Генри Джеймс - Американец

• Название: Американец
• Автор: Генри Джеймс
• Издательство: Культ-Информ-Пресс
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8392-0223-1

Роман «Американец» (1877) знакомит читателя с ранним периодом творчества Г. Джеймса. На пути его героев становится европейская сословная кастовость. Уж слишком не совпадают самый дух и строй жизни на разных континентах. И это несоответствие драматически сказывается на судьбах психологически тонкого романа о несостоявшейся любви.

---

— К мадам де Сентре, — пояснил молодой человек, как бы представляя посетителя вышедшему из дома господину.

Тот взял у него из рук карточку, мельком посмотрел на нее, снова смерил Ньюмена взглядом и, помедлив немного, любезно, но без улыбки проговорил:

— Мадам де Сентре нет дома.

Молодой человек развел руками и повернулся к Ньюмену.

— Мне очень жаль, сэр, — сказал он.

Ньюмен дружески кивнул ему, показывая, что отнюдь не обижен, и повернул назад. У сторожки привратника он оглянулся: оба джентльмена все еще стояли на ступеньках крыльца.

— Кто этот молодой человек с собакой? — спросил Ньюмен у женщины, вышедшей из сторожки. Он уже начинал изъясняться по-французски.

— Это месье граф.

— А тот, постарше?

— Месье маркиз.

— Маркиз? А я-то думал, дворецкий! — произнес Ньюмен по-английски, благодаря чему привратница, к счастью, не поняла его слов.

Глава четвертая

Однажды рано утром, когда Кристофер Ньюмен еще не кончил одеваться, к нему провели маленького старика, за которым следовал юноша в блузе, несший картину в сверкающей раме. Увлеченный достопримечательностями Парижа, Ньюмен совсем забыл про месье Ниоша и его одаренную дочь. Но тут живо все вспомнил.

— Боюсь, вы махнули на меня рукой, сэр, — после множества извинений и приветствий сказал старик. — Мы заставили вас ждать. Наверно, вы заподозрили нас в необязательности, в недобросовестности! Но вот и я наконец! А вот и прелестная «Мадонна». Поставьте-ка ее на стул поближе к свету, мой друг, пусть господин полюбуется, — последние слова месье Ниоша были обращены к сопровождавшему его юноше, которому он помог правильно расположить доставленное ими произведение искусства.

Картина была покрыта слоем лака толщиной в дюйм, а ширина затейливой рамы составляла не менее фута. Она сверкала и переливалась в лучах утреннего солнца и, на взгляд Ньюмена, была очень красивой и ценной. Он, видимо, совершил чрезвычайно удачную покупку и, заполучив такую картину, почувствовал себя богачом. Продолжая одеваться, он с удовольствием рассматривал ее, а месье Ниош, отослав своего помощника, суетился вокруг, улыбался и потирал руки.

— Бесподобное finesse,[35] — приговаривал он ласково, — и какие превосходные мазки. Вы, наверно, это заметили, сэр. Пока мы шли по бульвару, она привлекала всеобщее внимание. Посмотрите, какие переливы тона! Вот что значит владеть кистью! Я говорю это, сэр, не как отец, нет! Просто, будучи человеком со вкусом и имея дело с другим понимающим человеком, я не могу не отметить превосходную работу. Такие вещи трудно создавать и еще труднее с ними расставаться. Если бы наши средства позволяли нам такую роскошь, мы бы оставили эту картину себе! Могу сказать вам честно, сэр, — месье Ниош тихо и вкрадчиво засмеялся, — честно могу сказать, сэр, что завидую вам. Как видите, — добавил он через минуту, — мы взяли на себя смелость предложить вам раму. Это на самую малость увеличит стоимость картины, а вас избавит от необходимости — столь обременительной для человека с вашим тонким воспитанием — ходить по лавкам и торговаться.

