Сергей Довлатов - Малоизвестный Довлатов. Сборник

• Название: Малоизвестный Довлатов. Сборник
• Автор: Сергей Довлатов
• Издательство: АОЗТ «Журнал "Звезда"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7439-0021-3

В книгу вошли неизвестные широкому читателю произведения Сергея Довлатова, его письма к друзьям, воспоминания о нем приятелей, фотографии.

---

Так попала к нам глава из повести Лейзера…

От пожилого человека не услышишь:

— А что я с этого буду иметь?..

Старикам важнее давать, а не брать.

И еще одно соображение. Именно старики — наиболее требовательные, дотошные и взыскательные читатели газеты. Именно старики нам пишут чаще других. Чаще других звонят в редакцию.

Старики поддержали нас в трудные месяцы. Старики нас ругают за промахи и ошибки…

Вчера я спешил на работу. Спустился в метро. Заметил отходящий поезд. И поленился ускорить шаги.

— Ну вот, — подумал я, — старею…

Подумал и обрадовался.

Куплю себе розовые брюки. Куплю рубашку с попугаями. Выпишу газету «Новый американец». Буду умным, веселым, добродушным стариком из Форест Хиллса.

ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ…

Человек умирает не в постели, не в больнице. Не в огне сражений и не под гранатами террористов.

Человек умирает в истории.

Пусть ему дана всего лишь минута. Порой этой минутой завершается час. А этим часом — год. А годом — столетие, эпоха.

Такая минута соединяет века.

Господин Садат — убит и похоронен в истории.

Он был сильным, разумным и миролюбивым человеком. Мир на Востоке — его личное достижение.

Мы говорим о роли личности в истории. Полагаем, что историю делают народные массы. То есть — все и никто. Я думаю, это говорится, чтобы избежать ответственности.

«Илиаду» написал Гомер. Паровую машину изобрел Джеймс Уатт. Крылья дали человечеству — братья Райт. А Ватерлоо проиграл Наполеон.

Русскую литературу создал Пушкин. Выволакивают ее из провинциальной трясины Бродский с Набоковым. А роман «Я шел на связь…» — произведение господина Любина. И массы тут ни при чем…

Часто пишут: «Музыка и слова народные». Затем выясняется, что народные слова принадлежат Алешковскому. Да и музыка — ему же…

Впервые евреи оплакивают смерть араба. Это не случайно.

Президент Садат добился консолидации власти. Остановил напор фанатиков ислама. Слегка приструнил Каддафи. Выдворил советских шпионов, да еще отобрал у них любимую Асуанскую плотину.

Вспоминается такая песня:

Жар пустыни мне очи щипет (?!),
И глаза застилает пот…
Напиши мне, мама, в Египет,
Как там Волга моя течет.

Эта песня — вершина экспансионистского нахальства. (Где уж там Киплингу с его африканскими маршами!) Садату она не понравилась…

У него было много врагов. Как у всякого миролюбивого человека. Потому что мир требует жесткой и целенаправленной воли.

Садат добился мира на Востоке. Мира, от которого зависит жизнь сотен тысяч людей. И который может рухнуть с гибелью одного-единственного человека.

Потому что мир — неустойчив. Люди злы. И нет конца человеческому безумию.

Садат творил добро неумолимо и жестко. Очевидно, не знал, не увидел другого пути.

Сердце такого человека открыто пулям.

БЫВАЮТ СИТУАЦИИ, КОГДА…

Бывают ситуации, когда все правы. И те, кто за. И те, кто против.

Израиль решил не оказывать помощи тем эмигрантам, которые едут в Америку. Решение это продиктовано отнюдь не жестокостью израильских властей.

Израиль — маленькое, воюющее государство Ему необходимы военные и профессиональные кадры. Ему дорога идея объединения, монолитности своего народа. Значит, Сохнут будет помогать лишь тем, кто намерен жить в Израиле.

Решение, конечно, волевое, но психологически объяснимое. Сохнут руководствуется государственными интересами.

Хотя вряд ли это решение достигнет цели. Много ли проку от беженцев, которых заполучили насильственно?.. Нелегко будет превратить этих людей в героев даже капиталистического труда. И тем более — в доблестных солдат…

Однако решение принято. Американский госдепартамент высказался на эту тему критически. ХИАС заявил, что будет и дальше оказывать помощь тем, кто намерен ехать в Америку, Затем поползли тревожные слухи. Якобы господин Шафир взял свое заявление обратно. Видимо, не без давления Сохнута…

Все это довольно грустно. Грустно потому, что компрометирует саму идею демократии.

Безграничного уважения достоин тот, кто едет созидать молодое израильское государство. Но лишь в том случае, если он проделывает это — добровольно.

История на этот счет богата разнообразными примерами. Остановимся на самых крайних.

