Валентин Свенцицкий - Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам кавказских гор

• Название: Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам кавказских гор
• Автор: Валентин Свенцицкий
• Жанр: Религия
• Год: 1915

Валентин Павлович Свенцицкий —  богослов, философ и духовный писатель,  написал эту замечательную книгу в 1915 году после поездки на Кавказ, которую совершил, желая своими глазами увидеть монахов-отшельников, прикоснуться к православной святости. Книга передает атмосферу пустынножительства кавказских гор, пронизана глубоким пониманием сути христианской жизни и христианского подвига.

---

О. Иван укладывает все в свою сумку, снова надевает ее на плечи, и мы отправляемся дальше.

Солнце совсем вышло из-за гор и вместе с высыхающей росой от земли подымается крепкий, опьяняющий запах…

Мы идем с о. Вениамином рядом. Я взглядываю на него и вспоминаю тонкий, белый крест его работы.

— Где это вы так хорошо научились резать по дереву?

— На Старом Афоне.

— Вы долго жили там?

— Лет десять.

— А почему же ушли? Вот уж где можно было жить в безмолвии!

— Нет, на Старом Афоне теперь безмолвия никак найти нельзя. Потому и ушел. Всюду народ. А потом дорого — средства не позволяют.

— Как то есть дорого?

— Надо купить себе келью, даже, скажем, не купить, а в аренду снять. Теперь там каждая пещера в аренду сдается. Хозяева больше греки. За самую плохенькую пещеру заплатишь рублей двести… По монастырскому там жить ничего, хорошо. А кто хочет в пустыню уйти — некуда!

— Как же вы сюда-то попали, о. Вениамин?

— Как попал! Приезжали туда монахи с Нового Афона, рассказывали, что вот тут, на кавказских горах, пустынники живут, а я уж давно в мыслях имел, как бы уйти в безмолвие. Подумал, подумал — взял да и поехал. Приехал в Россию, даже к родным не зашел — прямо сюда.

— Думаете и дальше здесь жить?

— Как Богу будет угодно. Жить хорошо. Если бы своя церковь — лучшего не надо.

Мы дошли до того места, где два дня назад о. Вениамин поклонился мне земным поклоном. Даже трава все еще примята была на том месте, где мы стояли с ним.

Спускаемся по узкой дороге, по которой так тяжело было идти после ссоры с о. Вениамином. А вот и то-место, где отдыхали мы после крутого подъема, где о. Вениамин обратился ко мне с своей просьбой.

Останавливаемся. О. Вениамин и о. Исаакий дальше провожать не пойдут.

О. Исаакий говорит мне:

— Если у вас будет когда-нибудь душевное затруднение, напишите нам: одному иногда трудно бывает разобраться. Мы общими силами, вместе с вами сделаем это. А еще лучше — приезжайте сюда сами.

Он берет меня за обе руки и крепко жмет их своими маленькими холодными руками, в одной из них я чувствую четки.

О. Вениамин очень расстроен. Он молча обхватывает мои плечи, целует меня так же, как тогда, когда мы мирились с ним, и повышенным тоном, почти с пафосом, говорит:

— Пусть эти братские поцелуи будут… как бы залогом… потому что мы полюбили…

Пафос его неделанный, а торжественные фразы оттого, что он много переживает в эту минуту и чувствует, что слова должны быть какие-то особенные… Но у него ничего не выходит, и он беспомощно смотрит на меня и молча тискает руку…

— Я тоже как-то сразу полюбил вас всех, — говорю я, — и никогда вас не забуду. Спасибо вам за все. — Мы убогие люди, немощные, — совсем растроганно говорит о. Вениамин, — простите нашу худобу. А если видели что хорошее, это не наше, это от Господа…

— Прощайте!

— Прощайте, — говорят враз о. Исаакий и о. Вениамин.

И в последний раз кланяются нам поясным поклоном.

Мы начинаем спускаться по самому крутому склону. Идем в таком порядке: о. Иван, потом я, сзади меня о. Сергий. Впрочем, нельзя сказать, что он идет сзади. Он все время меняет место — то заходит с одного бока, то с другого, то идет впереди, все это в зависимости от того, с какой стороны надо оказывать мне помощь. Один я решительно не мог бы сойти с этой горы. Местами меня очень осторожно спускают на руках: о. Иван подставляет спину, я держусь за нее обеими руками, а о. Сергий одной рукой поддерживает за пояс, другой за локоть, и я едва касаюсь ногами отвесной скалы, по которой идет спуск. Больше всего удивляет меня о. Сергий. В таких сапогах, которые хуже пудовых вериг и он на этих скалах, уступах, почти отвесных обрывах, чувствует себя точно на городской мостовой.

Первый раз мы решились отдохнуть в том самом овраге, где с о. Иваном встретили о. Вениамина с о. Константином.

— Ну, спасибо, о. Сергий, что проводил нас, — говорит о. Иван: — теперь иди домой, трудную дорогу прошли.

В это время, где-то внизу, в горах, раздается выстрел.

