самый хвост поезда, обгоняя тележки носильщиков. Кстати, почему они, «носильщики», когда по сути дела «возилыцики»?

Вот подходящая клиентка: пожилая женщина едва волочит перевязанный чемодан.

— Давайте я вам помогу.

Она испуганно отшатывается и перехватывает чемодан в другую руку. Ясное дело — наслушалась-начиталась про вокзально-криминогенные зоны…

Примерно так же отреагировал и плотный дядя в дубленке при двух туго набитых спортивных сумках. И студентка с огромным виолончельным футляром, рюкзаком и кейсом.

Их всех отпугивал мой ватник. Ватник — это «сибирская майка», справка об освобождении и тому подобные ассоциации… Чудаки! Неужели им невдомек, что бандиты ходят отнюдь не в ватниках?! Со времен семнадцатого и поныне они щеголяют в кожанках.

Кажется, повезло. Рослый парень в красной «аляске» разрешил подхватить пару тяжеленных яуфов — круглых железных коробок с кинолентами. Тащу их на площадь к студийному «рафику».

— Спасибо! — кивнула мне красная «аляска», хлопнула дверца и «рафик» укатил. Вот так-так… Ловлю злорадный — где зла куда больше, чем радости — взгляд носильщика-профи. Слава Богу, что киношник мне ничего не сунул, иначе эти амбалы с тележками намяли бы бока… Здесь тоже все схвачено, как столики в вокзальном буфете — вплоть до каждого вагона. Ухожу подальше от перронов не солоно хлебавши. Добро бы несолоно, а то и вовсе не хлебавши… Словно в утешение вокзальная фортуна посылает мне монетку — она блеснула в натоптанном снегу. Пятнадцать копеек… Совсем недавно на них можно было купить почти буханку хлеба. Теперь это тысячная часть прежней копейки.

Стоп, стоп, стоп! Это же телефонная монета. А телефонная деньга нынче в цене. Пятиалтынные в Москве продают по пять сотен. Стоят парни у телефонных автоматов и демонстративно подбрасывают «пятнашки». Кому очень нужно позвонить, тот и полтысячи выложит. Ну, а я за двести продам. Только купите! Время к полудню и желудок оттягивает воистину свинцовая тяжесть голода…

Три таксофона на вокзальном дворе. Работает только один, у остальных срезаны трубки. Оглядываюсь — кажется, на сей раз никаких конкурентов. Подходит матрос-балтиец. Но у него монета есть… Кто следующий?

Хорошо еще, что не все таксофоны переведены в Питере на жетоны.

За этот час я здорово насобачился выщелкивать «пятнашку» ногтем, а затем ловить ее в воздухе. Но никто так ни разу и не приценился…

С нарышкинского бастиона Петропавловки бабахнула полуденная пушка. Есть хочется…

Самый мучительный голод именно в первые сутки. Потом он притупляется, потом, говорят, сосущее чувство исчезает и вовсе… Неподалеку закутанная лотошница орет визгливым голосом:

— Сосиски в тесте! Горячие сосиски в тесте! Кто забыл купить горячие сосиски в тесте!

Убил бы…

— Сосиски горячие, запеченные в тесте. В тесте запеченные горячие сосиски. Покупайте сочные сосиски в горячем тесте…

Вот зараза… Не выдерживаю. Ухожу. Стараюсь не смотреть на витрины ларьков и киосков бывшей Союзпечати, заваленные сникерсами, шоколадками, пачками кокосовых вафель, крекеров, печений…