Брайан Олдисс - Оксфордские страсти

• Название: Оксфордские страсти
• Автор: Брайан Олдисс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-18434-I

Хэмпден-Феррерс – «самая заурядная деревушка» в пригороде Оксфорда. Ее история богата незначительными событиями, ее церкви – полторы тысячи лет. И едва деревенские жители решают отпраздновать юбилей этой церкви, деревушка перестает быть «самой заурядной»: в ней происходит череда мрачных, чудесных, неожиданных, комических и мистических событий. Между жителями внезапно вспыхивает любовь неземной силы. В одном из домов является призрак. В чистом поле обнаруживается осел-оборотень. Из вод оксфордского озера восстает основатель колледжа. Героям грезится подземный город мертвых – зеркальное отражение их деревни. Старая история преступного священника порождает страшное проклятие, которое грозит уничтожением всем, кому о нем известно, и лишь научная логика и постижение самих основ Вселенной спасают обитателей деревни от неминуемой гибели.

Брайан Олдисс (р. 1925) – одна из крупнейших фигур в мировой фантастической литературе, многогранный писатель, чьи работы завоевали сердца миллионов поклонников. Перед вами его новый роман – гимн любви к Англии, к инаковости и к любви как таковой.

---

Вот оно, подумал Робин: все устремляется вверх, к Богу… Серая белка увидела человека. Возникла возможность для диалога. Человек не желал вреда зверьку, но зверек отвернулся и тут же пропал. Так и мы отворачиваемся от Бога. Слишком заняты суетным. Или нас страшит его величие.

И Робин заспешил домой, в кабинет, к старенькой пишущей машинке.

Розовый дом от года к году бледнел. Когда-то все крыльцо оплетал розовый куст – теперь он уже засох. Плющ добрался до крыши и увил все желоба. Дождевые потоки переливались через край на верхнее окно, и рама вконец прогнила. Все окна занавешены. Дом сардонически подмигивал, точно старый повеса.

Внутри царило запустение: сыро и промозгло. В прихожей висела олеография в раме: полная женщина в маскарадном костюме Клеопатры. Кое-где в комнатах сохранилась мебель, но подбиралась она явно случайно, там-сям у разных старьевщиков. Только на кухне было более-менее уютно. На полу лежал узорчатый ковер, хотя и весь протертый. За последние годы здесь лишь поставили плиту «Рейбёрн», работавшую на мазуте.

Джон Грейлинг сидел за кухонным столом, наслаждаясь теплом от плиты. Он работал за ноутбуком и курил «Мальборо», стряхивая пепел в блюдце, стоявшее справа у самого локтя.

Было тепло, он снял толстую куртку, повесил ее на спинку стула и сидел в рубашке.

Из маленького переносного радиоприемника доносились обрывки Вагнера.

В окне над раковиной он видел, как солнце судорожно бросало лучи на заросшую крапивой насыпь, на черепичные крыши и дымовые трубы домов за нею. На первый взгляд могло показаться, будто дома наполовину ушли в землю, похороненные насыпью.

Грейлинг только что получил электронное письмо, вот такое:

Дорогой и тож любимый Питер! Что не отвечал? Надеюсь, получишь это. В Берлине будешь, как хочешь? В Буэнос-Айресе все хуже, чем до твоего отъезда. По финансам кошмар. Мне надо бечь отседа. Кто-то стучали в дверь. Я боюсь: вдруг ломают. Вот сдала квартиру, за гроши, живу тут в Монтевидео, у сестры Изобел. На квартире. Ужас что творят. Денег нету. Где Хуан не знаю. Пожалуйста приедь скорей. Тогда опять будем счастливы. С любовью, Натали.

Грейлинг докурил сигарету, поглядел в заросший сорняками сад. И написал ответ жене.

Натали, пожалуйста, не теряй присутствия духа. Рад слышать, что ты переехала в Монтевидео. У сестры ты в безопасности. Уругвай хорошая страна. Надеюсь, ты сдала квартиру в Буэнос-Айресе через юриста, чтобы составил договор, как надо. Я в Лондоне, очень занят, но надеюсь, что все получится. Извини за краткость. Вот-вот начнется заседание правления. Не пиши мне больше. Это опасно: цензура. Целую, Питер.

Он поднялся из-за стола и стал задумчиво ходить взад-вперед по коридору, пытаясь составить план действий. Скоро надо выйти поесть. Пока он шествовал по коридору, в отверстие для почты кто-то просунул тоненький журнальчик. Грейлинг подошел, поднял его с пола. Ежемесячное издание церкви Святого Климента под названием «Душа прихода». Грейлинг раздраженно его отшвырнул.

К вечеру все жители деревушки, работавшие в Оксфорде, возвращались домой. В эти часы главная улица бывала забита. В домах загорались огни. В пивных появлялись клиенты. Сэм Азиз позвал на помощь жену Риму – обслуживать покупателей в магазине и наблюдать, не распихивает ли кто-нибудь мелочовку по карманам.

Среди вернувшихся с работы были и два гомосексуалиста, которые жили в доме двадцать два (они работали в научно-исследовательских лабораториях в Оксфорде), и Дороти Ридли, которую все называли просто Дотти. Дотти запарковала свою «рено-клио» на стоянке перед домом – номер двадцать на землевладении Уиллитс. Ее мать Андреа была дома; наскоро обняв дочку, она сказала: сейчас поставит чайник и вынет пирожные «Бэттенбург». Обе, мать и дочь, прямо-таки расплывались в улыбках, когда появились в опрятной кухне-столовой. В углу ярко пылал экран небольшого телевизора: в нем двое странных животных выпускали друг из друга кишки. Дуэйн сидел на высоком табурете возле стойки – левая рука все еще на перевязи – и читал автомобильный журнал. Кинул его на стойку разворотом вниз и поздоровался с сестрой:

– Привет! Ну как, заработала состояние?

– Нет еще. Но завтра – верняк.

Андреа разлила кипяток по кружкам с растворимым кофе, и тут за окном появился кот: прижал морду к стеклу и помяукал.

– А-а, опять Бинго соседский. Можно подумать, его там не кормят.

– Пусти бедняжку, а, мам? – попросила Дотти.

– Не надо, не надо, – сказал Дуэйн. Он взял у матери кружку с дымящимся кофе и, ухмыльнувшись, добавил: – Если у тебя нету чего-нибудь покрепче, конечно…

Дотти спросила, как себя чувствует отчим. Андреа отвечала: не слишком. Артур Ридли лежал в постели, в спальне наверху, у него была последняя стадия рака. Когда-то Артур был служителем в колледже Сент-Джонс, затем попал в армию во время Фолклендской войны[10] двадцать лет назад и был ранен. От ранения так и не оправился и с тех пор регулярно впадал в ипохондрический ступор. А уж теперь ему точно не выкарабкаться.

Андреа почти забыла, почему вышла замуж за Артура. Первый ее муж, Дуглас, исчез после того, как зверски ее избил. Она тогда искала поддержки у Артура. Он показался ей вполне приятным. И более-менее зарабатывал. А теперь вот у нее на шее.

Дотти скинула туфли, примостилась на табурете рядом с братом и легонько подталкивала его локтем, пока он не освободил ей место.

– Эй, будет драться! – автоматически сказала Андреа, как все последние шестнадцать лет. Она прислонилась к плите, в которой разогревала большую пиццу на ужин. В лучшие времена Андреа работала продавщицей в лавке семян и садоводческого инвентаря при Оксфордском ботаническом саду, но потом пришлось уйти с работы, чтобы ухаживать за Артуром. – Ну, что творится сегодня на белом свете, а, Дотти? Давай, выкладывай.

Дотти работала в крупном универмаге «Дебнэмс» Сегодня, рассказала она матери, пришел один покупатель, странный такой, заявился в самый перерыв, ну и забыл у них перчатки, приятные такие. А продавщицы взяли да сделали из них кукол. Ей так нравилось работать в этом магазине. Новый филиал универмага, в самом центре Оксфорда, вообще очень приятное место. А на ее этаже им вообще повезло: у них такая приятная старшая по этажу. Очень приятные манеры, и приятно относится ко всем сотрудникам.

– Спасибо, – сказала Дотти, принимая кусок пирожного, который мать протянула ей на кончике ножа. С этого места рассказ продолжался с набитым ртом.

Самое приятное время дня – рано утром, когда магазин только открывается. Дают полный свет, там внутри так приятно – совсем как в кино каком-нибудь, правда. Шикарно все выглядит. По утрам вообще приятно, спокойно. Она могла и поболтать с продавщицами, они вечно хихикали. Мейв вот пришла сегодня с новой прической, так она ей ну вообще не идет. По утрам забегают, конечно, случайные покупатели, но обычно проблем с ними нет. И вообще, они часто такие приятные.

Мужчины, вообще-то, куда приятнее женщин, а с другой стороны, покупательниц всегда вон насколько больше, чем покупателей… Она захихикала. Кроме того, не так много мужчин заходят в отдел фарфора. Кажется, мужчины вообще почти не покупают посуду.

– Как я их понимаю, – заметил Дуэйн.

Дотти доела пирожное и тут же вынула из открытой жестянки шоколадное печенье.

– Голодная, как волк! – пожаловалась она, кусая печенье острыми белыми зубками. – Пойду, что ли, с отцом поздороваюсь. – Дотти вздохнула.

– Сходи, вот умничка. Спроси, не нужно ли чего.

– А что вообще у старого хрена болит? – спросил Дуэйн. – Ну, я имею в виду: помимо того, что он помирает от рака?

– А ну не смей у меня так выражаться про собственного отчима, слышишь?! Тебе сколько раз говорить? Прояви наконец хоть немного уважения. В больнице Рэдклиф сказали: у него прогрессивный нуклеарный парез.

– Ma, ты все не так поняла, – заметила Дотти. – Врач, который его консультировал, сказал: у него прогрессирующий супрануклеарный паралич. Ну, от чего Дадли Мур[11] умер, помнишь? А уже потом тот чувак из Рэдклифа сказал, что вовсе не это.

Дотти очень была довольна, что смогла внести ясность.

– М-да, только Артур никогда не откалывал таких шуточек, как Дадли Мур.

Женщины пропустили мимо ушей это замечание Дуэйна.

– Впустить, что ли, этого чертова кота? – сказала Андреа.

Бинго мигом ворвался в открытую дверь, жалобно мяукая. Дуэйн примерился, как бы наподдать ему ногой.

– Мам, я пойду погуляю, если по телику ничего не показывают.

– «Арсенал» играет с «Чарлтоном». Ты разве не будешь смотреть?

– Да чего там смотреть? Все и так ясно… Потом, матч этот и в пабе показывают. Почему у нас нет цифрового телика, как у соседей? Про голубых только по цифровому крутят…

– Слышь, Дуэйн, не лезь больше в драку. Пора бы и за ум взяться, господи ты боже мой…