Генрих Клейст - Драмы. Новеллы

• Название: Драмы. Новеллы
• Автор: Генрих Клейст
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1969

Жизнь Генриха фон Клейста была недолгой, но бурной. Потомок старинного дворянского рода, прусский офицер, он участвовал в походах против Франции в 1793–1797 годах, однако оставил службу ради литературной деятельности. Его творчество застало современников врасплох. Клейст настолько очевидно отличался от других романтиков, что кто — то из критиков назвал его «найденышем поэзии». В его произведениях отразилось смятение собственных души и ума, накал чувств, в них была атмосфера грозы и трагедии. Герои Клейста жили без оглядки, шли до предела и гибли всерьез. Трагическим и очень странным был уход из жизни самого писателя — двойное самоубийство со своей последней подругой. Смерть Клейста, как и его творчество, поразили многих… Прошли столетия, а новеллы и пьесы немецкого писателя Г. фон Клейста все еще находят отклик в сердцах читателей. Сегодня пришло время перечитать произведения Клейста.

В данный том вошли избранные драмы и новеллы немецкого писателя XIX века Генриха фон Клейста. В книгу включены драмы «Роберт Гискар», «Разбитый кувшин», «Пентесилея», «Кетхен из Гейльброна», «Принц Фридрих Гомбургский», новеллы «Михаэль Кольхаас», «Маркиза д'О», «Землетрясение в Чили», «Обручение на Сан-Доминго», «Локарнская нищенка».

Перевод Б. Пастернака, Ю. Корнеева, Н. Рыковой, Н. Ман, Г. Рачинского.

Вступительная статья Р. Самарина.

Примечания А. Левинтона.

Иллюстрации Б. Свешникова.

---

Но Тони, — которая лишь для вида попрощалась со стариком, еще раз протянувшим ей руку, и легла в постель, — едва только убедилась, что все в доме затихло, тотчас встала, прокралась задними воротами на волю и с диким отчаянием в груди побежала по тропинке, пересекающей большую дорогу и ведущей к той местности, откуда должен был подойти господин Штремли со своим семейством. Ибо взгляды глубокого презрения, которые, лежа на кровати, бросал на нее их гость, мучительно, как острые ножи, пронзили ей сердце; к ее любви к нему примешивалось чувство жгучей горечи, и она ликовала при мысли, что в предприятии, затеянном ею для его спасения, она найдет смерть. Опасаясь, как бы не разминуться с семейством, она остановилась у ствола пинии, мимо которой компания господина Штремли должна была пройти, если посланное ей приглашение было принято; и вот согласно уговору, едва забрезжило утро на горизонте, как вдалеке из-за деревьев послышался голос мальчика Нанки, служившего проводником каравану.

Шествие состояло из господина Штремли и его супруги, которая ехала на муле, из пяти детей, из коих двое, Готфрид и Адельберт, юноши восемнадцати и семнадцати лет, шли рядом с мулом, из трех слуг и двух служанок, из коих одна держала на руках грудного ребенка и ехала на другом муле; всего — двенадцать человек. Караван продвигался медленно через корни сосен, пересекавшие своими узловатыми извилинами дорогу по направлению к пинии, где Тони, как можно бесшумнее, чтобы никого не испугать, выступила из тени дерева и крикнула приближавшемуся шествию: «Стойте!» Мальчик тотчас ее узнал и на вопрос, где господин Штремли, радостно представил ее престарелому главе семейства, а все остальные — мужчины, женщины и дети — окружили ее.

— Благородный господин! — сказала Тони, твердым голосом прерывая его приветствия. — Негр Гоанго совершенно неожиданно явился со всеми своими людьми на плантацию. Вы не можете теперь прибыть туда, не подвергая жизни величайшей опасности; более того, ваш племянник, который, к несчастью, там был принят, погибнет, если вы не возьметесь за оружие и не последуете за мною на плантацию, чтобы освободить его из заключения, в котором его держит негр Гоанго!

— Боже милостивый! — воскликнули в страхе все члены семейства, а мать, которая была больна и измучена путешествием, упала без чувств с мула на землю. В то время как служанки сбежались на зов господина Штремли, чтобы помочь своей госпоже, Тони, которую юноши закидали вопросами, отвела главу семейства и остальных мужчин в сторону из опасения перед мальчиком Нанки. Не сдерживая слез стыда и раскаяния, она рассказала мужчинам все, что произошло: каково было положение дел в усадьбе, когда туда прибыл юноша; как после разговора с ним с глазу на глаз оно изменилось непостижимым образом; что она сделала после прибытия негра, почти лишившись рассудка от страха, и как она готова отдать жизнь, чтобы освободить его из того заключения, в которое сама его ввергла.

— Мое оружие! — воскликнул господин Штремли, спешно направляясь к мулу своей жены и снимая с него ружье. Пока его молодцы-сыновья, Адельберт и Готфрид, и трое храбрых слуг тоже вооружались, он сказал:

— Кузен Густав многим из нас спас жизнь, теперь настал наш черед оказать ему такую же услугу!

С этими словами он снова посадил оправившуюся жену на мула, приказал из предосторожности связать руки мальчику Нанки, как своего рода заложнику, и отправил всех женщин и детей под охраною одного лишь тринадцатилетнего своего сына Фердинанда, тоже вооружившегося, обратно, к пруду Чаек; затем он расспросил Тони, которая также взяла шлем и пику, о числе негров и об их размещении в усадьбе и, обещав ей пощадить Гоанго и ее мать, насколько то дозволят обстоятельства, смело и уповая на бога стал во главе своего маленького отряда и выступил под водительством Тони по направлению к усадьбе.

