Лоретта Чейз - Вчерашний скандал

• Название: Вчерашний скандал
• Автор: Лоретта Чейз
• Жанр: Исторические любовные романы

Выжив среди опасностей Египта, Перегрин Далми, граф Лайл вернулся в Лондон, оказавшись перед самой страшной из всех возможных угроз: своей абсурдной семьей… и мисс Оливией Уингейт-Карсингтон. Потомок печально известных — но вполне благородных — мошенников, эта притягательная рыжеволосая красавица обладает способностью полностью лишать его душевного равновесия, а также длинной историей вовлечения его в свои скандальные схемы.

Оливия может быть любимицей Общества, но она знает, что впереди ей угрожает респектабельное будущее. Так что, когда Лайл вынужден отправиться по семейному делу, она увидела в этом прекрасный шанс для одного последнего приключения — даже если это связано с единственным человеком в мире, которого она не может обвести вокруг своего пальца. Но на самом деле она только хочет помочь…

Вот почему Лайл и Оливия оказываются в мрачном шотландском замке, в котором водятся злобные призраки и малодушные убийцы… а также скрывается шокирующая тайна: о том, что самая большая опасность может пылать внутри их собственных упрямых сердец.

---

— Какие гравюры? — спросил Перегрин.

— Ты их никогда не видел? — удивилась леди Купер. — Я думала, все мальчики Карсингтонов открывали их для себя в своё время. Весьма познавательные.

— Технически говоря, я не не Кар…

— Агата, ну что же ты, — проговорила леди Вискоут. — Можно подумать, лорду Лайлу нужно чему-то учиться. Молодому человеку почти двадцать четыре, и он живёт там, где нагие девушки пляшут на улицах, а мужчины заводят гаремы. Насколько нам известно, у него свой гарем, и он перепробовал все четыре сотни позиций.

— Миллисент, тебе прекрасно известно, что их не четыреста. Даже лорд Ардберри признавал, что номер двести шестьдесят три и номер триста восемьдесят четыре физически невозможны для тех, у кого есть позвоночник.

Лайл посмотрел на Оливию.

— Какие гравюры? — Повторил он.

— Коллекция прабабушки, — ответила она скучающим голосом. Девушка опустила книгу и встала с кресла.

— Я поднимусь на крышу, — сказала она. — Подышу свежим воздухом. И я хочу поглядеть, насколько велико расстояние между башнями.

Оливия прихватила шаль и выскользнула из комнаты.

Это было в высшей степени несправедливо.

Она изучила гравюры прабабушки. Весьма познавательные гравюры. Она намеревалась применить на опыте полученные знания. Но она целовалась с несколькими мужчинами, позволив им некоторые вольности, и была разочарована. Это немного возбуждало, но в основном из-за осознания, что ведёт себя непозволительно.

Теперь вернулся Лайл, вполне зрелый мужчина, который, вероятно, обучался поцелуям у восточных наставниц. Он наверняка обратился к экспертам в этом вопросе. И упражнялся. Со всем прилежанием.

Теперь Оливия понимала, почему леди так много говорили об этом, и почему прабабушка так любила своего первого и единственного мужа, и почему она стала такой весёлой вдовой.

Не ради приятного возбуждения.

Ради страсти.

Которая не нуждается в любви, как говорила прабабушка. Но любовь может стать восхитительной приправой.

Всё это очень хорошо, но страсть имеет привычку лишать покоя и делает раздражительной без причины. Поскольку Оливии с её невезением довелось впервые познать это чувство с Лайлом, ей приходилось справляться неразделённой страстью, и это было самое неприятное.

Девушка взбиралась всё выше и выше, удивляясь тому, куда исчез весь холодный воздух. В пролётах лестнице дул ветер, но он охлаждал её чувства не больше, чем горячее дыхание пустыни.

Она поднималась по кругу, выше и выше: мимо второго этажа, затем мимо третьего, где раньше размещался гарнизон, а теперь были комнаты слуг. Ещё выше она поднялась, один последний этаж, потом в маленькую дверь и, наконец, на крышу.

Оливия прошла к стене, положила на неё руки, закрыла глаза и глубоко вдохнула. Воздух был прохладным, чудесно прохладным, и здесь царила тишина, вдали от всех разговоров.

Она сделала ещё один глубокий вдох, выдохнула и открыла глаза.

Звёзды были повсюду.

Вокруг неё, над нею.

Оливия никогда не видела так много звёзд. На небе сияла яркая луна, приближающаяся к полнолунию. Оно было прекрасно, это чудное место.

— Какие гравюры? — прозвучал сзади тихий голос.

Оливия не повернулась.

— О, ты же знаешь, — беспечно произнесла она. — Беспутные рисунки, какие продают из-под прилавков в печатных лавках. Вместе с теми, которые прабабушка собирала во время своих путешествий заграницу. Всё от Аретино[18] до последних иллюстраций из «Фанни Хилл»[19]. Она с Гарпиями до сих пор хихикает над ними.

— Я предполагал нечто в подобном роде, — сказал Лайл.

Его вечерние туфли почти беззвучно ступали по каменному полу, но Оливия ощущала его приближение.

Он остановился возле неё, почти на расстоянии фута, и опёрся руками о стену.

— Но ты мне никогда не рассказывала. Ты затронула тему как-то в письме, затем зачеркнула, в этой своей досадной манере.

