Борис Тененбаум - Великий Наполеон

• Название: Великий Наполеон
• Автор: Борис Тененбаум
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50390-2

Его имя вошло в легенду. Его победы изменили ход истории. Несмотря на малый рост (менее 160 см), его заслуженно величали «колоссом» и «титаном». Однако ратная слава Наполеона затмила заслуги правителя – а ведь он был не только военным гением, но и настоящим гением власти, навсегда преобразившим Европу. Выходец из обедневшей дворянской семьи, без всякой протекции, исключительно благодаря собственным дарованиям и заслугам он сделал феноменальную карьеру, став генералом в 24 года и командующим армией в 26, а затем «конвертировав» военные победы в политический триумф и установив единоличную диктатуру. Первый Консул, а с 1804 года Император, Наполеон обладал величайшей властью со времен Цезаря, раздавал короны, назначал и смещал монархов, провел грандиозные успешные реформы, заложив основы современного миропорядка, мечтал о походе на Восток, в Индию, по стопам Александра Великого. А вот в личной жизни был скорее несчастлив, признаваясь: «Моя любовница – власть».

Читайте новую книгу от автора бестселлера «Великий Черчилль» – подлинную историю взлета и падения Наполеона Бонапарта, гений которого навсегда изменил историю Европы и всего человечества.

---

Префект парижской полиции Дюбуа получил право прямого доклада Первому Консулу, и одной из его задач (негласно, конечно) сделалось наблюдение за Жозефом Фуше, своим номинальным шефом. Очень вероятно, что и самого мэтра Дюбуа Первый Консул не оставил без присмотра и наблюдения…

12 августа 1800 года, меньше чем через два месяца после Маренго, была образована комиссия по подготовке общего гражданского свода законов. Первый Консул был любознателен и обладал феноменальной памятью – так что чтение «Кодекса Юстиниана», которым он когда-то заполнял время на гауптвахте, ему поистине пригодилось. У него использование на практике полученных где бы то ни было сведений вообще вошло в принцип. Своему пасынку, Эжену Богарнэ, он говорил:

«Если вы попадете в незнакомый город, то не скучайте, а постарайтесь его хорошенько осмотреть. Откуда вы знаете – может быть, когда-нибудь вам придется его брать?»

Наполеон Бонапарт, говоря о взятии города в каком-то непредвидимом сейчас будущем, вовсе и не думал придавать своему замечанию узковоенный характер. Taк, дружеская рекомендация заботливого отца…

Хотя, конечно, и о войне забывать не следовало. 3 декабря Моро наконец-то добился большого успеха – у местечка Гогенлинден, недалеко от Мюнхена, он разбил австрийскую армию. Австрии пришлось начать переговоры. Было заключено перемирие…

Рождество во Французской Республике перестало быть тем добрым старинным праздником, которым оно было при «старом режиме». Официальный революционный календарь устранил Христа (теперь летоисчисление шло от года провозглашения Республики), заменил недели декадами, а месяцы переименовал. Так что даже такого месяца – декабрь – и в помине не было, его прежние дни оказались разделены между месяцами фример (месяц заморозков) и нивоз (месяц снега). Рождество 1800 года приходилось на 4-е нивоза.

Всем, включая Первого Консула, хотелось встретить его с надеждой на мир.

Примечания

1. Napoleon, by Alan Schom, Harpers Collins Publishers, 1997, page 235.

2. Д. Чандлер. Военные кампании Наполеона, стр. 175.

3. Приставка «су» или «суб» означала младшую степень должности. Первый военный чин Наполеона Бонапарта официально назывался сублейтенант, или «2-й лейтенант», или «младший лейтенант».

Диктатура

I

Выражение «…Нет великого человека для его камердинера…» настолько широко известно, что его знал и камердинер Наполеона Бонапарта – и был с ним решительно не согласен. Хозяина он почитал вполне искренне, несмотря на близкое знакомство… и его восхищение великим человеком, которому он служил, не уменьшало ни постоянное близкое общение, ни то, что, конечно же, он знал все его слабости. Камердинера звали Констан, он был еще совсем молод, но в дом к мадам Жозефине Бонапарт его устроили чем-то вроде мальчишки на побегушках уже довольно давно, и он успел послужить и в штате слуг самой мадам, и личным слугой ее сына, Эжена де Богарнэ, и наконец, сам хозяин выбрал его для того, чтобы он сопровождал его в Италию. Так что Констан, можно сказать, побывал под Маренго… Впрочем, он видел, как сильно занят хозяин и в мирное время, и много чего про него знал. Знал, например, что в его кабинет можно было попасть не только через обычную прихожую, где сидел дежурный адъютант и хозяина дожидались просители и вызванные на доклад сановники Республики, но и по тайной винтовой лесенке, ведущей из помещения этажом выше.

Лесенкой пользовались отнюдь не нимфы, навещавшие хозяина с целью скрасить его досуг, а его секретарь, Бурьен, с портфелем, полным деловых бумаг, документов и отчетов.