Язык, на котором изъяснялся месье Ниош, представлял собой своеобразную смесь, от попыток воспроизвести которую полностью я предпочитаю уклониться. Когда-то он, видимо, до некоторой степени владел английским, и в его произношении почему-то слышался акцент, характерный для кокни британской столицы. Но, оставаясь без употребления, его познания заржавели, а запас слов оскудел и сделался довольно причудливым. Месье Ниош старался поправить дело, прибегая к частым вкраплениям французского, «англизируя» слова по собственному разумению и буквально переводя французские идиомы. В результате речи, которые он произносил с видом полного самоуничижения, вряд ли были бы понятны читателю, а потому я осмелился сократить и просеять его монолог. Ньюмен понимал месье Ниоша лишь наполовину, но тот казался ему забавным, а благородная бедность старика затрагивала в нем демократические струнки. Сильная добродушная натура Ньюмена всегда восставала при мысли о неизбежности несчастья; пожалуй, это вообще было почти единственное, что его раздражало, и он ощущал потребность смыть любое несчастье губкой собственного процветания. Меж тем папаша мадемуазель Ноэми, очевидно, получил на сей счет точные указания и проявлял рабское стремление не упустить ничего из того, что может предоставить неожиданно подвернувшийся случай.

— Сколько же я должен вам за картину вместе с рамой? — спросил Ньюмен.

— В общей сложности три тысячи франков, — сказал старик, приятно улыбаясь, но не удержался и молитвенно сложил руки.

— А вы дадите мне расписку?

— Я принес ее, — ответил месье Ниош. — Я взял на себя смелость составить ее на случай, если месье пожелает расплатиться сразу, — достав из портмоне бумагу, он вручил ее своему меценату. Документ был написан в самых изысканных выражениях мелким затейливым почерком.

Ньюмен выложил деньги, и месье Ниош стал торжественно и любовно опускать в свой старый кошелек один наполеондор за другим.

— А как ваша молодая леди? — спросил Ньюмен. — Она произвела на меня большое впечатление.

— Вот как? Месье очень добр. Месье понравилась ее внешность?

— Она и впрямь очень хорошенькая.

— Увы, да! Увы, очень хорошенькая?

Месье Ниош уставился в пятно на ковре и покачал головой. Потом перевел взгляд на Ньюмена, и глаза его, казалось, засверкали и расширились.

— Месье знает, что такое Париж. В нем красота опасна, особенно если у этой красоты нет ни су.

— Ну, к вашей дочери это не относится. Она же теперь богата.

— Совершенно справедливо; месяцев на шесть мы разбогатели. Но все равно, если бы моя дочь была некрасива, я бы спал спокойнее.

— Вы боитесь молодых людей?

— И молодых, и старых.

— Хорошо бы ей выйти замуж.

— Ах, месье, ничего не имея, мужа не найдешь. Жениху пришлось бы взять ее ради нее самой. Я не смогу дать за нее ни гроша. Но молодые люди смотрят на вещи другими глазами.

— Ну, — проговорил Ньюмен, — ее талант уже сам по себе приданое.

— Ах, сэр, сначала ему нужно превратиться в звонкую монету, — и месье Ниош нежно погладил кошелек, прежде чем убрать его в карман. — Такие сделки случаются не каждый день.

— Ваши молодые люди — крохоборы, — заметил Ньюмен. — Это все, что я могу сказать. Им бы еще приплатить за вашу дочь, а не ждать денег от нее.

— Очень благородная мысль, месье. Но что вы хотите? В нашей стране такие мысли не приняты. Когда мы женимся, мы желаем знать, что получим в приданое.

— И какое же приданое нужно вашей дочери?

Месье Ниош воззрился на Ньюмена, словно ожидая, что за сим последует, но тотчас опомнился и ответил, что знает очень приличного молодого человека — служащего страховой компании, — который удовольствовался бы пятнадцатью тысячами франков.

— Пусть ваша дочь напишет для меня полдюжины картин, и приданое ей обеспечено.

— Полдюжины картин! Приданое! Месье не шутит?

— Если она сделает мне в Лувре шесть или восемь копий так же хорошо, как написала «Мадонну», я заплачу ту же цену за каждую, — заверил его Ньюмен.

На какой-то момент бедный месье Ниош от радости и признательности лишился дара речи, а затем схватил руку Ньюмена и сжал ее в своих, глядя на него повлажневшими глазами.

— Так же хорошо? Да они будут в тысячу раз лучше, они будут великолепны — божественны! Ах, почему я не владею кистью, сэр, чтобы ей помочь! Как мне благодарить вас? Боже! — и он прижал руку ко лбу, словно силился что-то придумать.

— Вы уже отблагодарили меня, — сказал Ньюмен.

— Вот что, сэр! — вскричал месье Ниош. — Я знаю, как выразить мою благодарность, — я ничего не возьму с вас за уроки французского.

— Уроки? Я совсем забыл об этом, — рассмеялся Ньюмен и добавил: — Слушать ваш английский — все равно что учиться французскому.

— О, я не взялся бы преподавать английский, нечего и говорить, — сказал месье Ниош. — Но что касается моего прекрасного языка, то я по-прежнему к вашим услугам.

— Тогда, поскольку вы уже здесь, — предложил Ньюмен, — давайте начнем. Как раз подходящий момент. Я собираюсь выпить кофе. Приходите каждое утро в половине десятого выпить чашечку.

— Месье предлагает мне еще и кофе? — воскликнул месье Ниош. — Нет, поистине ко мне возвращаются мои beaux jours.[36]

— Итак, — повторил Ньюмен, — пожалуй, начнем. Кофе ужасно горяч. Как сказать это по-французски?

С тех пор каждое утро в течение трех недель, когда Ньюмену подавали кофе, среди клубов поднимавшегося над чашками ароматного пара возникал маленький благообразный месье Ниош, он извинялся, расшаркивался и сыпал ничего не значащими вопросами. Не знаю, многому ли научился наш друг, но, как он сам говорил, если попытка не принесла ему особой пользы, то уж, во всяком случае, не принесла и вреда. Кроме того, занятия с месье Ниошем забавляли его, они удовлетворяли его общительную натуру, которая любила чуждые грамматическим правилам беседы и побуждала его даже в те времена, когда он, обремененный делами, разъезжал по выраставшим как грибы западным городкам, усаживаться на сооруженные из рельсов ограды и пускаться в братские пересуды с веселыми бездельниками и безвестными искателями приключений. Он считал полезным, куда бы ни приехал, вступать в разговоры с местными жителями; кто-то его заверил — и утверждение пришлось ему по вкусу, — что при путешествиях за границей это лучший способ познакомиться с жизнью страны. Месье же Ниош был, несомненно, местный житель и, хотя его жизнь вряд ли заслуживала того, чтобы с ней знакомиться, был вполне осязаемой и вполне органичной частичкой той живописной парижской цивилизации, которая обеспечивала нашего героя множеством развлечений и поставляла несметное число занимательных проблем для его пытливого практичного ума. Ньюмен любил статистику, ему нравилось узнавать, что и как делается, он с интересом изучал, какие платят налоги, какие получают доходы, какие порядки преобладают в коммерции, как идет борьба за место под солнцем. Месье Ниош, разорившийся делец, был знаком со всеми этими предметами и, гордый тем, что может их осветить, старался, держа между указательным и большим пальцами щепотку табака, изложить известные ему сведения в самых изящных выражениях. Как истый француз, месье Ниош — и полученные от Ньюмена наполеондоры тут совершенно ни при чем — обожал поговорить, и хотя влачил жалкое существование, светскости в нем нимало не убавилось. Истый француз, месье Ниош умел давать вещам точные определения и — опять-таки как француз, — если ему недоставало знаний, легко заполнял пробелы весьма убедительными и хитроумными предположениями. Маленький сморщенный финансист был рад, что к нему обращаются с вопросами, и он по крупицам собирал сведения, занося в засаленную записную книжку происшествия, которые могли заинтересовать его щедрого друга. Он листал старые ежегодники, разложенные на книжных развалах на набережных, он даже сменил кафе и стал завсегдатаем того, где получали больше газет и где его послеобеденные demitasse[37] обходились ему на целое су дороже; он вчитывался в затертые страницы в поисках смешных анекдотов либо сообщений о причудах природы или странных совпадениях, а на следующее утро с важным видом докладывал о том, что вот недавно в Бордо умер пятилетний ребенок, чей мозг весил шестьдесят унций — как у Наполеона и Вашингтона, или что мадам П. — charcutière[38] с Рю-де-Клиши — в подкладке старой юбки обнаружила триста шестьдесят франков, которые потеряла пять лет назад. Он произносил каждое слово отчетливо и звучно, и Ньюмен уверял, что его манера говорить выгодно отличается от невнятной стрекотни, которую приходится слышать от других. После этих похвал произношение месье Ниоша стало еще благозвучнее, он предложил читать Ньюмену отрывки из Ламартина и заявил, что хотя в меру своих скромных возможностей пытается говорить с совершенной дикцией, но, если месье хочет услышать настоящий французский, ему следует пойти в «Комеди Франсез».