Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

• Название: Житие Одинокова
• Автор: Дмитрий Калюжный
• Издательство: Живое время
• Жанр: О войне
• Год: 2011

Это роман о войне — но показанной с необычной стороны. Малоизвестно, что согласно переписи населения, проведённой перед войной, верующими была половина сельского населения и четверть городского. В ходе войны, под угрозой близкой смерти, к вере обратилось большое количество красноармейцев. Документально подтверждено, что Сталин получал с фронта письма от командиров с просьбой разрешить в войсках проведение православных служб. Воистину, наша Армия, как и всегда, воевала за веру, царя и Отечество, только царь назывался в то время Сталиным.

Главы про основного героя, красноармейца (позже лейтенанта) Василия Одинокова, в ходе боёв проделавший духовный путь от убеждённого комсомольства до православия, перемежаются с главами о событиях в Ставке Верховного главнокомандования. Имеются литературные вставки от имени якобы «автора романа», фронтового корреспондента Мирона Семёнова, и документальные вставки (приказы, переписка Сталина с Черчиллем и Рузвельтом, статьи из газет военного времени).

Роман заканчивается событиями сентября 1943 года, когда Сталин — единственный за всю историю глава государства с семинарским образованием — вернул отношения светской власти и Церкви в нормальное русло, помог в проведении церковного Собора, после длительного перерыва избравшего Патриарха Московского и всея Руси.

---

Глава третья

— Если бы шли пешком, добрались бы раньше, — ругался Мирон Семёнов. — На какие-то двести километров потратили сутки!

— Не преувеличивай, — усмехнулся Вася. — А жене скажи, железнодорожники виновны.

— Это ты мою Анисью не знаешь, — ответил Мирон. — За опоздание она спросит с меня, а не с железнодорожников.

На деле, его больше всего бесило, что он так и не выяснил причины задержки. Почему-то их сначала позже графика прицепили к барнаульскому паровозу. Потом отцепили. Потом тащили в другую сторону. Вроде бы освобождали путь для литерного поезда. Что за поезд?.. Происходило что-то экстраординарное, а он, газетчик, не знал, что! Тщетными оказались и попытки прояснить ситуацию, размахивая удостоверением газеты перед носами путейских начальников.

Вася же Одиноков не был газетчиком. Волокита его тоже не радовала, но к опозданию он относился философски.

— Мне велено приехать в выходные, потому что в будни все геологи в горах, а на выходные кто-нибудь будет в городе и заберёт меня, — объяснил он Мирону.

Только в ночь на 21 июня они оказались в Барнауле. Несмотря на поздний час, жизнь здесь ещё тлела. С прилавков вокзального базарчика старушки продавали варёную картошку, баночки со сметаной, жареные пирожки, другую снедь. Оголодавшие пассажиры, выйдя из душных вагонов, брали пирожки и, жуя на ходу, устремлялись в город. Некоторые нанимали конные повозки, другие расходились пешком. Впрочем, и идти, и ехать было нелегко из-за крутизны дороги.

— А где же такси? — тоскливо взывал Мирон. — Я-то хотел похвастаться, что у нас тут есть такси! Представляешь? Такси! Как в Москве.

— Далеко идти-то? — спросил Одиноков. Мирон ещё в вагоне предложил, чтобы Вася эту ночь провёл у него дома.

— Не так, чтоб очень, но лучше бы ехать.

Проехать, однако, удалось только часть пути, на попутке, а дальше шли пешком по деревянным тротуарам, вдоль которых были вырыты канавы для стока дождевой воды.

— Вы там, в Москве, небось и не представляете себе такого быта!

Вася усмехнулся:

— Ты, что ли, хвастаешься дикостью родного города? Впустую, друг мой. Я в Москве недавно… Я и не такое видал.

— Дикостью! Обижаешь…

Когда дошли до места, Вася понял, зачем новый друг зазвал его к себе. Жена Мирона, при всех своих достоинствах, оказалась жутко ревнивой. А при Васе Анисья не стала особенно изводить «загулявшего» мужа. Всего только раз десять спросила, с кем он проводил время в Москве… Мелкая дочь их, Лиза, уже спала. Мирон сходил в её закуток, посюсюкал там, но Васю поучаствовать не пригласил.

На работе Семёнова ждали не раньше понедельника, а потому поспали они всласть.

Перед завтраком Вася наконец увидел их дочь. Лиза, трёхлетняя тощая девочка в сатиновых трусиках, дружить с ним не хотела: пряталась за родителей, выглядывала, но на руки не шла.

Позавтракав, отправились туда, где располагалась геологическая экспедиция. По пути Мирон читал Васе лекцию: какой Барнаул древний да как знаменитый изобретатель Иван Ползунов построил здесь первую в мире паровую машину.

Попутно выяснилось, что тот же Ползунов смастерил первый в мире двухцилиндровый двигатель.

— В те времена в городе жило всего несколько сот человек, зато сейчас у нас 150 тысяч жителей, — хвастался Мирон.

— Вообще, красиво, — согласился Вася, озирая окрестности и щурясь от яркого солнца. — Активно строитесь.

— У-у-у, что ты! У нас крупнейший в Сибири меланжевый комбинат! Строили сразу и производство, и жилой соцгородок с детсадами, школами, клиниками. Кинотеатры есть. Я, знаешь, сколько об этом статей написал! Наша, кстати, «Алтайская правда» — старейшая в стране, выходит с 1919 года. А «Красный Алтай» слегка помоложе.