— Я поверить не могу, что ты запомнил, — Оливия рискнула взглянуть на него, и сделала ошибку. Свет луны и звёзд пронизали волосы Перегрина серебром и превратили профиль в полированный мрамор.

— Разумеется, я помню, — сказал Лайл. — В то время это особенно раздражало. Мне было сколько — четырнадцать или пятнадцать? Я умирал от желания увидеть их и злился на тебя за то, что ты меня дразнила. «Ха-ха, Лайл. У меня есть непристойные картинки», — пропел он. — «А у тебя нет».

— Ты не нуждался в непристойных картинках. У тебя были танцовщицы.

Он развернулся всем телом в её сторону и положил локоть на парапет. Некоторое время он рассматривал её лицо.

Оливия ему не мешала. Она прекрасно играла в карты. Никто не умел прочесть её лица.

— Тебя странным образом беспокоят эти танцовщицы, — проговорил Перегрин.

— Разумеется, — ответила Оливия. — Посмотри на меня.

Она указала на ворох юбок и раздутые рукава.

— Я смотрю, — сказал Перегрин.

— На меня, в этом всём. В корсете, завёрнутую во все эти юбки и оборки со всех сторон.

— Кажется, это сейчас в моде.

— А они танцуют на улицах, — проговорила она.

Лайл наклонил голову в сторону, с озадаченным выражением лица.

— Я бы отдала что угодно за возможность танцевать на улицах, — продолжала Оливия. — Но я этого никогда не сделаю. Я встречу любовь, если мне повезёт, и выйду за этого беднягу, поскольку я не должна позорить семью. Я превращусь в чью-то жену и в мать его детей, и никогда не стану никем иным. Разве что, разумеется, он умрёт, оставив меня богатой вдовой, и я смогу жить как прабабушка… Но нет, этого я тоже не смогу, потому что женщины этим больше не занимаются, а если занимаются, то очень тайно, а я безнадёжна в плане предосторожностей.

Лайл ей не ответил.

Он не понимает. Что может понимать мужчина? Даже он видит в ней в первую очередь женщину, а уже во вторую — или сорок вторую — саму Оливию. Или он, возможно, не разграничивает их.

— Чего ты хочешь? — мягко спросил Перегрин. — Чего ты хочешь на самом деле? Ты знаешь?

Я тебя хочу, простофиля. Но это на неё похоже — желать взобраться на утёс, когда вокруг множество отличных безопасных лужаек для игр.

Даже Оливия не была столь безрассудной, чтобы осложнить и без того трудную ситуацию, сказав ему, что она…что? Влюбилась без памяти?

Она поглядела на мир, простирающийся внизу.

Это была самая высокая точка на мили вокруг. Она могла различить силуэты домов, слабые отблески света в окнах деревни, расположенной в долине. Неподалёку стоял ещё один замок. Лунное сияние и свет звёзд озаряли пейзаж. Прохладный ветер овевал её кожу и шевелил локоны, обрамлявшие её лицо по последней моде. Как великолепно ощущать на лице свежий бриз.

— Для начала я хочу что-то вроде этого, — сказала Оливия. Она обвела жестом серебристый ландшафт. — Магия. Романтика. То, что я почувствовала, когда впервые увидела этот замок, когда вошла в главный зал. А что ты думал, я хочу? Ты меня знаешь. Кто, кроме мамы, знает меня лучше тебя? Ты знаешь, я хочу потерять голову.

Лайл оглядел залитый луною пейзаж, затем посмотрел на луну и сияющее облако звёзд.

— Глупышка, — произнёс он.

Она отвернулась от парапета, засмеялась и подняла руки. Он никогда не переменится. Романтика не имеет ничего общего с фактами. Она могла с таким же успехом говорить с луной и звёздами. Они бы смогли понять её лучше него. Для Перегрина она говорит словно на иностранном языке — с луны, вероятно.

Он оттолкнулся от стены и протянул ей руку:

— Пойдём, здесь холодно.

Практичен, как обычно. Но таков Лайл есть, и он — её друг. Он не может перестать действовать на неё так, как действует. Она знала, что он искренне не подразумевает этого.

В любом случае, она просто эгоистичная негодяйка, что удерживает его здесь. Он не привык к климату. Он подумал, что она мёрзнет, поскольку сам промёрз до костей. Он просто хочет увести её вниз, подальше от ветра. Защищая её.

Оливия приняла его руку.

Лайл потянул, и она потеряла равновесие. Он подхватил её в свои объятия. В следующий миг она оказалась полулежащей, одна мускулистая рука Перегрина обхватила её талию, а другая обвила её плечи. Она инстинктивно подняла руки, чтобы обнять его за шею. Оливия взглянула ему в лицо. Он слегка улыбался, глядя ей в глаза. Его глаза в лунном свете отливали серебром.

— Потерять голову [20], — проговорил Лайл тем же тихим голосом. — Ты имеешь в виду, вот так? Чтобы земля ушла из-под ног?

Глава 12

Лунный свет и свет звёздный, серебристые глаза Лайла и звук его голоса. Он заключил её в свои объятия и прогнал прочь все мысли.

— Да, — сказала Оливия.

Именно так.

— Что дальше?

— Сам подумай, — ответила она.

— Полагаю, страстные поцелуи.

— Да, — согласилась Оливия.