Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты

• Название: Голем. Пленник реторты
• Автор: Руслан Мельников
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9717-0789-9

Невиданная и неслыханная доселе война разворачивается на восточных границах империи. Дальнобойные магиерские бомбарды метают ядра, снаряженные смертным огнем и дымом. Не знающие жалости боевые големы топчут и рубят людей. Стальные руки механических рыцарей-великанов срывают подъемные мосты, а чудовищные булавы разносят неприступные крепостные ворота. Крылатые лазутчики-присмотрщики с человеческими глазами в птичьих черепах непрестанно кружат в небе. А над захваченными замками и бургами уже курятся колдовские дымки новых магилабор-зал. Непобедимая оберландская армия продвигается на запад…

---

Карл чуть свел брови. Вообще-то, чтобы добиться подобного эффекта, следовало сильно постараться. Голос остландского курфюрста посуровел:

— Не нужно столь пренебрежительно отзываться об императорской власти, сын.

Ах, да, конечно! Его сиятельство тоже ведь прочат в кайзеры. Дипольд хмыкнул, покосившись на отцовское тронообразное кресло. И спрятал усмешку, взглянув дальше — за кресло. На живую статую в броне и с мечом у пояса.

И с рукой на мече.

Действительно, не нужно. Вот так открыто — не нужно…

— Император, сколь бы он ни был слаб, все же может собрать под свои знамена немалые войска, — продолжил Карл прежним тоном. — Пусть не свои — чужие. Но нам-то какая разница, Дипольд? Кроме того, речи Альберта способны вдохновить и объединить в борьбе против Верхней Марки многих из тех, кто не пожелает прислушаться к моим речам. Конечно, это произойдет лишь в том случае, если императорский призыв прозвучит достаточно убедительно. Я поеду ко двору, в том числе и для того, чтобы подсказать его величеству нужные слова.

— Не будь ты столь осторожным и медлительным, отец, ты бы давно уже занимал императорский трон, а не эту свою подделку, — не удержался-таки от упрека Дипольд. — И с полным на то правом сам говорил бы слова, которые считаешь нужными, вместо того чтобы вкладывать их в уста другого.

Глаза Карл сощурились — то ли в сдерживаемом гневе, то ли в скрытой насмешке, — не понять.

— Не будь я столь осторожным и медлительным, сын, меня, возможно, не было бы уже вообще… В живых не было бы. И уж по крайней мере, я не находился бы так близко к трону, как сейчас.

«Так близко к трону»? Интересно, что отец имеет в виду? Что он вхож в покои императора, как Дипольд — в его покои? Или что он вот-вот займет этот самый трон? А если верно второе, то насколько скоро произойдет это самое «вот-вот»? Его сиятельство Карл Осторожный умел говорить загадками — даже с сыном, когда того требовала ее величество Осторожность.

— Конечно, совсем неплохо, и даже весьма желательно было бы, если бы ты тоже отправился со мной, — задумчиво заметил курфюрст. — И если бы лично поведет кайзеру о своих злоключениях, сделав упор на том, на чем следовало бы…

«На чем тебе подскажут». Пфальцграф понимающе усмехнулся.

— …Но твоя несдержанность, Дипольд…

Карл выдержал осуждающую паузу и лишь затем объяснил:

— При императорском дворе может навредить любое неосторожно брошенное слово. Поэтому лучше не рисковать.

— Ты никогда не рискуешь, отец, — Дипольд Гейнский скривил губы. — Но эту войну без риска не выиграть. Война с Оберландмаркой…

Его прервали. Грубо, будто зарвавшегося мальчишку:

— Войны с Альфредом Оберландским нет. Пока — нет. И не будет, покуда я не почувствую, что готов к ней. С этим тебе придется смириться, сын.

Последние слова были сказаны твердо и жестко. Неожиданно твердо и жестко для мягкогласого Карла. Безапелляционно это было сказано. Как стегающий по лицу, по глазам удар хлыста. Как рубящий наотмашь смертоносный удар меча. Как ставящий последнюю точку копейный удар. Что могло означать лишь одно: остландский курфюрст нутром чует опасность. Настоящую, реальную, страшную угрозу он ощущает. А когда случается такое, отец становится упрям и неподатлив. И спорить с ним тогда бес-по-лез-но.

Дипольд тяжело дышал. Глаза пфальцграфа пылали от негодования. Но что он мог поделать? Не бросаться же на отца с мечом. Или…

«Так близко к трону»…

На отца? С мечом? Но ведь грех отцеубийства… Убийство… Кровь… В висках… И — знакомая кровавая пелена перед глазами…

Мысли путались, сердце бешено колотилось, кровь клокотала. Вообще-то в таком состоянии он, пожалуй, мог бы и броситься. И — на отца. И — с мечом. И — с потаенным ножом-засапожником, вырванным из-за голенища. Слишком велики были ярость и обида. Слишком красна пелена, помутившая разум. Помутившая, но не затмившая полностью. Да, он мог бы, если бы не стража. Не страж… Фридрих-Фердинанд не… если бы…

Нет, сейчас следовало зажать рвущийся гнев в кулаке и держать, что есть сил. Крепко держать… Не отпускать… Переждать следовало, перемучиться, перемаяться, сколь бы не было это тягостно.