— Ты в какой газете работаешь-то?

— Числюсь в «Алтае», пишу для обеих, и для «Алтайского комсомольца» тоже, и ещё посылаю статьи в Москву. Думаешь, меня просто так заметили и выдвигают?..

Шли вдоль ряда домов, которые становились всё ниже и ниже. Асфальт кончился; шагали, сандалиями вздымая с дороги жаркий песок.

— А вот и твоя экспедиция.

Это было одноэтажное деревянное здание с синими стенами, длинное, крытое черепицей. От середины фасадной стены в небольшой чахлый садик спускались ступени крыльца, от нижней ступени узкая дорожка выводила к калитке, у которой и остановились Мирон и Вася.

Василий замялся. Они, конечно, крепко сдружились за неделю совместной поездки, но всё-таки ему было неудобно, что без пяти минут редактор областной газеты возится с ним, обычным студентом-практикантом, бросив дома молодую жену и ребёнка.

— Зайдёшь? — нерешительно спросил он.

— А как же! — весело ответил Мирон. — Интересно, что тут новенького. Давно мы не радовали читателя сообщениями о достижениях местной геологии.

Они вошли и обнаружили в здании одну только бледную очкастую деву в сером халате. Глаза у неё были ужасно большие — то ли из-за очков, то ли она их так вытаращила от неожиданности, увидев двух симпатичных молодых мужчин.

— Мирон Семёнов, корреспондент газеты «Правда Алтая», — улыбаясь, представился Мирон. — А вас я не знаю.

— Галя, — пискнула она, — лаборант-коллектор второго разряда… А начальника экспедиции товарища Марьева нету. Если вы к нему… Завтра с утра будет.

— Чего-нибудь полезного ископали для народного хозяйства за последнее время? — спросил Мирон, вытаскивая блокнот.

— Мы много чего ископали, — дева оживилась и порозовела. — Разведаны запасы железных руд. Выявлены перспективные запасы цветных металлов. Ну там… свинец, медь и цинк, никель. Редкие металлы, благородные… Ещё для народного хозяйства есть очень полезные строительные камни, глины и суглинки для производства бетона, керамзита, кирпича и гипса. Вот.

— Это я всё знаю.

Она задумалась:

— Поделочный камень есть… Яшмы, порфиры, мраморы… А вам зачем?

— Мраморы? — переспросил Василий.

— Да.

— А! — спохватился Мирон, поворачиваясь и хватая Васю под локоток. — Разрешите представить. Привёз вам из Москвы молодого специалиста. Геолог Василий Одиноков!

— Я практикант, — поправил Вася.

— Всё равно геолог. Хорошо быть геологом. Можно только позавидовать геологам. Романтика! Бродишь себе по горам…

— По горам бродить, друг мой, это одно, а быть геологом — совсем иное. Горный козёл, к примеру, тоже бродит по горам.

— Василий! Не придирайся! И не обращай внимания, когда я несу вздор. На самом деле я проговариваю тексты для статьи. Мне вслух обдумывать легче, понял? Дальше у меня такой будет текст: «Бродишь по горам, и никаких забот. Но это поверхностный взгляд! Потому что советский геолог — не какой-нибудь горный козёл, который прыгает по склонам ради своего личного интереса. Советский геолог, обладая громадными знаниями, видит в горных породах…» — Вася, что он в них видит? — Тра-та-та, тра-та-та, «сырьё для нашей советской промышленности». А? Как? И никакой романтики.

Лаборант-коллектор Галя, прикрыв рот ладошкой, захихикала.

Васе стало стыдно. Он припомнил, как впервые встретил настоящего геолога. Ему было двенадцать лет. Команда Ухватова строила резиновый завод. Чего-то им не хватало, какого-то сырья, ему это тогда было неинтересно. Отец уехал в областной центр получать, как он сказал, «компрессоры и экструдеры», мать поехала с ним, чтобы затовариться провизией. Его оставили на стройке. С гаечными ключами в замасленных руках он топтался возле тракториста, занятого ремонтом мотора, и увидел странного человека.

Мужчина в брезентовой куртке со множеством карманов, бритый, с волосами, перетянутыми через лоб верёвкой, с топориком странной формы на длинной ручке, который он использовал вместо посоха, — мужчина, запылённый и пропахший дымом, прошагал мимо. Такой он был мощный и решительный, что ветром от его походки даже качнуло Василия. Тяжело проскрипели под его сапогами ступени, хлопнула дверь штаба стройки, послышался радостный голос Ухватова. Их суровый начальник радовался!

— Дядя Ухватов, а кто это был? — спросил Вася Ивана Абрамыча, когда странный человек уехал.

— Геолог это был, Вася. Самый нам сегодня нужный специалист.

— А кто это, геолог?

— Это тот, кто ходит по Земле и видит её насквозь…

И он захотел стать геологом! Быть таким же мощным, как тот человек, видеть Землю насквозь, пахнуть дымом, своим появлением вызывать радость у суровых начальников… Лишь много позже для него стала важнее не внешняя сторона дела, а суть. Работа, приносящая радость тебе и пользу стране; свободный труд, в который ты вкладываешь свою душу — разве это не романтика?

«Зачем я взялся уедать Мирона? — подумал Вася. — Мирон сказал правду».

— …Товарищ Одиноков!

Вася поднял глаза: Галя и Мирон смотрели на него, причём Мирон ухмылялся, а Галя протягивала руку: