Жак Ле Гофф - Герои и чудеса средних веков

• Название: Герои и чудеса средних веков
• Автор: Жак Ле Гофф
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос

---

Автор возвращается к теме пищи, вновь утверждая, что можно поесть сколько душа пожелает, ибо тут никого не принуждают соблюдать пост. О разнообразных кушаньях без всяких ограничений он уже говорил, а теперь уточняет, что «никто запретить никому и не дерзнет». Невозможно тут не вспомнить лозунг мая 1968-го: «Запрещается запрещать». Так и кажется, будто утопия общества без запретов восходит к стране Кокань ХШ века. В то бурное время умы волновали и другие фундаментальные навязчивые идеи наших обществ — труд и сексуальность. Фаблио о стране Кокань не обходит вниманием и их.

Чтобы закрыть наконец тему еды, заметим еще, что в этой стране три дня в неделю идут дожди из горячих кровяных колбас. Затем автор переходит к фундаментальной критике денег, которые он упраздняет: «Этот край такой богатый, что в полях там и тут можно сыскать кошели, набитые золотом, есть там и монеты из чужих стран, маработены и бизантии, но они ни на что не пригодны, ибо все дается даром, в этом краю ничего не продается и не покупается». Здесь автор фаблио метит сатирическим пером в бурный рост денежной экономики в XIII веке. 

Перейдем к сексуальности. Женщины все красивы, будь то девушки или дамы; каждый берет себе ту, которая соглашается с ним пойти, и это никого не смущает. Любой удовлетворяет свои желания себе в удовольствие, как того захочет, никуда не спеша. И этих дам никто не порицает, напротив, они пользуются уважением. А если вдруг некая дама обратит внимание на встречного мужчину, она прямо на улице хватает его и утоляет с ним все свои желания к полной радости обоюдной, так что жители тамошние приносят счастье друг другу. Здесь, как мне представляется, большее удивление вызывает не столько мечта о сексуальной свободе, которую в те времена можно было прочесть, например, в текстах о чудесах Индии, сколько поразительное равенство в сексуальных отношениях мужчины и женщины. Не так давно, в 1215 году, Церковь потребовала спрашивать у женщины ее согласия на брак — на равных правах с мужчиной. Здесь это равенство полов доходит до самого крайнего выражения. Средневековье имело грубый мужской облик, но оно отнюдь не было таким примитивно женоненавистническим, каким его часто изображают.

Самое время приготовиться к изображению наготы и похвальному слову ей же, однако тут нас не ждет ничего необычного. Чудеса начинаются с одеяний. Одежда — вот действительно чудо. В этой стране есть самые услужливые суконщики, которые каждый месяц раздают разные платья. Бурые, черные, пурпурные, фиолетовые и зеленые, как из грубой ткани, так и из тончайшей шерсти, или из александрийского шелка, или из полосатой материи и из верблюжьих шкур. Можно выбрать облачения какие душе угодно, цветные, или серые, или расшитые горностаями; в этой благословенной земле есть очень работящие сапожники, раздающие башмаки на шнурках, сапоги или туфельки, прекрасно подогнанные по форме ноги, всякому желающему, по триста пар в день.

Есть и еще одно чудо — Источник молодости, способный возвратить ее и мужчинам и женщинам. Любой мужчина, каким бы он ни был старым и седовласым, любая женщина с поблекшими или побелевшими волосами, выходят из него тридцатилетними (это, как предполагалось, тот самый возраст, в котором начал проповедовать Христос).

Тот, кто попал в эту страну и покинул ее, поистине безумец. «А я вот так и поступил, — признается автор фаблио, — ибо хотел, отыскав друзей моих, привести их в этот благословенный край, но забыл туда дорогу и не знаю, как ее найти. И если хорошо вам в ваших краях, не покидайте их, ибо остаешься внакладе, коли ищешь себе перемен». Фаблио о стране Кокань не оказалось полностью утрачено, по всей видимости, потому, что, во-первых, обрамление у этой повести христианское, и — особенно — постольку, поскольку завершается она призывом отнюдь не к восстанию, а к смирению. Она ставит вопрос о роли утопии, как вызова обществу и как отдушины. Потерянный рай страны Кокань — средневековая и народная форма элитного золотого века античной философии. Это мечта об изобилии, свидетельствующая о самом большом страхе средневековых многонаселенных мест — страхе голода; мечта о свободе, осуждающая тяготы всевозможных запретов и господство Церкви; мечта если не о лени или сладком безделье, то по крайней мере о досуге ввиду повышающейся роли труда, который если и приносит труженику уважение, то лишь с целью еще больше подчинить его; наконец, это мечта о юности, которая поддерживает слабую жизненную энергию мужчины и женщины Средних веков. Но самым знаменательным в этом тексте кажется мне упразднение разграничения времени, установленного Церковью и религией. Мечта о счастливом календаре — одна из самых распространенных в имагинарном разных обществ.

