Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 6, 2003

• Название: Новый мир. № 6, 2003
• Автор: Журнал «Новый мир»
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал

---

— Тебя?! — воскликнула Нонна.

— Да, представь себе. Меня. Бывшего певца тонких материй! Заставляют теперь воспевать дерьмо… Материал, наиболее трудный для воспевания. Вот так!

— Ну нет уж! — Нонна твердо губы сомкнула. Засверкали глаза. Можно подумать — на баррикады пойдет! Или по крайней мере — на работу. Или — последняя надежда — в кладовку не пойдет.

Ничего! И это утопчем!

…Аппарат зазвонил. Настя раньше меня трубку схватила. Молодость, азарт!

— …Ясно, — сказала. — Иду!

Поцеловала нас, умчалась. Есть в жизни счастье!

Телефон вскоре опять зазвонил. Это уже счастье мое — Боб, брателло, к ответу требует — за то, что я его сучьями торгую на стороне. Ну что же, по всем делам — выстрел в упор из сицилийской двуствольной «луппары» положен мне. Но — бывают же радости!

— Страф-стфуй, Фалерий!

Кайза, финская подруга моя. Обычно она каждым летом на месяц квартиру снимала у нас, набирала тут материал для научной книги о стрессах. Но этим летом — не приехала. У нее у самой случился стресс: ее квартира сгорела. Однако звонит.

— Слу-ушай меня! Тут в Петерпург е-едет отин профессор… ты не знаешь его. Я хочу тень-ги с ним перета-ать, за арен-ту твоей кфартиры!

Вот это кстати. Обрадовался:

— Это… за будущий год?

— Я еще не знаю про пу-утушый кот. За проше-етший!

— Какой прошедший, Кайза! Ты же не жила?

— Но тем не менее я ан-ка-широ-вала ее! Ты никому ее не става-ал!

— …Нет, Кайза! Нет.

— Ну спасипо, Фалерий!

— Целуем тебя!

Трубку повесил. И вдруг — счастье почувствовал. Оказывается, я что-то еще могу! На Нонну поглядел.

— Правильно, Венчик! — она произнесла.

Раз живы души у нас — не погибнем!.. Стала сладко зевать Нонна.

Увел ее. Глубокий, освежающий сон!

Получился, впрочем, не очень глубокий… Лежал вспоминал. Голоса слушал в нашем дворе. Какие-то странные… Может, из прошлого? Или, напротив, — из будущего? Задремал.

Снова скрип какой-то с кухни донесся. Пошел. Та-ак! Заняла позицию. Против того окошка стоит! Это она вспомнила! Нет бы хорошее, реальное вспомнить что-нибудь. Или хотя бы придумать что-то толковое. Нет! Дымок поднимается над ее головой. Что-то есть в ее голове, кроме дыма?

Подошел. Погладил ее по темечку. Обернулась.

— Ну чего смотришь? — я сказал. — Нет там ничего! Пусто. Тьма.

Виновато улыбнулась:

— Так это еще страшнее, Веч!

Чем-нибудь, конечно, наполним… Чем?

Слышал во сне — опять половицы заскрипели. Туда? Открыл глаза — койка пуста. На посту стоит. Смотрит. Нет — не спасемся мы!

О! Вот и Анжелка появилась, рыбка моя! Голенькая, но бедра полотенцем повязаны.

Да-а. Мой бред не лучше прежнего оказался. Б. У. Бред Улучшенный? Наоборот! Бред Ухудшенный! Разучился бредить.

Анжелка пальчиком поманила.

Это конец. Интересно — что это я сочинил? Мультик? Боевик? Мелодраму? Сам не пойму. «Мыльную оперу», в ста шестнадцати сериях? Столько не потянуть!

— Тебя, кажется, там зовут? — поворачиваясь ко мне, Нонна проговорила.

— Меня? — я произнес удивленно. — А может — тебя?

— Иди! — закричала она. Дрожащей рукой стала срывать с гвоздя декоративный узбекский нож в ножнах. Как я любил его! Долго вешал, место искал. Погибну за свой дизайн! Когда ждал ее, трусливо петельку ножен к гвоздику веревочкой привязал. Совсем убирать — не хотел. Красиво! Вот и получи. Зря только пальчик ломал. С целым бы лучше смотрелся в гробу. Анжела машет. Но хоть погибну за свой сюжет. «В связи с профессиональной деятельностью» — лучшая смерть. Но ей ее «деятельность» дорого встанет — если зарежет меня. И тут о ней должен заботиться?

— Уйди! — дрожала она. — Очень тебя прошу! Не доводи до греха. Тебе там лучше. Иди!

Мне там замечательно. Но тянуть без конца эту «мыльную оперу» не намерен. Силы уже не те. И пальцев не напасусь. На мой грязный бинт не глянула даже! Тщетны усилия. Вытащил нож, протянул ей:

— Бей!

Отличная развязка. И «моральный вес» сохраню. Нож в тонкой ее ручонке заходил ходуном. И хочется вдарить — и что-то удерживает ее. Надо было к маменьке ее отправить!.. Но поздно уже.

— Ой!.. А кто это? — она вдруг произнесла.

