Лука (Войно-Ясенецкий) - «Я полюбил страдания...». Автобиография

• Название: «Я полюбил страдания...». Автобиография
• Автор: Лука (Войно-Ясенецкий)
• Жанр: Религия

Книга имеет своей целью познакомить вас со светлой личностью архиепископа Луки, профессора хирургии, лауреата Государственной премии. На его долю выпало то, что пережил любои русский православный архиерей первой половины XX века: поношения, тюрьмы, лагеря, ссылки, изгнания, пытки.

        Пройдя весь этот коммунистический ад, архиепископ Лука остался верен исповеданию истины, и, где бы он ни был: в застенке, на кафедре, за операционным столом,— он был носителем слова: Так да просветится свет ваш пред людьми, чтобы видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего, Который на небесах (Мф. 5; 16).

---

Владыка Лука забирал к себе больных и раненых с наиболее тяжелыми поражениями. Красноярский врач-рентгенолог В.А. Клюге вспоминает, как хирург-консультант посылал его и других молодых врачей госпиталя 15–15 на железнодорожный дебаркадер, где разгружали санитарные поезда. Он просил разыскивать раненых с гнойными, осложненными поражениями тазобедренного сустава, тех, кого большинство хирургов считало обреченными. Отчеты госпиталя 15–15 свидетельствуют, что многие раненые из "безнадежных" были вылечены.

К январю 1943 года все десять тысяч коек в госпиталях МЭП-49 были заняты ранеными, а фронт посылал все новые и новые эшелоны. Красноярск был самым дальним городом, куда доходила волна медицинской эвакуации. И когда, преодолев семь тысяч километров, санитарные поезда довозили раненых до берегов Енисея, многие раны успевали нагноиться, костные ранения оборачивались запущенными остеомиелитами.

Приезжавший в госпиталь 15–15 инспектор всех эвакогоспиталей профессор Приоров говорил, что ни в одном из очень многих госпиталей, которые он объезжал, он не видел таких блестящих результатов лечения инфицированных ранений суставов, как у Владыки Луки ВойноЯсенецкого.

Хирург В. Н. Зиновьева, ученица Войно-Ясенецкого по госпиталю 15–15, вспоминает, что Владыка Лука учил своих помощников и "человеческой хирургии": с каждым раненым он как бы вступал в личные отношения, помнил каждого в лицо, знал фамилию, держал в памяти все подробности операции и послеоперационного периода. Ныне стали широко известными слова Владыки Луки: “Для хирурга не должно быть "случая", а только живой страдающий человек.” Проявления равнодушия к врачебному долгу возмущали епископа Луку.

Его труд бывал порой сопряжен с глубокими душевными страданиями. "Тяжело переживаю смерть больных после операции, — писал епископ Лука сыну. — Было три смерти в операционной, и они меня положительно подкосили. Тебе как теоретику неведомы эти мучения, а я переношу их все тяжелее и тяжелее… Молился об умерших дома, храма в Красноярске нет…"

О том, как Владыка Лука переживал смерти в операционной сохранились рассказы и ташкентских врачей. Акушер-гинеколог Антонина Алексеевна Шорохова, работавшая в Узбекистане еще с дореволюционных лет вспоминает:

"Валентин Феликсович болел душой за каждую свою неудачу. Однажды, задержавшись на работе, когда все врачи уже покинули больницу, я зашла зачем-то в предоперационную хирургического отделения. Внезапно из открытой двери операционной до меня донесся "загробный" голос: "Вот хирург, который не знает смертей. А у меня сегодня второй…" Я обернулась на голос и увидела Валентина Феликсовича, который пристально и грустно глядел на меня. Поразила его угнетенная поза: он стоял согнувшись и упираясь руками в край операционного стола. На столе лежал больной, умерший во время операции. . "

Если не было другой возможности спасти больного, Владыка Лука, шел на рискованные операции, несмотря на то, что это налагало на него большую ответственность… Когда, войдя в палату, он замечал, что нет больного, которого он оперировал два дня назад, он, ни о чем не спрашивая, поднимался на второй этаж и запирался в своей комнате.

Об этом вспоминает ученица хирурга А. И. Беньяминович: "Его не видели потом в отделении часами. Мы знали: каждая смерть, в которой он считал себя повинным, доставляла ему глубокие страдания". Владыка Лука считал необходимым не скрывать от умирающих близость их смерти, так как они могли пожелать умереть по- христиански.

Тяжелыми были и условия работы в эвакогоспитале. "Госпиталь 15–15 в большом прорыве, — докладывали в крайком партийные деятели, — тяжелое хозяйственное положение этого госпиталя, неудовлетворительное санитарное состояние, невысокое качество лечебной работы в отделениях, несмотря на большие возможности квалифицированного специалиста профессора Войно-Ясенецкого, низкая труддисциплина ставят его в ряд плохих госпиталей…" В письме к старшему сыну Владыка Лука жалуется, что работать приходится в невыносимых условиях: штат неумел и груб, врачи не знают основ хирургии. К его протестам целый год никто не прислушивался, хотя речь шла буквально о преступлениях.

