Лора Брантуэйт - Нет правил для любви

• Название: Нет правил для любви
• Автор: Лора Брантуэйт
• Издательство: Панорама
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7024-2666-2

Он, она и его друг. Банальный любовный треугольник накануне свадьбы… Это пошло? Это сложно. И в то же время просто. Но, чтобы понять это, герои должны разобраться, что есть предательство, большое или малое, где истина, а где ложь и кто на самом деле в этой сказке Прекрасный принц. И что ценнее — внезапно вспыхнувшая искорка чувства или долгая, прочная связь? Ответ, казалось бы, очевиден. Но что, если это чувство и есть любовь? Ведь только настоящая любовь способна привести к счастью…

---

Он друг моего жениха, с тоской подумала Саманта. Нельзя. Ну никак нельзя. Это… подло, бесчестно, грязно.

Но если все именно так — сплошная пакость — разве можно с кем-то вот так заниматься любовью? Не сексом, именно любовью.

«Но я его не люблю!» — мысленно выкрикнула Саманта. Он просто друг, просто хороший человек…

…с которым так сладко было наплевать на все запреты, что до сих пор немеет лицо, ноги ватные и мерцает тепло внизу живота, и, если честно, — хочется бессмысленно и светло улыбаться и жаться к его плечу.

Она закусила губу, оборвав длинный вздох.

Возвращались в молчании.

Дома Джастин разводил в камине огонь. Саманта наблюдала за его ловкими, спокойными движениями и радовалась, что есть возможность посмотреть на него, не глядя в глаза. Что же будет дальше? — думала она, нарезая овощи для салата.

Дальше был ужин, потом нечаянное столкновение у раковины с посудой — и еще один грех. Саманта страстно желала провалиться в беспамятство, забыть про все на свете — и с искренним наслаждением предаваться своей слабости. Что, впрочем, она и делала. Память потеряла значение. Значение имели только его руки, его губы, его смуглое и неожиданно мускулистое тело, и взгляд, менявшийся от спокойно-теплого к горячему и обратно.

Потом они лежали в постели, обнявшись. Если бы это была только ошибка, хотелось бы встать и пойти мыться. Но вставать не хотелось — только прижиматься к его плечу и вдыхать пряный запах его кожи.

Саманта дремала. Ей казалось, что она плавится, как воск. Ей и хотелось быть воском — чтобы облепить, объять его всего, стать частью его, ощущать его всем своим существом. Хотелось оставаться неподвижной и теплой под одеялом сливочного цвета, в запахе хорошего, уютного дома.

Он обнимал ее двумя руками, крепко, будто боялся, что, если разомкнет объятия, она тут же исчезнет. Его дыхание щекотало ей лоб. Спокойно, как же спокойно…

— Сладких снов, Джастин.

— Тогда я не буду спать. — Она поняла, что он улыбается. — Потому что самый сладкий сон — ты.

— Я здесь.

— Я знаю.

Утро наступило слишком быстро. Джастин почти сдержал свое обещание — он закрыл глаза только перед самым рассветом, и все равно ему было мало. Мало ее. Он боялся, что не успеет надышаться ею — и так оно и произошло. Чтобы насытиться вдоволь самой драгоценной из женщин, наверное, ему не хватило бы и целой жизни.

Когда она заворочалась под боком, он тут же проснулся, ясный и бодрый. Никогда бы не поверил, что такое возможно.

Может, он просто раньше никого по-настоящему не любил?

— Привет, — сонно сказала Саманта.

— Привет. — Джастин всмотрелся в ее глаза в попытке найти там ответ: можно ли поцеловать? Или уже нельзя?

Можно. Целовались долго, будто пили воду после длинного, знойного дня пути — и не могли напиться. Джастин удерживал себя, чтобы не провалиться в бездну вожделения. Ему хотелось запомнить каждую секунду навсегда впечатать ее в память.

Потом они вместе готовили завтрак. Потом снова занимались любовью. Потом гуляли. Время стало течь по-другому — как река, вода в которой внезапно сделалась густой и сладкой. Разговаривали мало, да и о чем? Гораздо важнее казалось молчаливое наслаждение друг другом.

Вечером бок о бок сидели у камина, передвинув к нему диванчик. Он водил карандашом по бумаге медленно, она — быстро.

— Что ты пишешь?

— Сейчас — стихи. А может быть, это будет целая книга. Я пока не знаю.

Ему очень хотелось заглянуть в ее душу — в красивый, похожий на сложнейшее ювелирное украшение мир. Но он понимал, что не вправе требовать от нее ключей двери в него. У него вообще очень мало прав, если не сказать, что их вообще нет. И это, по большому счету, не важно. Потому что есть возможность вот так сидеть в тепле, ощущать ее близость и смотреть на нее, тщетно пытаясь перенести на бумагу хотя бы отдаленно похожую красоту.

7

Осталось два дня. Два дня — это, если подумать, очень много. До самолета — вообще целых шестьдесят часов. Шестьдесят часов — это три тысячи шестьсот минут. За это время можно успеть сказать столько слов, обменяться столькими поцелуями и ласками… Можно ли вместить всю жизнь в три с половиной тысячи минут?

