Лоретта Чейз - Вчерашний скандал

• Название: Вчерашний скандал
• Автор: Лоретта Чейз
• Жанр: Исторические любовные романы

Выжив среди опасностей Египта, Перегрин Далми, граф Лайл вернулся в Лондон, оказавшись перед самой страшной из всех возможных угроз: своей абсурдной семьей… и мисс Оливией Уингейт-Карсингтон. Потомок печально известных — но вполне благородных — мошенников, эта притягательная рыжеволосая красавица обладает способностью полностью лишать его душевного равновесия, а также длинной историей вовлечения его в свои скандальные схемы.

Оливия может быть любимицей Общества, но она знает, что впереди ей угрожает респектабельное будущее. Так что, когда Лайл вынужден отправиться по семейному делу, она увидела в этом прекрасный шанс для одного последнего приключения — даже если это связано с единственным человеком в мире, которого она не может обвести вокруг своего пальца. Но на самом деле она только хочет помочь…

Вот почему Лайл и Оливия оказываются в мрачном шотландском замке, в котором водятся злобные призраки и малодушные убийцы… а также скрывается шокирующая тайна: о том, что самая большая опасность может пылать внутри их собственных упрямых сердец.

---

— Какое гадкое место, — пробормотал он.

Оливия снова обрела способность видеть через мгновение. Фонарь снова мигнул, но не в её направлении. Она услышала лязганье и звуки голосов. Что-то ударилось об землю. Затем удаляющиеся шаги.

Оливия не стала задумываться.

Она откинула одеяло и побежала за ними, следуя за миганием фонаря. Его свет, качаясь, пересёк двор, выбрался наружу через дыру в стене, в обход главного входа, и проследовал на дорогу.

Оливия чувствовала ледяной дождь, который становился всё сильнее и чаще, но фонарь мигал перед нею как светлячок, и его свет манил её за собою, по дороге. Затем внезапно он пропал. Не видно ни зги. Оливия огляделась по сторонам. Влево, вправо, вперёд, назад.

Ничего. Тьма. Дождь, ледяной дождь барабанил по её голове и плечам, стекая по шее.

Она посмотрела назад. Замок был едва различим, призрачные руины вдалеке, за стеной дождя, который промочил её плащ и куртку.

Ни огонька в окнах. Ничего.

Помощи ждать неоткуда.

Нигде не укрыться — а что толку в укрытии теперь, даже если бы она его могла отыскать? Перчатки насквозь промокли, и руки болели от холода.

Оливия попыталась бежать, но ноги стали словно каменные глыбы, одежда отяжелела от воды, и если она оступится и упадёт…

Не драматизируй.

Двигайся. Одна нога, за ней другая.

Девушка стиснула зубы от холода, склонила голову и поплелась обратно в замок.

Дверь в комнате Лайла в северной башне была толстой. Если бы не щель в дверной петле — добавим ещё один пункт в список для ремонта — он бы ничего не услышал. Честно говоря, он не уверен, что слышал что-то. Он подошёл к двери, приоткрыл её и прислушался.

Царапанье и бормотание.

Затем раздалось ругательство. Хотя голос был очень тихим, Лайл его узнал.

Граф взял свечу, вышел из комнаты и пошёл туда, где когда-то располагалась гостиная замка, в комнату над большим залом, почти такую же большую, но с менее высокими потолками. В ней так же находился большой камин.

Оливия стояла перед камином на коленях. Она дрожала, пытаясь извлечь искру из трутницы.

Она подняла глаза и мигнула от света его свечи.

— Лайл? — прошептала она.

Он оглядел девушку: вода, стекающая с волос, мокрая одежда, вокруг неё уже образовалась лужа.

— Что ты наделала? — спросил Перегрин. — Оливия, что ты натворила?

— Ох, Л-лайл, — проговорила она, трясясь от холода.

Он поставил свечу. Наклонился и подхватил её на руки. Девушка была насквозь промокшей, её била дрожь. Ему хотелось взреветь от ярости и заорать на неё, и возможно, так и следовало поступить. Тогда кто-то мог бы услышать — её камеристка или его камердинер, по крайней мере — и поспешить на помощь.

Но Лайл не стал кричать на неё. Он не сказал ни слова. Он отнёс Оливию в свою комнату.

Глава 15

Лайл уложил её на ковёр перед камином. Девушку сотрясали судороги, её зубы стучали, а руки были ледяными.

С колотящимся сердцем он срывал с неё мокрую одежду. Тяжёлый шерстяной плащ промок до самой подкладки. Руки Перегрина, неловкие от страха, задержались на пуговице. Он не мог протолкнуть её через петлю. Ему пришлось оторвать пуговицу, стянуть с Оливии плащ и швырнуть его в сторону.

Под ним была мужская одежда. Тоже мокрая. Граф стянул куртку с её плеч и снял её, вытаскивая руки из рукавов. Он отбросил куртку и выругался. В отличие от Йорка, на сей раз Оливия надела жилет. Он тоже промок, и на нём был ряд пуговиц, с которыми предстояло сразиться.

Лайл кинулся к скамье, схватил перочинный нож и срезал пуговицы. Он стащил жилет и перешёл к шерстяным брюкам. Чуть менее промокшие, пуговицы на них поддались его усилиям. Он снял брюки и выругался снова.

На девушки были фланелевые панталоны, и они оказались влажными. Столько слоёв верхней одежды, и она промокла насквозь. Его сердце охватили ужас и ярость. Как долго она пробыла под проливным дождём? Что на неё нашло? Она заболеет. Лихорадка. Чёрт знает где, на расстоянии многих миль от нормального врача.

Перегрин даже не старался развязать завязки. Он их перерезал и начал снимать одежду.

— П-п-постой, — выговорила Оливия. — П-подожди.

— Ждать нельзя.

— Я с-сама.

— Ты вся дрожишь.

— М-мне холод-дно.

Он стянул панталоны с её ног и снял совсем. Лайл завернул обнажённую Оливию в одеяло, едва сознавая зачем он это делает, но не заботясь о причине.

Она только всхлипывала и бормотала чепуху: незаконченные предложения, маловразумительные фразы. Что-то о пари и письмах, которых было так мало, и почему она сохранила эти лохмотья, но ведь Бэйли её понимает, не так ли?

Она бредит.

Бред — признак лихорадки. Лихорадки от воспаления лёгких.

Перестань думать об этом.

Лайл обернул её ещё одним одеялом и помешал уголь в камине. Оливия продолжала дрожать.

— Я н-не могу п-перестать, — сказала она. — Н-не знаю п-почему.

Граф стал растирать её одеялом, пытаясь заставить кровь скорее бежать, но грубая шерсть неприятно царапала кожу, и Оливия застонала.

Он лихорадочно осмотрел комнату и схватил полотенца, приготовленные Николсом на завтра. Лайл откинул одеяло, раскрыв одну руку девушки, и обернул её полотенцем. Точно так же он поступил со второй рукой. Её руки были холоднее льда и дрожали.

Перегрин сосредоточился на ногах, массируя одну ногу за другой. Они также были ледяными. Он продолжал растирать, не позволяя себе задумываться, только стараясь восстановить у неё движение крови в конечностях.

Он не знал, как долго это продолжалось. Паника затмила его рассудок.

Лайл растирал плечи Оливии и руки, её ноги и ступни. Руки у него болели, но он не останавливался.

Лайл так сосредоточился на своих действиях, что с опозданием заметил, как спазматические судороги прекратились. Оливия больше не говорит бессмысленных вещей. Её зубы уже не стучат.

Он остановился и взглянул на неё.

— О, — произнесла Оливия. — Я думала, что никогда не согреюсь. О, Лайл. Зачем ты меня так обозлил? Ты же знаешь, что происходит, когда я выхожу из себя.

— Знаю.

— Как я могла подумать, что справлюсь одна? Но я ведь только собиралась следить. Было так темно. Ни одного огонька в окнах. Я должна была заставить тебя пойти со мной. Мы друг друга дополняем.

Сказанное ею было понятно лишь наполовину, но и этого было довольно. Его сердце немного успокоилось. Кожа под его ладонями наконец-то начала теплеть. Дрожь почти исчезла.

В мозгу у Лайла стало проясняться.

И тогда он увидел, совершенно чётко.

Оливия, перед камином, завёрнутая только в одеяло. Её одежда разбросана вокруг, клочьями. Повсюду валяются пуговицы.

— О, Лайл, — проговорила она. — Твои руки такие тёплые. Твои чудесные, умелые руки.

Перегрин посмотрел на свои пальцы, которые держали её запястье. Ему нужно отпустить её.

Нет, не нужно.

Вместо этого он провёл снова по её руке, но более медленно, вниз и вверх. И снова. И снова.

Он следил за тем, чтобы Оливия оставалась в одеяле, отворачивая его только для того, чтобы растереть ей руки и ноги. Он натянул одеяло на её правую руку, потом раскрыл левую. Растёр и эту руку тоже. Медленно.

— Это ощущение, — проговорила она сонно. — Я не могу его описать. Волшебное. Как ты это делаешь?

Он поднял одеяло, раскрывая её ноги. Когда его ладонь скользнула по подъёму её ноги, девушка застонала.

Лайл подтянул подушки под голову и плечи Оливии и уложил её на них. Она закрыла глаза и вздохнула. Затем снова открыла их, чтобы наблюдать за ним.

Перегрин снова вернулся к растиранию ступней. Вначале одна, за ней другая. Потом он стал разминать её ногу до колена, заворачивая одеяло наверх. Его ладони повторяли контуры её икр. Кожа Оливии была похожа на бархат под его руками. Тёплый бархат. Дыхание девушки замедлилось и стало глубже. Она перестала дрожать.

Оливия лежала на подушках, глядя на него, её синие глаза освещались огнём камина, так что казалось, будто в них танцуют звёзды. Свет озарял её кожу: изящные скулы, изгиб рта, упрямый подбородок. Одеяло соскользнуло, открывая белую колонну шеи, грациозный наклон плеч.

Лайл уронил полотенце и позволил себе коснуться краем ладони её щеки. Кожа у Оливии мягче самого мягкого шёлка, какой носят самые богатые египтянки — такой тонкий, что его легко можно протащить через кольцо. Однако, это не шёлк, а её кожа, тёплая и полная жизни. Несколько мгновений назад Лайл думал, что теряет её, и мир рассыпался, всё вокруг стало пустым и чёрным.

Он повернул руку так, чтобы ладонью ощутить мягкость и тепло живой плоти.

Оливия повернула голову и губами коснулась его руки.

Не делай этого, не делай, не делай.

Ложь. Он хотел иного.

Так просто. Всего лишь прикосновение. Лёгкое касание губ ладони. Но он так долго ждал, и это движение вызвало в нём дрожь, словно он притронулся к электрическому стержню. Рикошетом оно ударило Перегрина в сердце, заставляя биться неровно. И прокатилось вниз, заливая жаром пах. Его тело напряглось и сжалось, сознание сузилось наподобие туннеля.