Генри Джеймс - Американец

• Название: Американец
• Автор: Генри Джеймс
• Издательство: Культ-Информ-Пресс
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8392-0223-1

Роман «Американец» (1877) знакомит читателя с ранним периодом творчества Г. Джеймса. На пути его героев становится европейская сословная кастовость. Уж слишком не совпадают самый дух и строй жизни на разных континентах. И это несоответствие драматически сказывается на судьбах психологически тонкого романа о несостоявшейся любви.

---

Настал день, когда миссис Тристрам объявила ему, что ее подруга красавица мадам де Сентре вернулась из своего загородного поместья, она встретила ее три дня назад, когда та выходила из церкви Сен-Сюльпис; сама миссис Тристрам поехала в такую даль в поисках некой кружевницы, о мастерстве которой была много наслышана.

— И что вы скажете об интересующих меня глазах? — спросил Ньюмен.

— Глаза покраснели от слез, если вам хочется знать, — отвечала миссис Тристрам. — Она была на исповеди.

— Это не согласуется с вашим рассказом о ней, — заметил Ньюмен. — Разве у нее есть грехи, в которых нужно исповедоваться?

— Речь шла не о грехах, а о страданиях.

— Откуда вы это знаете?

— Она пригласила меня к себе. Сегодня утром я была у нее.

— И что же за причина ее страданий?

— Я не спрашивала. С ней приходится вести себя крайне сдержанно. Но догадаться нетрудно. Причина тому — злая старуха-мать и братец-тиран. Они всячески ее донимают. Впрочем, я была бы готова простить их: она, как я вам уже говорила, святая и недостает только страданий, чтобы эта святость проявилась до конца, а она обрела мученический венец.

— Очень удобная теория. Надеюсь, вы не собираетесь делиться ею с ее любезными родственниками? Почему она позволяет им себя мучить? Разве она не хозяйка сама себе?

— Полагаю, юридически — да, но морально — нет. Во Франции, что бы мать ни потребовала, отказывать ей нельзя. Пусть она даже самая отвратительная старуха в мире и превратила вашу жизнь в пытку, она прежде всего — ma mère,[61] и никто не имеет права ее судить. Нужно просто подчиняться. Но во всем этом есть и своя притягательная сторона — мадам де Сентре может красиво склонить голову и сложить крылья.

— Не может ли она хотя бы брата заставить не вмешиваться в ее дела?

— Ее брат — chef de la famille,[62] как тут говорят; он глава клана. Для этих людей семья — все: вы обязаны жить не ради собственного удовольствия, а в интересах семьи.

— Хотелось бы знать, чего бы требовала от меня моя семья? — воскликнул Тристрам.

— Жаль, что у тебя ее все равно что не было, — сказала его жена.

— Но чего они хотят от бедной графини? — спросил Ньюмен.

— Чтобы она снова вышла замуж. Они небогаты. Они хотят, чтобы она принесла в семью деньги.

— Вот он, твой шанс, милый мой! — заметил Тристрам.

— А мадам де Сентре возражает? — продолжал расспрашивать Ньюмен.

— Ее уже продали один раз; и она, естественно, не хочет быть проданной вторично. В первый раз сделка оказалась неудачной: месье де Сентре оставил жалкие гроши.

— За кого же они хотят выдать ее на этот раз?

— Я решила, что лучше не спрашивать; но можете не сомневаться — за какого-нибудь мерзкого богатого старика или за беспутное титулованное ничтожество.

— Вот тебе миссис Тристрам во всей красе! — вскричал ее супруг. — Обрати внимание — какая сила воображения. Не задав ни единого вопроса — ведь задавать вопросы вульгарно, — она тем не менее знает все. Все об истории замужества мадам де Сентре. Она уже видит прелестную Клэр на коленях с распущенными локонами, с глазами, полными слез, а вся семья собралась вокруг с орудиями пытки, и, если она откажет подвыпившему герцогу, все скопом обрушатся на нее. А на самом деле речь наверняка идет лишь о том, что ей отказывают в деньгах на модистку или на ложу в опере.

Ньюмен переводил недоверчивый взгляд с Тристрама на его жену.

— Вы и впрямь уверены, — спросил он миссис Тристрам, — что вашу подругу вынуждают на такой опасный шаг?

— Я считаю это в высшей степени вероятным. Ее родные вполне на подобное способны.

— Совсем как в мелодраме! Очень похоже! — сказал Ньюмен. — Старый мрачный дом, в котором уже свершилось что-то скверное и может свершиться впредь.

— Их дом в окрестностях Пуатье еще мрачнее. Мадам де Сентре рассказывала мне о нем. Там-то летом, видно, и зародился этот план — вторично выдать Клэр замуж.

— Вот именно «видно»! Не забывай, что ты этого не знаешь! — вставил Тристрам.

— В конце концов, — заметил Ньюмен после некоторого молчания, — она ведь может страдать из-за чего-то другого.

— Тогда это другое — что-то еще более страшное, — убежденно заявила миссис Тристрам.

Ньюмен молчал; казалось, он весь ушел в раздумья.

— Неужели, — спросил он наконец, — здесь возможны подобные вещи? Чтобы беззащитную женщину запугивали и принуждали выйти за человека, который ей ненавистен?

— Беззащитным женщинам во всем мире живется трудно, — сказала миссис Тристрам. — Их повсюду запугивают и принуждают.

— И в Нью-Йорке такое сплошь и рядом случается, — вставил Тристрам. — Девушек уговаривают, запугивают, подкупают, а то и делают все это одновременно, и выдают за мерзавцев. Это да и другие гадости на Пятой авеню — дело обычное. Ох уж эти тайны Пятой авеню! Давно пора, чтобы кто-то открыл их миру.

— Не верю! — очень серьезно сказал Ньюмен. — Чтобы в Америке девушек принуждали — не верю! Дай Бог, если у нас в стране со дня ее основания набралась хотя бы дюжина подобных случаев.

— Вот он — глас парящего орла! — воскликнул Тристрам.

— Парящему орлу неплохо бы использовать свои крылья, — сказала миссис Тристрам. — Пусть летит спасать мадам де Сентре.

— Спасать?

— Пусть ринется вниз, схватит ее и унесет. Женитесь на ней сами.

Ньюмен не сразу нашелся с ответом.

— Полагаю, — сказал он после паузы, — разговоры о замужестве ей уже надоели. Самое достойное было бы восхищаться ею, а о замужестве и не заговаривать. Вся эта история позорна, — добавил он. — Даже слушая, я выхожу из себя.

Однако ему пришлось выслушивать эту историю еще не раз. Миссис Тристрам снова повидалась с мадам де Сентре и снова нашла, что у той очень печальный вид. Только на этот раз в ее красивых глазах она не заметила слез, они были ясные и сухие.

— Она холодна и спокойна, ни на что уже не надеется, — заявила миссис Тристрам и добавила, что, когда в разговоре с мадам де Сентре упомянула о мистере Ньюмене и сообщила, что он снова в Париже и верен своему желанию ближе узнать мадам де Сентре, эта прелестная женщина, несмотря на отчаяние, нашла в себе силы улыбнуться и, посетовав, что весной не смогла принять его, выразила надежду, что решимость нанести ей визит его не покинула.

— Я рассказала ей кое-что о вас, — заметила миссис Тристрам.

— Это хорошо, — невозмутимо отозвался Ньюмен. — Я люблю, когда обо мне знают.

Через несколько дней в осенних сумерках Ньюмен снова направился на Университетскую улицу. Уже вечерело, когда он остановился у бдительно охраняемого особняка Беллегардов и осведомился, принимают ли. Ему сказали, что мадам де Сентре дома; он пересек двор, вошел в дальнюю дверь, его проводили через просторный, мрачный и холодный вестибюль, откуда по широкой каменной лестнице со старинными железными перилами провели в покои на втором этаже. Слуга объявил о его приходе, и он очутился в каком-то подобии будуара, обшитом панелями, в дальнем конце которого перед камином сидели двое — леди и джентльмен. Джентльмен курил сигарету, в комнате царил полумрак, она освещалась только двумя свечами и пламенем камина. Оба встали, чтобы поздороваться с Ньюменом, и в слабом свете он узнал мадам де Сентре. Она протянула ему руку с улыбкой, которая одна, казалось, могла бы озарить все вокруг, и, указав на своего собеседника, тихо сказала:

— Мой брат.

Джентльмен искренне и дружески приветствовал Ньюмена, и наш герой узнал в нем того молодого человека, который заговорил с ним во дворе во время его первого визита и уже тогда показался ему славным малым.

— Миссис Тристрам много рассказывала мне о вас, — мягко сказала мадам де Сентре, занимая прежнее место у камина.

Расположившись рядом с ней, Ньюмен вдруг задумался, в чем же, собственно, цель его визита. У него возникло необычное для него ощущение, будто он вторгся в совершенно неведомый ему мир. Вообще говоря, он не был наделен способностью чуять опасность или предвидеть катастрофу и никакого волнения, отправляясь сюда, не испытывал. Ни робостью, ни наглостью Ньюмен не отличался. Он слишком хорошо относился к себе, чтобы допустить первое, и слишком доброжелательно — к окружающим, чтобы позволить себе второе. Однако иногда его природная проницательность брала верх над добродушием и, как бы легко он ни смотрел на все, ему приходилось признавать, что некоторые вещи не так просты, как кажется. А сейчас у него было такое ощущение, будто вдруг, спускаясь по лестнице, он не обнаружил ступеньку там, где ожидал ее найти. Эта незнакомая прелестная женщина, беседующая с братом у камина в сумрачных глубинах своего, такого негостеприимного с виду дома, — что же ему сказать ей? Казалось, она целиком погружена в свой причудливый мир: на каком основании он решился приподнять отделявшую ее завесу? Мгновение ему казалось, что его затягивает куда-то в пучину — словно его выбросило в океан и надо бороться, чтобы не утонуть. Меж тем он смотрел на мадам де Сентре, которая, повернув к нему лицо, поудобнее усаживалась в кресле и оправляла платье. Их взгляды встретились; она тут же отвела глаза и знаком попросила брата подложить в камин полено. Но этого мига и пронзившего Ньюмена взгляда было достаточно, чтобы он освободился от первого и последнего в своей жизни приступа непривычного замешательства. Он принял любимую позу, всегда свидетельствовавшую о его уверенности в том, что он владеет ситуацией, — вытянул ноги. И вновь оказался во власти того впечатления, которое мадам де Сентре произвела на него при их первой встрече — она поразила его даже сильнее, чем он предполагал. Мадам де Сентре была мила, с ней было интересно: он открыл книгу и первые строчки приковали к себе его внимание.