Два дня — это чертовски, непозволительно, бессовестно, беспощадно мало. Это песчинка, которой в объеме целой жизни даже не разглядеть. Джастин ненавидел себя за то, что не научился жить настоящим моментом, «здесь и сейчас». Ненавидел Эдмонда за то, что ему по велению судьбы достались месяцы и годы счастья с Самантой, а ему, Джастину останутся на всю жизнь разве что воспоминания.

Он не мог ненавидеть Саманту, но злился на нее, глухо, подавленно злился — и еще больше ненавидел за эту злость себя.

Виновата ли она в чем-нибудь?

Нет, виноват он один. Виноват был с самого начала, когда согласился на эту поездку, виноват был в тот день, когда… Нет, еще раньше — виноват в том, что ничего не сказал ни Саманте, ни Эду о своих чувствах и не ушел из их жизни, как подобало бы честному человеку.

— Пойдем спать? Поздно уже… — В глазах Саманты плескалась нежность, от которой ему захотелось стиснуть зубы и завыть волком.

— Пойдем. А почему ты дрожишь? Заболела? — испугался Джастин.

— Нет… Это потому что пишу. Со мной всегда так, когда… вдохновение. — Она улыбнулась немного застенчиво и повела плечами. — Я давно так не писала. Мне это подарил ты.

— Ты подарила мне больше.

— Ну не уверена. Но если что — у нас еще есть время… — Она запнулась, верно истолковав промелькнувшую всего на мгновение гримасу боли на его лице.

— Да. Время еще есть, — повторил Джастин больше себе, чем ей. Почему-то ему показалось, что, если «размазать» боль во времени, ощутить частицу ее прямо сейчас, потом будет хоть чуточку легче.

Он ошибся — легче не было. Каждая минута приближала его к концу шестидесятого часа, к концу только что родившегося прекрасного мира, к его личному апокалипсису.

— А на что ты рассчитывал, идиот? — спрашивал Джастин свое угрюмое отражение в зеркале в ванной.

Он уже очень многое получил от жизни. Судьба обошлась с ним неимоверно щедро. Он пережил божественно прекрасные дни. Он узнал то, чего не должен был узнать, — как пахнут волосы Саманты, какая у нее кожа на вкус, как неистова и в то же время нежна она в любви. Он хотел двенадцать дней счастья — пожалуйста, извольте.

С небес очень-очень больно падать на землю. Рай — только до изгнания благо, после изгнания воспоминание о нем — жестокое наказание.

С каждой минутой изгнание становится все ближе.

Джастину казалось, что он очень быстро стареет и что приближается не возвращение в Лондон — его смерть. Он понял, что такое неизбежность. Его дед умирал от рака легких. Диагноз поставили за полгода до смерти. И пообещали именно полгода жизни. Джастину тогда было двадцать два. И он никак не мог понять — как же человек может жить, быть спокойным и добрым, зная, когда умрет. Жизнь, наверное, становится бессмысленной и страшной. А потом подумал — а ведь есть люди, которые умрут через неделю. Завтра. В следующую минуту. И они не знают об этом. Им нечего бояться — но они ничего не подозревают, не успеют, может быть, доделать что-то важное, что-то кому-то сказать…

Он точно знает, сколько ему времени осталось с Самантой. А сделать что-то — немеют руки. Сказать — будто восковая печать на губах. Мертвенная. Что ей сказать? «Люблю, жизни без тебя не представляю, пожалуйста, брось Эдмонда, я сделаю тебя счастливой»?

Сделает ли?

Не важно. Она не бросит Эдмонда накануне свадьбы. Он даже не знает, как она к нему относится! К ним обоим…

Эдмонда она любит. Наверное. Она станет его женой.

Эдмонд не звонит. А может быть, она разговаривает с ним тайком, чтобы Джастин не услышал. Ей неловко, и она не хочет его расстраивать. Надо бы спросить… Но произнести в присутствии Саманты имя Эдмонда ему было невыносимо стыдно. Оно и понятно.

— Эй, там, в ванной! — В дверь нетерпеливо постучали. — Я тоже хочу в душ! Имей совесть!

Ее веселый голос вывел его из оцепенения. Джастин выключил воду и вышел. В дверях стиснул Саманту в объятиях — неудачно, случайно заломив ей руку.

— Ай!..

— Прости.

— Ничего.

Я даже в мелочах причиняю ей боль, с тоской подумал Джастин. Нет, это уже паранойя, возразил здравый смысл. Просто неловкое движение и все. Никакой это не знак.

Этой ночью они просто лежали рядом под одним одеялом. Саманта слушала ровное дыхание Джастина. За окном пошел дождь, а ей все равно не спалось.

Все так запуталось, стало невообразимо сложно… Оно и раньше-то не было просто, но сейчас казалось, что ее желания и жизненные обстоятельства — дремучий лес, из которого не выбраться.

Джастин замечательный. Джастин самый лучший. С ним она познала такие тонкости отношений между мужчиной и женщиной, такие оттенки отношений, о существовании которых даже помыслить не могла. Он ее понимает и уважает.