— Нет, уж я провожу вас до реки… Вон и стреляют… Все буду думать: не случилось ли что. Провожу до ровной дороги, тогда уж пойду спокойно…

Идем дальше. Последний невысокий подъем в гору. Поляна. И наконец некрутой спуск, по которому трудно было всходить и так легко теперь идти под гору.

Меня пустили идти вперед:

— Чтобы, как захотите, так и идти, поскорей или потише, — объяснил мне о. Иван.

Мы идем очень быстро. Ноги сами все ускоряют и ускоряют шаг, так и хочется, как бывало в детстве, расставить руки крыльями и бегом «полететь» с горы.

Оглядываюсь назад: о. Иван идет по-прежнему своим сильным, широким шагом, но отстал от меня довольно далеко. О. Сергий в «скороходах» делает до смешного большие шаги, чтобы поспеть за мной, и тоже далеко.

— Лучше пустынников идете! — весело кричит мне о. Иван.

— Домой скорей хочется, — смеется о. Сергий. Я не заметил, как тропа круто повернула направо, и спустилась прямо к реке. Я остановился.

— Ну, вот и конец, — сказал о. Сергий, подходя ко мне, — теперь пойдете прямо. Мне, пожалуй, можно и вернуться.

— Конечно, иди, о. Сергий, — сказал и о. Иван: — теперь дойдем хорошо.

— Значит — попрощаемся… Я протянул о. Сергию руку.

Он подал мне свою мозолистую, с несгибающимися пальцами. И несколько раз низко, низко поклонился.

— Прощайте, о. Сергий, — сказал я, — дай вам Бог всего хорошего. Давайте поцелуемся.

— Спаси вас Господи, — сказал о. Сергий, очень тихо, почти над самым моим ухом.

— Может быть, навсегда прощаемся, о. Сергий, не забывайте меня.

О. Сергий еще раз низко, низко поклонился мне…

. . . . . . . . . . . . . . . .

Долго шли мы с о. Иваном молча. Всякое прощание действует на душу, как-то особенно чувствуется в нем скрытое слово: «навсегда» и это заставляет сердце биться тревожно…

Но здесь было еще и другое.

За несколько дней, проведенных мною у о. Сергия и о. Исаакия, я не только полюбил их, но, как это ни странно — привык к ним.

Я прощался с ними совершенно так же, как стал бы прощаться, проживши на этой горе не два дня, а долгие годы…

Правда, передо мной не вставали воспоминания долгих лет, проведенных вместе, но я ясно чувствовал, что кончилась какая-то одна большая и сложная жизнь, и вот теперь начнется другая…

XX. ОБРАТНАЯ ДОРОГА

Путешествие собственно кончилось, и потому идти обратно хотелось как можно скорее.

Мы с о. Иваном решились на довольно смелое предприятие — дойти сразу до Лат. Там переночевать. Выехать рано утром, попасть в Цебельду к вечернему дилижансу, т. е. часам к четырем дня, чтобы в тот же день к вечеру я мог быть в Сухуме.

Спуск с горы почти не утомил меня, и мне казалось, что тридцать пять верст до Филиппа я пройду легко.

В духане Чхалта, где неделю назад мы встретили сумасшедшего монаха, было пусто и тихо. Закупили провизии: сахару, хлеба и консервов. Из овощей консервов не оказалось — только рыбные.

— Не свежие они у вас, наверное, — говорю я хозяину, — отравимся мы с о. Иваном.

— Зачем травиться? Ручаться можем! Если отравишься, приходи, назад деньги дадим…

— Да, когда помрешь, тогда и разговаривай с вами.

— Зачем помрешь? Сам ем, жена ест, дети кушают — не помираем, а ты помрешь! Самые свежие. Головой ручаться могу.

Пришлось согласиться!..

Мы с о. Иваном решили идти не торопясь, чаще отдыхать, чтобы непременно хватило сил дойти до Лат сегодня же.

Первый привал сделали на берегу реки Зимы. И то больше «для порядка», усталости почти не было.

Верстах в десяти от Аджар встретили туриста. Молодой человек, по-видимому, студент. Лицо красное, потное, измученное. За спиной громадный узел, нечто вроде подушек и матраца!

— Далеко до Клухорского перевала? — спросил он, останавливаясь.

О. Иван подумал и сказал:

— Верст пятьдесят будет. А то и больше. Измученное лицо экскурсанта вытянулось. Глаза стали круглые и испуганные.

— Как пятьдесят, что вы говорите! — набросился он на о. Ивана, точно тот виноват был, что до перевала так далеко, — в путеводителе сказано, что Клухорский перевал на восьмидесятой версте от Сухума, я прошел семьдесят, а вы говорите еще пятьдесят, — чуть не плача закончил он.

— В путеводителе много ошибок должно быть, — сказал о. Иван, — я уж несколько раз встречаю экскурсантов, которые вот так же на какой-то путеводитель ссылаются. Да вы сами рассчитайте: Аджары на восьмидесятой версте от Сухума, а от Аджар до перевала больше дня ходу.

Экскурсант стоял совершенно ошеломленный. Вид у него был и жалкий, и смешной. Видимо, он шел из последних сил, предвкушая близость отдыха, и вдруг почти половина пути впереди.

Чтобы хоть немного утешить его, я посоветовал: