Сергей Пономаренко - Ведьмин пасьянс

• Название: Ведьмин пасьянс
• Автор: Сергей Пономаренко
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-343-955-6, 978-5-9910-0423-7

Столичная журналистка становится свидетельницей трагических событий в селе на Полесье, куда приехала собирать материал об оборотнях — вовкулаках. Со времен Киевской Руси эту местность связывали с оборотнями; сохранились также легенды о воинах-волках и о проклятии, наложенном князем-вовкулакой на жителей этого села. Журналистка подозревает, что и ее любимый, служивший в Афганистане в спецподразделении «Волки», тоже из их числа…

---

— Теперь и я вижу! — прошептала она.

— Я подберусь ближе, — сказал Вольф, проскользнул ужом несколько метров, а потом вдруг встал, освещенный лунным светом, и спокойно направился к вовкулакам.

«Что он делает?! Он что, с ума сошел? Они ведь его сейчас увидят!»

Те, заметив парня, остались на месте, никак не реагируя на его появление. Вдруг Вольф исчез, а вскоре Иванна увидела, что к вовкулакам присоединился третий. Она стала лихорадочно пробираться назад, стараясь идти как можно тише, и тут, обернувшись, увидела, что эта странная группа направляется в ее сторону… Теперь она, уже не думая об осторожности, рванула бегом назад, не разбирая дороги, спеша выбраться из страшного леса. Шум позади подтвердил, что на нее охотятся.

Идя за Вольфом, она особенно не всматривалась, стремясь запомнить дорогу, так как это было бесполезно в темноте. Сейчас Иванна неслась наугад, мечтая только не налететь на дерево, чтобы не покалечиться.

Наверное, от нервной организации человека зависит, как он себя ведет в экстремальных ситуациях: одни теряются, охваченные паникой, другие, наоборот, сконцентрировавшись, пробуждают в себе скрытые способности, обычно дремлющие в повседневности. Иванна относилась ко второй категории, и она об этом узнала, только оказавшись в этой ситуации.

Во время бегства благополучно «перелетела» в темноте через все преграды и очутилась на краю леса, в том самом месте, откуда начала свое путешествие. Тут она остановилась, прислушиваясь, далеко ли погоня. К удивлению, позади не услышала никакого шума. Ее терзали противоречивые мысли: одни — они преобладали — требовали немедленно и как можно быстрее добежать до дома вдовы Шабалкиной, закрыться на все запоры, взять в руки что-то увесистое и так ждать рассвета; другие, эти были в меньшинстве, предлагали осмотреться, притаиться и узнать, что будет дальше.

Близость деревушки, до которой было менее километра, вызвала у нее прилив оптимизма и глупости, права большинства здравых мыслей были попраны, и она спряталась за стволом огромной лиственницы. Слегка отдышавшись, она задала себе логические вопросы: «Что ты ожидаешь?

Что предполагаешь увидеть?» И еще много «что», но не успела себе ответить, как внезапно услышала рядом шум-треск, сопровождающий чье-то передвижение по лесу, и тут намерение затаиться и понаблюдать испарилось, и она снова бросилась бежать. Но теперь у нее не было той форы в расстоянии, как вначале, когда она вырвалась вперед.

И только она выбежала из леса, как полная лупа скрылась за тучами и стало совсем темно. От ужаса у нее все заледенело внутри, выступил холодный пот. Деревушка, которая, казалось, была рядом, никак не хотела появляться. В институте, на тренировках, Иванна пробегала километр за две с половиной минуты, сейчас бежала, как ей показалось, значительно быстрее, но явно гораздо дольше двух минут.

Наклонив голову, она неслась, охваченная ужасом, задыхаясь и теряя силы. Наконец деревушка все же показалась. Иванна добежала до домика вдовы Шабалкиной, рванула дверь, но она оказалась запертой. Иванна начала тарабанить в нее изо всей силы и кричать, обернулась и в свете вновь выглянувшей луны увидела приближающегося к ней Вольфа. Он был в человеческом обличье, но его лицо было бледным, неживым, как у мертвеца, и на нем была кровь. Тут силы покинули ее, она почувствовала, как дверь за спиной поддалась, И, падая назад, девушка потеряла сознание.

6. Афганистан. Зима. 1988 год

Патрульная боевая машина пехоты осторожно продвигалась но серпантину дороги в направлении Кандагара.

Объявленное перемирие на период вывода ограниченного контингента советских войск из Афганистана не снижало бдительности бойцов, так как ценой была жизнь. Отделение сержанта Николая Лукомлина расположилось на броне, ведя наблюдение — каждый за своим сектором обзора. На вчерашнем расширенном совещании с участием всего сержантского состава замполит батальона настойчиво внушал мысль, что отдельные полевые командиры душманов всеми силами постараются нарушить перемирие и — по информации разведки — «залить кровью обратную дорогу оккупантам». Поэтому бдительность следовало усилить, чтобы не подвести себя и своих товарищей.

— На дороге лежит человек, — раздался в наушниках голос механика-водителя Нечипоренко, но Лукомлин сам его увидел и громко скомандовал:

— На броне! Готовность! — И по ларингофону водителю: — Близко не подъезжай. За два десятка шагов тормози.

Когда БМП остановилась, сержант внимательно осмотрел местность — ничего угрожающего не заметил. Место для засады было неудачное, в основном открытое пространство. Вот в двух километрах впереди, где горы подходят почти к самой дороге, словно образуя горловину, горловину Смерти — так прозвали это место, — было опасно, но там на постоянном блокпосте, еще не переданном афганцам, были наши. Повернувшись к находившемуся позади солдату, сержант сказал:

— Петро, а ну пойди глянь, что там за жмурик лежит. Его не трогай — он может быть «нафарширован».

— Не учи ученого, — проворчал тот, спрыгивая с брони.

Солдат, внимательно осматривая дорогу впереди себя на предмет мин, осторожно приблизился к лежащей фигуре в шароварах и каких-то лохмотьях.

Неожиданно фигура зашевелилась. Это был человек с бородой и всколоченными грязными волосами. Он приподнял голову и прошептал:

— Пить! Пить хочу! — И его голова снова упала на землю.

Солдат передернул затвор автомата и громко спросил:

— Ты кто? Говори!

— Пить! — Голова у лежащего дернулась.

Солдат достал флягу, наклонился и дал тому напиться. Бородатый мужчина пил жадно и выпил бы всю фляжку, но солдат не позволил ему этого сделать.

— Очухался? Теперь говори, кто ты? Как здесь оказался?

— Я Антон. Барановский. А где я нахожусь?

— Шуткуешь, парень? Где находишься? У тещи на блинах, да тут я зашел за угощением! Отвечай — кто ты, из какой части, как здесь оказался, почему на тебе этот наряд? — Он указал на афганскую одежду.

— Не знаю… Рисовал стенгазету… в дисбате… Дальше не помню… Потом горы, очень хотелось есть и пить. Но больше пить… Вышел здесь на дорогу…

— Ладно. Пошли — наш особист с тобой разберется.

— Не могу… Я, похоже, ранен… Спина… Сил уже нет…

— Не можешь встать, тогда ползи. Ползи, я тебе сказал! — и направил на него автомат.

Антон с трудом прополз метра полтора.

— Хватит, — сказал солдат, махнул рукой своим товарищам и крикнул: — Здесь «трехсотый»[1], нужна помощь. Только чудной какой-то.

БМП рванула с места и подъехала к ним. Раненого Антона погрузили на броню, а сержант Лукомлин связался по рации с базой.

На базе Антону оказали медицинскую помощь — у него была ножевая рана на спине, уже успевшая загноиться, и, похоже, частичная потеря памяти. По заключению врачей, потеря памяти произошла вследствие недавней контузии.

Его навестил в походном госпитале капитан — особист, который тоже без успеха попытался выяснить, кто он и как здесь очутился. Ушел из лазарета с твердым убеждением, что этот тип — явно перебежчик и воевал на стороне душманов, а теперь, что-то не поделив с ними, хочет вернуться домой и темнит, придуриваясь, что потерял память. Неудовлетворенный «виляниями» Антона, он решил проверить все, что тот рассказал, — местонахождение дисбата, номер воинской части. Во избежание неожиданностей со стороны Антона особист приказал медперсоналу глаз не спускать с «чужака», обещая в скором времени установить возле его палаты постоянный вооруженный пост.

Интенсивное лечение позволило частично восстановить Антону память. Он вспомнил афганский кишлак высоко в горах, где он находился долгое время в качестве пленника. Воспоминания всплывали как отдельные смутные картинки, но не давали ответа, как и почему он там очутился.

Ответ на запрос особиста пришел удивительно быстро, подтверждая все, что рассказал Антон. Тот в самом деле был отправлен в дисциплинарный батальон, где находился до середины 1986 года, затем случилось непонятное — внезапно его оправдали и направили дослуживать в другую воинскую часть, однако подразделения с таким номером в Афганистане не было. На запрос в эту часть пришел странный ответ: она была полностью расформирована год тому назад, причем не сообщалось о месте ее дислокации. Тогда он отправил повторный запрос. Все это утвердило особиста во мнении, что он прав, но доказательств не прибавило. Затем особиста отвлекли более важные дела, и он выехал в командировку на не-сколько дней, наскочил на засаду, получил тяжелое ранение и сам попал в госпиталь. За это время лазарет с больными и ранеными отправили на «большую землю». Там Антон как лицо гражданское был направлен долечиваться в небольшую районную больницу. В больнице него вскоре завязалась интрижка с медсестрой Натальей. Была она невысокого роста с непропорционально большой грудью, которая так и выпирала из халата, едва сдерживаемая лифчиком. Вечерами в ее дежурство, когда се успокаивалось, он приходил к ней на пост и они вели долгие беседы, которые обычно заканчивались вызовом медсестры в палату к больному с приступом. Из этих разговоров он узнал, что Наталья замужем, муж тоже медик, работает врачом на «скорой помощи». Однажды, когда дежурство проходило более-менее покойно, так как в отделении не было тяжелобольных, Наталья предложила перейти с поста, где они были у всех а виду, словно в аквариуме, в рядом расположенную комнату, «сестринскую», где медсестрам во время ночного дежурства удавалось пару часов подремать. Вначале, как только они уединились, несколько минут царило молчание — было неловко от темноты, близости друг друга, некой недосказанности. Они тихонько сидели за шкафом, отгораживающим от входа узкий топчан, на котором они и устроились. Затем незаметно завязался разговор на сокровенные темы, и оба стали предельно открыты друг перед другом, чувствуя единение душ, усиливаемое теплом соприкасающихся тел.