Телохранитель отца настороже. И если Дипольд поддастся губительному порыву… Нет, убить-то его, разумеется, не убьют. Едва ли курфюрст позволит своему цепному псу пролить кровь единственного наследника. Дипольда просто обезоружат и вышвырнут из приемной залы, как щенка. Быть может, бросят под замок. И доверительных бесед с ним Карл Осторожный, точно, вести уже не станет. А главное, отец узнает, на что он способен, к чему готов. И, узнав это, будущий кайзер не позволит больше Дипольду подобраться так…

«Так близко к трону».

Пфальцграф шумно вдохнул. Резко выдохнул. Еще раз прошелся через просторную залу. От стены к стене. Звонко печатая шаг. Весь скопившийся гнев бросая в ноги, в кованые каблуки и золоченые шпоры. На перевязи болтался меч, за которым — Дипольд ничуть не сомневался в этом — следили глаза отцовского трабанта. За правым голенищем, будто влитой, лежал потаенный нож в узком плоском кармашке-ножнах. Но и от него сейчас проку не будет.

— Не нужно так волноваться, Дипольд, — Карл Вассершлосский внимательно и пристально — даже, пожалуй, слишком внимательно и слишком пристально — наблюдал за ним. Телохранитель Карла — тоже. — Тебе следует успокоиться. Немедленно.

Отец и его гвардеец… Больше — никого. Оно, наверное, и к лучшему. Потому что с гейнским пфальцграфом по прозвищу Славный разговаривали сейчас, как с неразумным ребенком.

И Дипольд все же не выдержал.

И — прорвало. То, что душило, что тяготило…

— Нельзя!!! — его крик заметался, забился раненой птицей под высокими сводами. Резкий, яростный, отчаянный, угрожающий крик.

Курфюрст вздрогнул. Едва заметно, но…

Телохранитель Карла напрягся. Гораздо заметнее.

— Нельзя нам сейчас успокаиваться, отец! Никак нельзя! Успокоение сейчас смерти подобно!

— Возьми себя в руки, сын! — потребовал Вассершлосский герцог.

— В эти?.. — Дипольд оскалился — безумно, по-звериному. Поднял раскрытые ладони, повернул, показывая их Карлу. С одной стороны, с другой. Пусть посмотрит, батюшка, пусть рассмотрит получше натертые настоящим, боевым оружием мозоли. — Но эти руки даны мне не для того, чтобы сдерживать себя. Эти руки жаждут иного. Сразить врага! Поквитаться с Оберландом!

Карл молчал, чуть сведя брови. Курфюрст слушал, не перебивая.

— Так поквитаться, чтобы под пальцами захрустели глотки, — все больше и больше ярился Дипольд. А руки снова сжимались в кулаки. Сами собой. — Чтобы правая длань сломала кадык чернокнижному маркграфу, а левая выдавила всю, до последней капли, поганую жизнь из его проклятого магиера! Ибо если не будет так — будет иначе. Наоборот будет, отец! Если наши руки первыми не дотянутся до горла Верхней Марки, если мы сразу, сейчас же, без промедления, не передавим оберландцев, то стальная хватка железных големов скоро свернет шею всему Остланду! И шею свернет! И хребет переломит! И ребра сокрушит!

Все.

Сказано.

Дипольд замолчал, хрипло и жадно дыша. Воздух, слова, запал кончились…

ГЛАВА 4

Остландский курфюрст Карл Осторожный долго и испытующе взирал на сына. Былая невозмутимость не ушла полностью с его лица, но словно бы отступила на время, приоткрыв что-то простое, искреннее, человеческое…

Во взгляде Карла неодобрение и осуждение мешались сейчас с отцовской тревогой, жалостью и сочувствием. Было как-то неловко, не по себе было от такого взгляда. Дипольд вдруг увидел себя со стороны — глазами родителя. Вот он стоит посреди необъятной залы, перед могущественным отцом, как перед неправедным судией, — раскрасневшийся, дрожащий от ярости, со сжатыми и воздетыми к потолку кулаками, с искаженным лицом, с глазами, горящими безумным блеском. Смешной и страшный одновременно. Та еще картина…

А неподвижная статуя за высокой спинкой курфюрстового кресла-трона, оказывается, уже сменила позу. Верный трабант стоит теперь чуть ближе — у правого подлокотника. И ладонь телохранителя не просто лежит на рукояти меча, но — крепко сжимает оружие.

Значит, Фридриху-Фердинанду пфальцграф смешным не казался.

Пауза затягивалась. Сверх всякой меры. Шли секунды. Одна, вторая, третья…

Карл Осторожный наконец нарушил молчание:

— Ты всегда был непозволительно горяч, сын, но сейчас…

Курфюрст наморщил лоб, подбирая подходящее определение, и никак не мог найти то самое слово, которое верно выразило бы его чувства. И — нехорошие предчувствия.

— Сейчас ты стал каким-то…

Снова тянулась пауза.

— Каким, отец? — прохрипел-поторопил Дипольд.

Каким он стал?!