Анатолий Дрофань - Загадка старой колокольни

• Название: Загадка старой колокольни
• Автор: Анатолий Дрофань
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Повесть о дружбе украинских детей из интернационального клуба «Глобус» с немецким пионером из г. Дрездена Вилли Кюнте, об истоках этой большой дружбы.

Для младшего школьного возраста.

---

Я уже потерял всякую надежду на успех и однажды, вернувшись домой как всегда ни с чем, снял подкову, сказав ей:

— Нет, неправда, что ты ключ от счастья. Ты не приносишь радости тому, кто нашёл тебя!.. — и кинул её на пол.

ИЛИ ПАН, ИЛИ ПРОПАЛ…

Но однажды нам повезло.

Только шмыгнули мы в ворота на монастырское подворье, глядь, а на колокольню дверцы открыты. Подкрались ближе — где-то внизу слышны голоса. А Круть наш настоящий смельчак. Мы ещё боязливо стоим на пороге и осматриваемся, а он по железным ступенькам уже бросился вверх.

Что нам оставалось делать? Мы с Лёнчиком за ним. Как говорит мой дедушка: или пан, или пропал — дважды не умирать. Если уж смелость, то на полную катушку.

Круть бежит впереди. Лёнчик — вторым, я — замыкающим.

Ступеньки крутые, вьются вверх вокруг железного столба, словно хмель.

Сделали мы несколько оборотов — уже снизу нас не видно, — и я шепчу Лёнчику:

— Победа! Победа!..

— Подожди ещё, до победы далеко, — отмахнулся он и бежит, бежит впереди.

Уже, кажется, сердце выпрыгивает из груди, сопим, будто кузнечные мехи, а всё ж поднимаемся вверх, вверх…

Вот и первый ярус, площадка. Встали мы на ней, никак не отдышимся. А на все четыре стороны — окна огромные. Глянул я в окно — мама моя родная! — весь монастырь словно на ладони!

В последнее время ради большей конспиративности решили мы не брать с собой ни компаса, ни фонариков, ни даже футляра, пряча фотоаппарат просто за пазуху. И теперь я торопливо расстегнул ворот, чтобы достать его и снять открывающийся сверху вид. Разве ж узнаешь, посчастливится ли подняться выше. А вдруг сейчас поймают и выдворят отсюда?

Но Лёнчик меня остановил:

— Оставь ты это, пойдём дальше.

Я покорился. Теперь мы уже побрели. Подниматься по крутым ступенькам не так легко: сердце стучит, дышать тяжело, а к ногам будто кто гири привязал.

Но нас подбадривал Круть. Пробежит вперёд, оглянется, покачивая высунутым языком, и всем своим видом словно зовёт:

«Ну, мальчишки мои дорогие, скорее, скорее!»

И мы торопились.

Наконец вышли на второй ярус. Тут окна ещё огромнее.

Я уже подумывал, что отсюда обязательно сделаю фото, но Лёнчик снова шепнул:

— Нас могут заметить снизу. Надо как можно быстрее проскочить!

Вот так кросс! У себя в доме я на пятый этаж могу взбежать не останавливаясь. А тут уже и лоб взмок, к спине прилипла рубашка, ноги сделались совсем непослушными.

Но вот железный столб с винтовыми ступеньками упёрся в потолок, и дальнейший путь преградили какие-то дощатые двери.

«Наверное, закрыты», — подумал я.

Лёнчик толкнул их рукою. К счастью, они заскрипели на петлях и открылись. Переступили мы порог — а там круглая комната с четырьмя окнами. Посредине большой, очень большой какой-то ящик. Стенки его поломаны, сквозь дырки видны колесики.

— Да это же часы! — шепчу Лёнчику, а сам готов от радости вприсядку танцевать.

Подходим к ящику ближе и видим, что это действительно часовой механизм. Но какой он мощный! Есть такие колесики в нём, что чуть ли не с автомобильный руль. А маятник вон какой длиннущий! Обошли мы вокруг ящика. Сверху над ним перекладина железная, а к ней прицеплен целый ряд небольших колоколов. Посчитал я их — восемь штук.

Потоптались мы ещё несколько минут возле часов, осчастливленные своей находкой, а затем захотелось нам выглянуть в окна. Я приблизился к одному окну, облокотился на железные поручни, и в тот же миг у меня даже дыхание захватило. В груди что-то ласково защекотало, по рукам будто иголочки побежали. Было такое впечатление, словно я птица и парю в воздухе.

Сначала я увидел за рекой где-то далеко-далеко на горизонте в сиреневой мгле зелёную полосу лесов. Казалось, кто-то там разлил жидкий изумруд, и он, подогретый щедрыми солнечными лучами, закипает, шевелится. Над ним фиалковый пар струится — лёгкий, летучий, и чем выше поднимается, тем больше голубеет.

Постой, да это же небо!

Какой бескрайний океан синевы! Какое раздолье! Расправь крылья и пари в нём, лети беспрепятственно во все стороны! Ничто тебя не остановит, ничто не помешает твоему полёту!

Со мной творилось что-то необыкновенное. Я будто вправду стал птицей: столько лёгкой голубизны влилось в мою грудь!

Не сдержался, почти крикнул:

— Лёнчик, иди скорее сюда!

А сам глаза опустил ниже, на реку. И опять же я никогда её не видел такой!

В яркой зелени далёких лесов она начиналась тоненькой белёсой ниточкой. Попетляла то влево, то вправо. А потом с двух сторон к ней присоединились ещё два волоконца, переплелись и уже ниточка стала похожей на шнурочек, который чем ближе подвигался к городу, тем становился шире, превращаясь в ленту.

Заблудилась она в духовитых лесах, заметалась меж кустов чернолоза, а когда выбежала, наконец, в низинку, откуда ни возьмись, большая сороконожка. Понюхала та голубую ленту реки тупым носиком и побежала по шелковистому атласу, обрадовавшись, что тельце своё хотя бы здесь не будет тащить по лугам.

Говорю я об этом Лёнчику, а он смеётся:

— Это же мост железнодорожный. Переброшен он с одного берега на другой, а по мосту товарный поезд идёт.

Не знаю, долго ли я ещё любовался бы открывшимся передо мной раздольем, если бы Лёнчик решительно не напомнил:

— Не забывай о деле!..

Я торопливо вынул фотоаппарат и сделал несколько снимков.

Но главным для нас был часовой механизм, и мы, запрокинув головы, затоптались вокруг него. Нам повезло, потому что яркий луч солнца, ворвавшись в окно, упал как раз на винтики, колесики, валы и пружины, серые от пыли. И в этом освещении мы увидели на корпусе механизма какую-то позеленевшую табличку с надписью. Но что на ней написано, разобрать не могли, потому что прикреплена она была выше человеческого роста.

Вот когда мы с Лёнчиком искренне пожалели, что такие маленькие.

— А давай так, — предложил Лёнчик, — я нагнусь, а ты становись мне на плечи.

— Давай, — согласился я.

Лёнчик ухватился двумя руками за рейку, согнулся в какой то неуклюжий знак вопроса, а я, балансируя, чтобы не упасть, полез к нему на спину. Когда я на четвереньках уже стоял у него на плечах, он выпрямился. Но я всё равно до пластинки не достал.

— Да ты поднимись на ноги, — посоветовал Лёнчик.

— Но тебе же будет больно, — заколебался я.

— Ничего, давай…

Его голос звучал твёрдо, и я решился. Теперь табличка была у меня перед глазами.

— Ну, что там? — не терпелось моему другу.

— Порядок, — шепчу я, — все как на ладони. Здесь даже две надписи.

— Ох, — вздохнул мой друг, — только не дави так сильно каблуком в правое плечо…

Я поднял ногу, чтоб отодвинуть её немного в сторону, но Лёнчик вновь застонал:

— Ой, что ты там топчешься?..

— Да хочу, чтоб тебе легче было… — объясняю.

Поднял левую ногу, тоже передвигаю, потому что, наверное, и эта давит на плечо Лёнчику.

— Разве мои плечи тебе танцплощадка? — рассердился он.

— Больше не буду, — пообещал я.

— «Не буду, не буду»!.. — передразнил он. — Я уже не могу, ты мне, наверное, и кожу содрал, — и присел, бедняга.

Я соскочил на пол. Лёнчик расстегнул рубаху, посмотрел, а плечо у него и вправду такое, будто кто его рашпилем обрабатывал.

— Давай теперь я буду внизу, — предлагаю ему, — а лезь ты.

— Нет, — качает Лёнчик головой, — прежде чем становиться на плечи, надо разуться. Ведь всё равно, кто бы ни встал на них, ботинки будут давить.

И мы сели с Лёнчиком на пол, расшнуровали наши ботинки и с усердием стянули их. А Круть от радости не знал, что и делать. То подскакивал, то бегал вдоль стен, то вспрыгивал на окно и смотрел вниз. Я понимал, что Лёнчику тоже хочется посмотреть на надписи, и опять предложил ему влезть на мои плечи. Лёнчик на этот раз не очень-то и отказывался.

Да, и правда не лёгкое дело — держать на плечах человека. Но я крепился изо всех сил.

— Ты сможешь разобрать, что там написано? — спрашиваю.

— Конечно, — шепчет Лёнчик. — Это же по-немецки.

— Ну, давай…

Я не договорил, потому что он радостно закричал:

— Да это же Кюнте, Жужу!.. «Ганс Кюнте, 1913…» А внизу: «Август Кюнте, 1943…» Я всё разобрал хорошо… Лезь, Жужу, и фотографируй!..

ВСЕ-ТАКИ ПОБЕДА

Когда Лёнчик поднял меня на своих плечах, я тоже чётко прочитал эти имена.

Так вот они, эти слова, ради которых мы потратили столько времени и сил.

Ну, теперь уже нам некуда спешить. Сейчас мы всё сделаем как надо. Но всё-таки жаль, что задерживаться нельзя. Уже и так мои пятки предостаточно натёрли Лёнчику плечи, того и гляди, он скоро вновь застонет.

Я быстро достал из-за пазухи фотоаппарат и начал делать снимки. Один, второй, третий, четвёртый. Экспонометра у меня не было, и я просто увеличивал выдержку.