Как только маленький отряд прокрался во двор через задние ворота, Тони показала господину Штремли комнату, в которой спали Гоанго и Бабекан; и в то время как господин Штремли без шума входил со своими людьми в незапертый дом и захватывал все сложенное в нем оружие негров, девушка прокралась в конюшню, где спал сводный брат Нанки, пятилетний Сеппи. Ибо Нанки и Сеппи, незаконнорожденные сыновья Гоанго, были ему очень дороги, особенно Сеппи, мать которого недавно скончалась; а так как, даже в случае, если бы удалось освободить юношу, отступление к пруду Чаек и бегство оттуда в Порт-о-Пренс, к которому она предполагала присоединиться, было бы сопряжено с большими трудностями, то она решила вполне основательно, что обладание обоими мальчиками в качестве своего рода заложников будет чрезвычайно полезным на случай преследования каравана неграми. Ей удалось незаметно взять из кровати мальчика и перенести его на руках в полудремотном состоянии в главное здание. Между тем господин Штремли, как мог осторожнее, прокрался со своим отрядом в комнату Гоанго; но вместо того, чтобы застать его и Бабекан в постели, как он предполагал, их нашли разбуженными шумом, полунагими, беспомощно стоящими посреди комнаты. Господин Штремли, взяв в руки ружье, крикнул им, чтобы они сдавались, иначе им грозит неминуемая смерть. Но Гоанго вместо ответа сорвал со стены пистолет и выпалил в пришельцев, причем пуля слегка задела лоб господина Штремли. По этому сигналу весь отряд последнего бешено кинулся на негра, и Гоанго, успевший вторично выстрелить и пробить плечо одному из слуг, был ранен сабельным ударом в руку; его и Бабекан повалили на землю и привязали веревками к ножкам большого стола.

Тем временем негры Гоанго — числом более двадцати, — разбуженные выстрелами, выскочили из своих бараков и, заслышав вопли старухи Бабекан, бешено устремились к дому, чтобы снова овладеть своим оружием. Напрасно господин Штремли, рана которого оказалась незначительной, расставил своих людей у окон дома и приказал им сдерживать натиск негров, открыв по ним ружейный огонь; нападающие, невзирая на двух убитых товарищей, уже лежавших на дворе, бросились за топорами и ломами, чтобы взломать входные двери, которые господин Штремли успел запереть на засов, — в эту минуту дрожащая и трепещущая Тони вошла в комнату Гоанго с маленьким Сеппи на руках. Господин Штремли, для которого ее появление было чрезвычайно желанным, вырвал у нее из рук мальчика и, обнажив свой охотничий нож, обратился к Гоанго, клятвенно заверяя его, что он тут же убьет мальчика, если Гоанго не прикажет неграм отказаться от своего намерения. Гоанго, силы которого были надломлены сабельным ударом по трем пальцам его правой руки и который понимал, что собственная его жизнь будет в опасности в случае его отказа, отвечал после краткого размышления, что он готов исполнить это требование, и попросил, чтобы ему помогли подняться с пола; господин Штремли подвел его к окну; и старый негр, взяв в левую руку платок, махнул им во двор и крикнул неграм, чтобы они не трогали дверь и вернулись в свои бараки, так как для спасения его жизни не требуется их помощи. После этого бой несколько затих; по требованию господина Штремли, Гоанго послал захваченного в доме негра, чтобы повторить приказание еще оставшейся во дворе кучке совещавшихся между собой людей; а так как чернокожие, хотя и не понимавшие, что, собственно, происходит, были вынуждены повиноваться приказанию, определенно переданному им через посланного, то им пришлось отказаться от своего предприятия, для которого тем временем все уже было готово, и направиться одни за другим, хотя и с ропотом и бранью, обратно в свои бараки. Господин Штремли, приказав связать на глазах у Гоанго руки маленького Сеппи, заявил ему, что единственная его цель — это освободить офицера, своего племянника, из заключения, которому он был подвергнут на плантации, и что если их бегству в Порт-о-Пренс не будут ставить никаких препятствий, то ни малейшая опасность не грозит ни его жизни, ни жизни его детей, которые будут ему возвращены. Бабекан, к которой Тони подошла, протянув ей под влиянием непреодолимого чувства на прощание руку, с силой оттолкнула ее. Она обозвала ее низкой изменницей и, повернувшись у ножки стола, около которой лежала, воскликнула, что ее еще настигнет божья кара, раньше чем она успеет порадоваться плодам своего позорного деяния. Тони отвечала:

— Я вам не изменяла; я белая и обручена с тем юношей, которого вы захватили в плен; я принадлежу к расе тех людей, с коими вы ведете открытую войну, и готова отвечать перед богом за то, что стала на их сторону.

После этого господин Штремли приставил стражу к негру Гоанго, которого для большей безопасности снова приказал привязать к двери; он велел поднять и унести слугу, лежавшего в обмороке, с раздробленной ключицей, и сказав Гоанго, что по прошествии нескольких дней он может послать за обоими детьми, Нанки и Сеппи, в Сен-Люс, где стоят первые французские аванпосты, он взял за руку Тони, которая под влиянием разнообразных чувств не могла сдержать слез, и вывел ее, провожаемую проклятиями Бабекан и Гоанго, из спальни.