Наконец, в фаблио о стране Кокань есть и еще одна мечта — это мечта о земных наслаждениях. Мне это представляется вполне достаточным, чтобы понять, насколько радикально отличается это фаблио от религиозных ересей того времени, ведь это в основной массе ереси ригористские, осуждающие плоть, материальную жизнь и наслаждение еще резче, чем даже сама Церковь. Страна Кокань привела бы в ужас катаров.

Мне не хотелось бы высказываться здесь по поводу распространенного мнения, будто страна Кокань близка к тому образу рая, что описан в Коране. Я не слишком верю в такое влияние. Уж если искать истоки и сопоставления, то, по-моему, лучше всего обратиться к похожим языческим вымыслам в прошлом как западного мира, так и восточного.

Страна Кокань продолжала жить в европейском имагинарном. Но тут я различаю два периода, две фазы. Прежде всего — это проникновение темы в жанр забавной и изящной литературной сказки. Стране Кокань посчастливилось попасть на страницы «Декамерона» Боккаччо. После этого страна Кокань продолжает жить в объединении с другими протестными темами, главными из которых мне представляются три: Источник молодости, о котором уже говорится в самом фаблио; битва Масленицы с Великим постом — эта тема возникает примерно в то же самое время, что и само фаблио, в виде битвы Великого поста с Мясоедом; и это, наконец, тема «мира наизнанку». Эти темы очень широко представлены в литературе, искусстве и в имагинарном XVI века. Мне кажется примечательным, что как единственное развернутое изображение страны Кокань (где прежде всего показаны сладкое безделье, сон и материальный достаток), так и битву Масленицы с Великим постом нарисовал один и тот же великий художник — Брейгель. Критика Новейшего времени видела в этом фаблио то «мечту о равенстве», то «социальную утопию» (как, например, чешский историк Граус), утопию «антиклерикальную», утопию «бегства от действительности» или, наконец, «народную», фольклорную утопию.

Как бы ни было трудно исторически определить, что же называют народной культурой, — я полагаю, что эта культура, которую средневековое христианство стремилось упразднить как языческую, исторически исчерпывается именно временем страны Кокань. Нет сомнений, что фаблио XIII века вобрало в себя языческие традиции. А в нынешнее время и уже начиная, вероятнее всего, с века XVIII утопия о стране Кокань анекдотическим образом превратилась в детскую игру. Возможно, под влиянием обычая Майского дерева (видимо, пойти по пути такой логики будет правильнее всего) образ Кокани сохранился в сельских и крестьянских общинах, наградив своим именем один из атрибутов народного праздника, шест с призом, «шест кокань». На самой вершине шеста висит приз, это, как правило, нечто съестное, какое-то лакомство; кто-нибудь, а чаще всего ребенок, должен взлезть по шесту и снять приз. Самое древнее упоминание о «шесте кокань» можно найти в хронике, озаглавленной «Дневник парижского буржуа», написанной в 1425 году, в ту эпоху, когда Париж был под властью англичан и бургундцев, что тем не менее ничуть не убавило ему веселья:

«В праздник святого Ле и святого Жиля, что приходился на субботу первого сентября, некоторые жители города Парижа придумали новую потеху да таковую и сотворили: взяли жердь длины непомерной в 6 туазов и вколотили глубоко в землю, чтоб верхом упиралась почти в самое небо, а на вершине висела корзина, в оной же — жирная гусыня и шесть золотых монет, а жердь хорошенько намазали гусиным салом; и было возглашено, что, если кто сможет взобраться и снять гусыню без помощи посторонней, тому достанется и жердь, и корзина, и гусыня, и шесть монет; однако никто, каким бы ловким ни был он лазальщиком, сделать оного не смог; но под вечер один юный слуга все ж изловчился и снял гусыню, однако ж не смог взять ни корзины, ни монет, ни жерди; было это близ Кэнкампуа на улице Гусей, а тут и конец истории всей».

«Шест кокань» стал ярмарочной потехой. Он показывает, сколь извилисты и неисповедимы пути, по которым приходят в наше общество чудесные мифы, пополняющие его имагинарное.

ЖОНГЛЕР