Русского человека Солдатова посадили как борца за независимую Эстонию. Причем оккупированную его соотечественниками. А продал его на суде эстонец Варату. Националистам тут есть о чем задуматься…

Лорд Байрон погиб, сражаясь за независимость Греции. А Фаддей Булгарин сражался в частях Наполеона против русских. Байрон — замечательный человек. Булгарин — негодяй. Но оба были свободными людьми, и это важно.

Свобода, как известно, неделима. Она нужна хорошим и плохим. И уж тем более — нормальным людям. Вроде нас…

Нельзя предоставить свободу одним лишь героям. Как нельзя предоставить возможность жениться одному Барту Рейнольдсу…

Куда ехать?.. Для меня такой проблемы не существовало. Мой выбор был предрешен семейными и творческими обстоятельствами. И я осуществил его. И такое же право для каждого — неоспоримо!

Хочется верить, что Соединенные Штаты найдут возможность помогать беженцам и дальше. Потому что Америка — страна классической демократии.

Не зря мы приехали именно сюда…

НЕДАВНО МОЙ ДРУГ…

Недавно мой друг Соломон Шапиро побывал в Испании. Видел чертову корриду. Объездил средневековые испанские города.

В конце, говорит, домой потянуло.

Домой — это значит в Нью-Йорк. Точнее — в Форест Хиллс. Где по утрам неутомимый Моня раскладывает свой товар. Где на площадке у «Вальдбаумса» до самой темноты хлопочут автолюбители. А в магазине «Брукс» торгует девушка необычайной красоты…

Как быстро это случилось! Как быстро мы привыкли считать фантастическую Америку — домом…

Я давно уже замечаю в себе крикливые черты патриотизма. Злюсь, когда ругают Нью-Йорк. Начинаю спорить. Я говорю, что преступность здесь не так уж велика. Что газеты умышленно раздувают эту тему. Что шанс быть ограбленным — ничтожен.

Я лгу, что каждый день бываю в Гарлеме и тем не менее — жив…

Допустим, кто-то утверждает, что в Нью-Йорке грязно.

— Грязь?! — кричу я. — Что значит — грязь! Это вовсе не грязь! Это — неорганизованная материя…

За этой нелепой формулировкой скрывается простое ощущение. Мне грустно, что Нью-Йорк захламлен и посторонние это видят…

Помню, Некрасов поинтересовался:

— Сколько вы платите за квартиру?

И я почему-то сказал — двести восемьдесят. Хотя мы платим значительно больше. Просто мне хотелось, чтобы Нью-Йорк выглядел как-то доступнее…

В разговоре с приезжими я тороплюсь изложить главное:

Здесь ты не ощущаешь себя чужим. Здесь половина населения говорит с чудовищным акцентом…

Таковы явные симптомы патриотизма. Нью-Йорк ужасен, и все же это — мой город. И люди здесь живут, в основном, симпатичные. Хотя и с легкими чертами безумия. От последнего Моргулиса до Эдварда Коча.

В Ленинграде я жутко гордился Эрмитажем. Хотя не был там лет двадцать пять. А здесь горжусь Музеем современного искусства, Даже издали его не видел, а горжусь!

Видимо, это и есть патриотизм — гордиться неизвестно чем…

И меня глубоко волнует сознание того, что русские живут по всей Америке. Что Ефимов не собирается покидать Мичиган. Что Лосеву нравится Гановер. А Роме Левину — отсутствующий на карте Холиок…

Рано утром я выхожу за газетой. С кем-то здороваюсь. Покупаю горячие бублики к завтраку.

Начинается день. И я к нему готов. А потом неожиданно вспоминаю:

«В Пушкинских Горах закончился сезон. В Ленинграде дожди…»

ВЫБИРАЯ МЕЖДУ ДУРАКОМ И НЕГОДЯЕМ…

Выбирая между дураком и негодяем, поневоле задумаешься. Задумаешься и предпочтешь негодяя.

В поступках негодяя есть своеобразный эгоистический резон. Есть корыстная и низменная логика. Наличествует здравый смысл.

Его деяния предсказуемы. То есть с негодяем можно и нужно бороться…

С дураком все иначе. Его действия непредсказуемы, сумбурны, алогичны.

Дураки обитают в туманном, клубящемся хаосе. Они не подлежат законам гравитации. У них своя биология, своя арифметика. Им все нипочем. Они бессмертны…

Наша газета существует четырнадцать месяцев. Я не говорю, что все идет замечательно. До сих пор нет хорошего экономиста. Нет странички для женщин. О юном поколении совсем забыли…

Мы все это знаем. Что-то делаем, пробуем, ищем.

И мешают газете вовсе не агенты КГБ. Не палестинские террористы. Не американские либералы. А мешают ей старые знакомые, жизнерадостные и непобедимые — дураки.