А мне и самому интересно. Вторая голова! Задвигалась в том окошке, как поплавок… О! Вот он-то все и устроит! Боб.

За то, что я предал его, — пуля положена мне. Вот и ладушки! И Нонна на свободе. Некстати возликовал. А может, воспеть все-таки кизяки? Что мне стоит? Стал махать ему ручонкой: мол, погоди. Все же мой бред лучше, чем ее. Выбор есть.

— Так это ж Боб! — сказал я небрежно. — Что из больницы нас вез.

— Который убить тебя хочет? — еще сильней затряслась.

— Ну что ж… я, пожалуй, пойду.

Хоть стекла он не разобьет — целы на зиму будут. Останется обо мне такая хрупкая память. Даже курточку не надел. Минута осталась мне? И одеваться не стоит… Момент!

— Вен-чик! — донесся отчаянный крик. Поняла?! Да поздно!

Боевик, выходит, сложился. Новый для меня жанр. Перебежал двор. Поднялся по лестнице. Предстал.

— Не понял! — развалившись в роскошном кресле, Боб произнес. — Ты как вообще ситуацию расцениваешь? Соскок?

Я молчал.

— …Брезгуешь, значит?

Ну разве чуть-чуть. Боб за барсеткой на столе потянулся.

— Я вообще-то не против, — уныло я произнес.

Анжелка, сонно глядя в стекло, губки подкрашивала, словно все происходящее не касалось ее. Какие-то квелые отношения у них. Зато у нас в семье отношения отличные!

— Не смей, Венчик! — раздался крик, и Нонна явилась. Мою высокую репутацию лишь она, выходит, хранит?

— Отвали ты! — Боб маленькой своей ладошкой взмахнул.

— …Я?! — проговорила она.

И не успели мы ахнуть, как ее маленький синенький кулачок в рыхлый нос Боба влепился. Кровь хлынула на его свитер. Это знакомо мне!

— Ты что? Новая вещь-то! — Боб забормотал. Забегал по комнате, голову закинув, пытаясь нащупать что-то… соль, например. Анжелка краситься продолжала. Нонна бегала повсюду за ним, выставив челюсть и кулачки, и еще бы влепила, если б голова не была закинута его. Еле скрутил ее, оттащил. С «новым русским» разобрались. Его кровью смыл свой позор. Их напор пресловутый против нашего бешенства — ноль.

— Извини! — я Бобу сказал. Он стоял, голову закинув, удерживая кровь. Для бегства лучший момент. Вытащил Нонну — сначала на лестницу, через двор — и домой.

— Ве-еч! Я правильно сделала? — поинтересовалась она.

— Правильно, правильно. Но, — перехватил ее руку, — свет лучше не зажигать!.. И давай ляжем-ка…

Чтоб площадь обстрела уменьшить.

— Я понимаю, Веч!

Полночи я думал, что это мы от страха дрожим. В половину четвертого усомнился в этом. К батарее подполз. Так точно! Побулькали — и отключили. Сейчас бы печь с кизяками! Размечтался. Нонна этому положила конец. Будем гордо дрожать! Впрочем… по-пластунски до кладовки дополз и, толкая перед собой электропечку, как щит, обратно вернулся. Включил. Дорого! Но как быть? Услышал, что батя за спиной тоже дырки в розетке вилкой нашаривает. Согревшись, уснули.

Глава 18

Проснулся — и сразу зажмурился: солнце свесило во двор грязную ногу. Осенью не часто выпадает такой день. Заслужил?

Встал во весь рост. А как надо? В детективе не очень уверенно чувствовал себя. Не мой жанр. Может, и не примет он меня? — спасительная мыслишка.

В ванную пошел. Отец выставил на лазурном глянце новую серию удачных плевков. Но я знал уже, как с ними бороться: наиболее цепкие ногтем подковырнул. Нормально день начинается! Так бы и шел!

На забинтованный свой пальчик, впитавший грязь разных стран, кровь ног отца, смотрел. Кровь носа моего друга, к счастью, не впитал. Доктор сказал — если оживет через месяц, значит, оживет. Моральный фактор членовредительства в борьбе с соблазном как-то поблек. Такие подвиги не нужны. Нужны пальцы. Как бедной родственнице отца Сергия. Вот та действительно святая была: ни о какой святости не помышляла, а просто — мучилась вместе со своей семьей.

Так что кого тянет к святому членовредительству — тому советую сначала Льва Толстого внимательно прочитать.

Дверь в ванную распахнулась. Нонна. Помню, ветхую ее рубашку из-под подушки брал, целовал. А теперь она сама стоит в этой рубашке!

— Ой! Ты уже здесь, Веч!

Я уже здесь! Стою, об-нов-лен-ный!

— А помнишь, Нонна, поэт-песенник Резник, ныне миллионер, стихи тебе написал: «Нонна, Нонна — ты мадонна!»

— Помню! — кивнула она.

Завтрак вместе готовили. «Все было приносим-о и съедаем-о» — любимая наша фраза из «Старосветских помещиков».

— А помнишь, Веч, — она на меня вдруг лукаво глянула, — у нас на лестнице была надпись: «Я тебе разрешаю все»?

— Ну… когда это было! — отвечал я. — До ремонта. Лет двадцать назад! Да и не я это писал.