Что же до нимф, то про них Констан тоже знал куда больше, чем огромное большинство слуг, занятых в резиденции Первого Консула. Начать с того, что в Италии хозяину понравилась певица, синьора Грассини, и, как пишет Констан в своих записках, «…она не захотела показаться жестокой…» по отношению к генералу Бонапарту. Так что завтрак он подавал им на троих – третьим был начальник штаба Резервной армии, генерал Бертье, потому что любовь любовью, а дело делом. Времени же у Первого Консула было мало, работал он даже за завтраком, генерал Бертье был ему необходим – ну, а синьоре Грассини Констан подкладывал что-нибудь особенно вкусное, чтобы она не скучала…

Однако то, что годилось на войне, в мирной жизни было решительно невозможно. Вернувшись после Маренго домой, хозяин, как правило, не приглашал своих дам к себе – процитируем Констана: «…он был слишком для этого деликатен, и ни за что не хотел бы задеть чувств мадам Бонапарт...» Поэтому он пробирался к ним сам, разувшись, чтобы не шуметь, и высылая Констана вперед, чтобы не наткнуться на какую-нибудь излишне любопытную женщину из штата мадам Жозефины. Поскольку однажды это произошло, то служанке, которой так некстати не спалось, пришлось пригрозить увольнением. Она вняла предупреждению, промолчала, и все обошлось, но генерал Бонапарт, как настоящий военный, не желал наткнуться на засаду еще раз – поэтому Констану случалось выступать в роли передового дозора.

Личное обслуживание Первого Консула осуществлялось усилиями команды из четырех человек. Они менялись – каждый из них находился с хозяном полные сутки, все 24 часа, после чего сдавал дежурство своему коллеге. Хозяин, однако, выделял двух из них: самого Констана и мамлюка Рустама, которого он привез из Египта. Он был Наполеону Бонапарту больше, чем просто слуга: он был раб, которого в Каире ему подарили как приложение к арабскому скакуну. Слово «раб» для Рустама (которого иногда называли также «Рустан») было не пустым звуком, а родом службы, в которой жизнь его принадлежала его господину. Он принимал это совершенно всерьез, в самом буквальном смысле слова. Во всяком случае, имел обыкновение спать на полу у входа в спальню хозяина и не расставался с кинжалом.

3 нивоза (24 декабря) 1800 года, как раз накануне старорежимного Рождества, хозяин Констана собрался в Оперу. Мадам должна была последовать сразу вслед за ним, в другой карете.

День этот был для Констана выходным, с дежурства он уже сменился, так что его даже и в резиденции не было. Он гулял неподалеку, когда услышал страшный взрыв и увидел, что началось смятение. Он кинулся к дому – и наткнулся на оцепление Консульской Гвардии.

На хозяина было совершено покушение.

II

Констан считал, что жизнь Первому Консулу в тот памятный канун Рождества 1800 года спасла его дурная привычка – приказывать кучеру рвать карету с места сразу галопом. Это было плохо для упряжи и еще хуже для лошадей. Все конюшие Наполеона Бонапарта доказывали ему с кавалерийским уставом в руках, что так делать нельзя, надо сначала двинуться шагом, постепенно перейти на рысь и уж потом, когда кони разогреются, лететь вперед, но он никого не слушал и продолжал делать по-своему. Более квалифицированные люди – например, занимавшийся расследованием покушения префект полиции Парижа – полагали, что скорость скоростью, а на самом деле решающую роль в спасении Первого Консула сыграли два фактора: его легендарная удача и то, что ехал он именно в Оперу. Дело было в том, что взрыв случился тогда, когда его карета миновала телегу, нагруженную двумя бочками с порохом. Взрыв был огромный, и если бы карета продолжала движение по той же улице, на которой стояла телега, то ей совершенно точно не поздоровилось бы. Но кучер правил в Оперу – и, миновав мешавшую ему телегу, он сразу свернул за угол. Вот угол-то и помог – он прикрыл карету от ударной волны, и Первый Консул и три его адъютанта, Ланн, Бессьер и Лористон, оказались невредимы.

A вот кому дурная привычка и правда спасла жизнь, так это мадам Жозефине – ее карета должна была следовать прямо за каретой хозяина, но она в последнюю минуту решила что-то изменить в своем туалете и немного задержалась. Не случись этого – и она, и ее дочь, мадмуазель Гортензия, несомненно, были бы убиты.

Первый Консул вошел в Оперу совершенно спокойным, так, как если бы ничего не произошло. Его наградили аплодисментами – и потом наградили ими еще раз, когда в театре стало известно, что произошло. Оба раза он поклонился публике – но вел себя так, как будто ничего, кроме музыки Гайдна, его не интересовало.

И уж только вернувшись домой, он дал волю своему гневу. Досталось и министру полиции Фуше, и префекту Дюбуа, но гневаться на них не имело смысла: расследование уже началось. Свидетелей опрашивали, их показания тщательно сличались, и выяснено было следующее: какие-то неизвестные люди (их было трое) поставили свою сильно нагруженную телегу так, чтобы кучер проносящейся мимо них кареты Первого Консула был вынужден придержать лошадей, после чего разделились. Один из них отошел к воротам резиденции Бонапарта, по-видимому, чтобы вовремя дать сигнал. Второй подозвал девочку лет 12–13, дал ей монетку и попросил подержать лошадь под уздцы, а сам отошел к задней части телеги. Услышав сигнальный свист своего товарища, он поджег фитилек – и скорым шагом ушел в сторону и за угол. Взрыв разнес в клочья и лошадь, и девочку, убил пару дюжин посетителей кафе «Аполлон», сидевших за своими столиками, и поранил еще человек 60–70. Расспросить тех, кто видел заговорщиков вблизи, префект парижской полиции уже, конечно, не мог – от них ничего не осталось.