Гарий Немченко - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Гарий Немченко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Проза Гария Немченко — о наших современниках, о дне сегодняшнем. Его герои — люди щедрого и глубокого сердца, и чем сложней отношения между ними, тем богаче жизненный опыт каждого. Опыт этот писатель относит к категории нравственных ценностей. Отсюда и главная тема — осознание человеком самого себя как личности, понимание неразделимой причастности к судьбам Родины, поиск духовного родства.

---

И они поели и попили студеной воды, наклоняясь над родничком, а потом Валька взял в руки балалайку.

— Ну, что, Петя, — спросил, — может, спляшешь?

Было тихо и хорошо, и Петька тоже не стал торопиться, конечно, спляшет, а как же, но раньше он еще раз напился из родничка, каждый раз задирая красную свою голову с малиновым гребнем, и по золотой грудке катились прозрачные капли.

А затем Валька ударил по струнам, и кочет и пошел, и пошел!

Плясал он так весело да хорошо, что Митрошка сначала дергался, сидя на земле, а потом привстал, и себе тоже, и давай...

Потом они снова пошли, и солнце уже садилось позади них, на дороге впереди двигались длинные тени, и у Вальки из-за спины, как старинное ружье с раструбом на конце ствола, виднелась балалайка.

Вдруг где-то далеко ударил гром, а на дорогу из-за куста дерезы выскочил серый волк. Хищно изогнулся, еще раз подпрыгнул и сел перед ними, навострив уши.

— Попались! — сказал и клацнул зубами. — Сейчас я вас съем, а вашего петуха отдам лисе... эй, лиса!

Между двумя большими клыками опустил волк длиннющий красный язык и стал облизываться.

— Не ешь нас, — попросил Валька, которому было все-таки чуть-чуть страшно. — И не отдавай лисе нашего кочета. Ты знаешь, какой это кочет? Он умеет плясать под балалайку.

— Иди ты! — не поверил волк.

Тогда Валька достал из-за спины балалайку и пожал плечами:

— Смотри, если не веришь!

И он играл, а Петька плясал, серый волк сначала только внимательно присматривался, а потом невольно стал кивать своей лохматой башкой и большим хвостом выбивать за спиной по дороге: стук-стук!..

А когда они с петухом закончили, волк мотнул своей лохматой башкой:

— Вот законно!

— Я тебе говорил, — сказал Валька.

— А это твой братан? — кивнул волк на Митрошку.

— Братишка.

— Хороший у тебя братан, глаза добрые, — сказал волк. И предложил: — Давай корешевать?

— Договорились, — сказал Валька.

А в это время загудел мотор и на дороге показался грузовик. Впереди, держась руками за кабину, стояла мама, и ветер трепал у нее на шее косынку.

Волк неохотно приподнялся, но Валька успокоил его:

— Это мои.

Машина затормозила и остановилась, хлопнула дверца, и с подножки спрыгнул отец с большим ключом в руке.

— Вот я сейчас тебе рога обломаю, — пригрозил он волку.

Валька крикнул:

— Не трогай, это мой друг!

— У него на лбу не написано, — буркнул отец.

Волк посоветовал:

— Ты бы лучше помог женщине слезть.

Но мама уже спрыгнула с колеса и бросилась обнимать Митрошку. Потом обернулась к Вальке и строго спросила:

— А ты хоть покормил его?

— А то нет?

— Да ты, слава богу, такой, что сам поешь, а о нем и не вспомнишь, — с укором сказала мама.

Волк спросил у отца:

— А ты шофером?

Отец бросил ключ обратно в кабину:

— Глаз нету?

— То-то от тебя бензином, — дружелюбно сказал волк. — Да это не беда, что ж тут такого? Мне даже нравится, что от тебя пахнет бензином да теплой машиной. Это не беда. А беда, что от тебя водкой на километр...

— А ты попробуй проживи без калыма! — накинулся на него отец. — Думаешь, проживешь? Нет, брат, никак не прожить!..

— Никак не прожить только без умной головы! — сердито сказала мама.

Отец вспыхнул:

— Тебе не нравится моя голова? Тогда поищи себе другого!

— Постеснялись бы детишек, — сказал волк.

Отец обиделся:

— А ты меня не учи. И так ученый.

А волк кивнул Вальке:

— А ну давай отойдем. — И петуху кивнул: — И ты с нами...

Они отошли на край дороги и стали около куста дерезы, из-за которого волк выскочил. И тот показал глазами на отца и участливо спросил Вальку:

— Тебе небось достается?

— Да что ты! — удивился Валька. — Ни разу в жизни...

И покраснел.

Тут сложная такая штука. Каждый раз, когда отец бил Вальку, тому казалось, что это вышло как-то случайно, сгоряча, что произошла стыдная ошибка, ведь такого не может быть, чтобы большой человек, родной отец, бил своего сынка, нет же, не может быть — не было!

— А то у тебя такой вид, как будто ты не хочешь домой, — сказал волк.

А Валька улыбнулся:

— Да теперь у меня Петька!