"Я дошел до очень большой раздражительности и на днях перенес столь тяжкий приступ гнева, что пришлось принять дозу брома, вспрыснуть камфару, возникла судорожная одышка, — пишет епископ Лука, — в таких условиях еще никогда не работал".

Хирургу с почти сорокалетним опытом действительно не приходилось сталкиваться с подобным всеобщим беспорядком ни в госпиталях времен Русско-Японской, ни Первой мировой войны. Владыка нервничал, случалось, даже выгонял нерадивых помощников из операционной. На него жаловались. Возникали разбирательства, госпиталь посещали многочисленные проверочные комиссии.

Все это, конечно, крайне плохо отражалось на здоровье Владыки. Во время операции хирургу все чаще приходилось опускаться на стул: не держали ноги. Трудно было ему подниматься по госпитальным лестницам: давала себя знать эмфизема [18]. Но еще более тяжелой скорбью для епископа Луки была невозможность бывать в храме.

В Красноярске, городе с многотысячным населением, последнюю из множества церквей закрыли перед войной. Радости богослужения, по словам Владыки Луки, были лишены в городе сотни, а может быть, и тысячи людей. Рассказывают, что верующие приносили Владыке много икон, так что одна стена дворницкой блестела от окладов и лампадного света.

Весной 1942 года отношение властей к Владыке Луке улучшилось. Хирургу-консультанту стали выдавать обед, завтрак и ужин с общей кухни, стали заботиться об улучшении условий его работы. В Иркутске на межобластном совещании главных хирургов архиепископу Луке "устроили настоящий триумф, — как писал он Михаилу. — Мнение обо мне в правящих кругах самое лучшее и доверие полное. Слава Богу!"

Владыкой Лукой был сделан ряд новых открытий, его операции, лекции, доклады на конференциях высоко ценили врачи, доценты и профессора. "Почет мне большой: когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают", — писал в то время епископ Лука.

Об этом времени своей жизни Владыка Лука писал Н. П. Пузину, с который познакомился по приезде в Красноярск [19]:

"20 июня 1942 г.

Многоуважаемый Николай Павлович!

И я сожалею, что Вы уехали из Красноярска. С митрополитом Сергием я начал очень интересную для Вас большую переписку по вопросам религиозно-философским, церковно-политическим и тактическим. Конечно, нет возможности сообщать Вам эту переписку.

У меня большое огорчение: из Новосибирска мне сообщили, что издать мою книгу не могут за недостатком бумаги… За мною исключительно ухаживают: командиры из больных вызывали директора обувной фабрики, заказали ему ботинки для меня по мерке, велели во что бы то ни стало достать резиновые сапоги для операций. Заказаны также две смены белья, два полотенца, носовые платки. Делают выговора сестрам, если увидят, что я сам несу тарелку. МЭП, реввоенсовет, представил меня к награде, по-видимому, к ордену. — Поистине стремительная эволюция от persona odiosa к persona grata! Слава Богу!

Кормят меня так обильно, что я половину отдаю окружающим или знакомым. А бедный обновленческий архиерей в Мурте голодает до голодных отеков, живя только на 400 г. хлеба. Завтра переберусь в новую квартиру (где была аптека). Там будут самые лучшие условия для размышлений на религиозные темы, которыми я теперь занят; полная изоляция, тишина, покой, одиночество.

Господь да благословит и сохранит Вас.

Архиепископ Лука."

"25 декабря 1942 г.

Николаю Павловичу о Господе радоваться.

…Уже четыре недели я не работаю вследствие очень тяжелого переутомления, главным образом мозгового. Три недели пролежал в больнице крайкома, теперь лежу у себя на квартире. Врачи говорят, что по выздоровлении я не должен работать больше четырех часов и не делать больше двух операций. А до сих пор я работал до восьми-девяти часов и делал четыре-пять операций.

…Продолжается моя большая переписка с Митрополитом Сергием.

Да поможет Вам Господь перенести тягости военного времени и да благословит Вас.

Архиепископ Лука."

В это время Владыку Луку вызвал первый секретарь обкома партии и сказал ему, что отношения между Церковью и государством скоро улучшатся, и он сможет вернуться к епископскому служению. Милостью Божией, через некоторое время Владыка действительно был назначен на Красноярскую кафедру, вновь открыто зазвучала его проповедь о Христе.

"Давно обещали открыть у нас одну церковь, но все еще тянут, и я опять останусь без богослужения в великий праздник Рождества Христова", — со скорбью пишет епископ сыну Михаилу в конце 1942 года, и, наконец, 5 марта сообщает: "Господь послал мне несказанную радость. После шестнадцати лет мучительной тоски по церкви и молчания отверз Господь снова уста мои. Открылась маленькая церковь в Николаевке, предместье Красноярска, а я назначен архиепископом Красноярским… Конечно, я буду продолжать работу в госпитале, к этому нет никаких препятствий".