Волк поглядел на кочета.

— А ты, если что, кукарекни — громко-громко... И я сразу. Я за вас за всех буду заступаться. Глянь — зубы.

И показал свои огромные зубищи.

— Ты в гости приходи, — пригласил Валька.

— Скажи адрес.

— Братская, сто пятьдесят два.

Волк покачал головой:

— Ого, и не запомнишь.

— Тридцать разделить на два, — стал объяснять Валька. — Сколько будет?

— Без понятия, — сказал волк.

— Пятнадцать... и два. Сто пятьдесят два.

— Ну, уж как-нибудь найду, — пообещал волк.

И они поехали домой, волк остался, а через несколько дней они с Митрошкой сидели на краю огорода, где на плетне сплошным ковром висит хмель, а под плетнем растет густой хрен да укроп.

Валька тихонько играл на балалайке, а Петька снова плясал, как вдруг на ветках в плетне слабо затрещала сухая кора, и через него ловко перемахнул серый волк.

Митрошка сначала было испугался, но тут же узнал волка и, как журавленок, закылгыкал, а волк снова стал покачивать головой и стукать по укропу хвостом в такт балалайке, а потом сказал:

— Вот законно, а собачья конура у вас есть?

— А что? — спросил Валька.

— Да я у вас буду жить...

На нос волку села желтая бабочка, но он не стал клацать зубами, не съел бабочку, а только слегка скривился, дунул вверх, и бабочка отлетела и прицепилась на хмель.

4

Рассвет едва занимался, над ярмаркой еще синел зябкий туманец, а было уже не протолкнуться. Перед узкими воротами давка почище чем на детский сеанс, а за ними все хоть и расходились веером в разные стороны, зато навстречу торопились те, кто уже отбазаревал, и толпа кишела кишмя.

Валька спешил.

Вчера вечером он сказал наконец маме, что у него уже есть балалайка и что он хочет купить красного петуха, которого Никодимыч научит плясать. Мама, еще не выслушав, стала кричать, что время валять дурака у Вальки имеется, а как что помочь, так его не дозовешься. Он попробовал было сказать, что если он, Валька, валяет дурака, кто ж тогда братца нянчит, но мама снова не стала слушать. Отобрала у Вальки деньги, положила в верхний ящик старого комода и закрыла на ключ.

Целый вечер проплакал он на своей раскладушке под яблоней. Это он-то не помогает? Он ничего не делает? И в самом деле обидно.

А сегодня мама сама разбудила его чуть свет:

— Давай беги тогда, если хочешь успеть красивого.

И вернула деньги.

Валька обрадовался, не знал, что и сказать, а мама притянула его к себе:

— Пойди, быстренько умойся. Ишь, глаза...

Кто его знает, что такое творится с Валькиной мамой: сперва поругает его, а потом плачет. Раскричится, не разрешит чего, а потом передумает. Да только все ненадолго: тут же она как будто начинает жалеть, что уступила. И снова начинается крик.

Валька и теперь бежал так, словно кто-то уже гнался за ним следом, чтобы сказать: какой там тебе петух? А ну, возвращайся домой, там поговорим!

Ряд, в котором продавали птицу, тянулся далеко, и он побежал мимо, почти не сбавляя хода. Здесь были все куры да утки, изредка попадались гуси или индюшки, но петухов он пока не замечал, а может, на бегу просмотрел? Валька решил, что обратно вдоль ряда он пойдет совсем медленно, будет интересоваться да спрашивать — что, если подходящий петух преспокойно лежит себе где-нибудь в мешке?

И вдруг он его увидел.

Он еще не рассмотрел хорошенько, куда тут издали, только заметил гребень да бороду, но он уже почему-то знал, что это по всем статьям тот самый кочет, о котором он столько мечтал.

Сердце у Вальки ударилось так, будто это оно подтолкнуло его вперед.

Он подбежал и замер возле маленькой старушки, которая держала петуха, обеими руками прижимая его к боку. Ей, видно, было тяжело, и она стояла чуть вскинувшись и отклонясь назад, и петух, выгнув шею над своей каштановой грудью, тоже отклонял назад голову с малиновым гребнем и большою огненной бородой и слегка косил рыжим глазом — как будто хотел рассмотреть изжелта-белые свои серьги.

Пальцы у старушки были широко растопырены на его крутых боках, на тугих крыльях, но она все равно боялась, что петух еще, чего доброго, может вырваться, а потому зажимала ему под мышкой хвост, но он был такой длинный, что красные перья с черными и темно-зелеными отметинами на концах пучком висели сзади из-под руки — Валька увидел их, когда слегка наклонился.

Он все разглядывал петуха, сразу даже не прислушался к разговору, который его хозяйка вела со стоявшей напротив высокой худой старухой, и только сейчас наконец до него дошло, что они давно уже преспокойно себе торгуются.

— Токо посмотреть, какой он тяжелый, — сказала теперь его хозяйка, слегка приподняла руку, под которой был зажат хвост, и протянула Петьку бабке. — Где ты нынче такого кочета?