Соломон Крапивенский - Социальная философия

• Название: Социальная философия
• Автор: Соломон Крапивенский
• Жанр: Философия

Автор — победитель конкурса на учебники нового поколения по гуманитарным наукам, проводившегося в 1993 г. Госкомитетом Высшей школы Российской Федерации и Фондом Дж. Сороса «Культурная инициатива».

Сохраняя все рациональное, присущее формационному подходу к социально-философскому анализу общества, автор одновременно широко применяет и цивилизационный подход, сопрягает обе парадигмы, что позволяет нетрадиционно осветить многие проблемы развития социума (место и роль технологического способа производства, предназначение и функции государства, специфика различных форм общественного сознания и т. д.).

---

Материальное производство как объект исторического исследования

Экономическая сфера жизни общества исследуется многими науками. Изучению этой сферы (материального производства, законов его функционирования и развития) посвящает себя целиком политическая экономия, есть веер конкретных дисциплин, сосредоточенных на отдельных отраслях, сферах и сторонах материального производства (экономика промышленности, экономика строительства, основы маркетинга, финансы и кредит и т. д.). Число этих дисциплин постоянно растет, что позволяет не только познавать предмет исследования глубже и всесторонее, но и «заземлять» результаты научных поисков, придавать им все большую практическую значимость. Таково, например, назначение эргономики (от греч. «ергон» — работа), изучающей человека и его производственную деятельность с целью оптимизации орудий, условий и процесса труда. Под своим углом зрения рассматривает экономическую жизнь общества социальная философия. Материальное производство интересует философию не само по себе, а как компонент социума, причем компонент системообразующий, интегрирующий все компоненты в целостность.

Материальное производство в его историческом развитии является объектом исследования и исторической науки. Однако по-настоящему интерес к этому объекту историки стали обнаруживать сравнительно поздно, что объясняется уже известным нам многовековым господством идеализма в социальной философии, от парадигм которой историки, разумеется, не могли быть свободны.

Ситуация хронического невнимания или, в лучшем случае, пониженного интереса к освещению проблем экономической жизни общества может быть прослежена на примере отечественной исторической науки[46]. Уже В. Н. Татищев в своей «Истории российской с древнейших времен» (первая половина XVIII века) определял историю любой страны как историю судеб ее государственного строя. Тем самым было положено начало «государственному подходу», который стал традиционным для русских историков на последующие полтора-два века. Подход этот со временем усложнялся и обогащался. Так, М. М. Щербатов, а вслед за ним Н. М. Карамзин и М. П. Погодин предложили наряду с историей самодержавия и в связи с ней рассматривать историю дворянства; «государственная школа» в российской историографии (К. Д. Кавелин, С. М. Соловьев, Б. Н. Чичерин) пошла еще дальше, попытавшись проанализировать историю государства в связи с историей народа. Но, во-первых, все приращенное содержание — история дворянства, история народа препарировалось таким образом, чтобы служить «государственности», а во-вторых, из поля зрения исследователей по-прежнему выпадала экономическая история страны.

В дореволюционной историографии первыми ласточками, возвестившими о пробуждающемся интересе исследователей к истории экономической жизни общества, были работы Н. Флеровского (В. В. Берви) «Положение рабочего класса в России», Н. П. Павлова-Сильванского «феодализм в Древней Руси», труды Н. А. Рожкова, уже выделявшего экономический фактор как первичный и определяющий. Однако в дальнейшем, на протяжении многих десятилетий экономическая история России представала в нашей историографии в довольно искаженном виде. Сказывалось воздействие идеологических стереотипов и мифов, которые довлели, конечно, над нашей исторической наукой в целом, но в особенности над исследователями промышленного, капиталистического развития России. Исходя, например, из известного тезиса о достаточной зрелости России для социалистической революции, многие исследователи — «региональщики» делали попытки обосновать закономерность социалистических преобразований в том или ином районе страны обязательным «нахождением» здесь развитого противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Долгое время сказывалось отрицательное влияние концепции М. Н. Покровского, который, не обнаружив значительного развития в России промышленного капитала, предложил рассматривать в качестве главной движущей силы прогресса торговый капитал, сферу обмена. В период борьбы против так называемого космополитизма (40-е начало 50-х годов) появился и новый «социальный заказ» историкам — доказать приоритет России буквально во всех сферах общественного развития, в том числе и в технико-экономической.

Сказанное отнюдь не означает, что в те десятилетия не появлялось ценных исследований экономической истории России. Можно вспомнить труды Б. Д. Грекова, Н. М. Дружинина, А. М. Панкратовой и др. Но в целом история материального производства в России нуждается в существенном переосмыслении и более углубленном исследовании.

2. Технологический способ производства

Уже отмечалось, что в процессе материального производства возникают и формируются две системы отношений — технико-технологическая и экономическая. Обе системы отношений не просто связаны, но и взаимопроникают друг в друга, и таким «проникающим» элементом наряду с человеком является техника, занимающая достойное место и в экономическом, и в технологическом способах производства.

Концепции технологического детерминизма

Техника является древнейшим социальным феноменом. И можно вполне понять Эрнста Каппа, который свою книгу, возвестившую о появлении философии техники (1877), препроводил эпиграфом:

«Вся история человечества при тщательном рассмотрении сводится в конечном счете к истории изобретения все лучших орудий труда»[47].

В первоначальном, древнегреческом варианте под техникой (от «тэхнэ») подразумевались искусство, мастерство, умение. Со временем понятие «техника» отдифференцировалось от такого беспредельно широкого значения и обозначает созданные людьми средства для осуществления процессов материального производства и обслуживания духовных, бытовых и других непроизводственных потребностей общества. С техники, пускай и примитивной, начался человек, развивая технику он становится животным и общественным, и разумным. В техническом творчестве проявляется уникальная способность человека материализовывать свое мышление, опредмечивать его. В своем техническом творчестве человек-изобретатель (Homo faber) не просто копирует природу, а именно изобретает, то есть создает такие артефакты (от лат. artebactum — искусственно сделанное), которые не имеют аналогов в природе, начиная с колеса и кончая лазером.

В истории отношения общества к им же создаваемой технике, оценки ее места и роли прослеживаются различные по своему социально-психологическому и идейному содержанию, по своим корням и истокам, по своей продолжительности эпохи.

Эпоха зарождения техники и ее первых великих успехов была и эпохой оптимистического отношения к технике. У человека нет еще опаски и тревоги, а тем паче страха перед техникой. Более того — в ней он видит мощнейшее и к тому же единственное средство своего возвышения. Этот важный элемент мироощущения и социально-психологического настроя древних запечатлен и в мифе о Прометее, и в мифе о Дедале и его сыне Икаре, и в ветхозаветном сюжете, связанном со строительством Вавилонской башни. Отношение к технике принципиально меняется в условиях Средневековья с его засильем церкви и религиозного сознания. Технотворчество — дело богохульное, ибо все, что возвышает человека, уничижает бога. Вот почему среди жертв инквизиции так много изобретателей, обвиняемых в союзе с «нечистой силой». Оптимистическая вера в технику вновь восстанавливается в своих правах с наступлением эпохи Просвещения. Технический прогресс представляется философам, в принципе отражавшим настрой обыденного сознания, непрерывно действующим и главным фактором совершенствования общества, его коренного преобразования. Начиная уже с «Новой Атлантиды» Фрэнсиса Бэкона (1624) техника непременно присутствует во всех социальных утопиях в качестве материальной основы желаемого общества.

Надлом долгосрочного технологического оптимизма даст себя знать в уже упоминавшейся книге О. Шпенглера «Закат Европы», где цивилизация с ее техническим прогрессом будет объявлена разрушающей стадией в развитии культуры. Правда, предупреждающие громы двух мировых войн вроде бы были забыты в первые десятилетия научно-технической революции (50–70-е годы). Эйфория от ее успехов, да и от всех предшествующих технических инноваций, казалось, отодвинула на задний план опасения и тревоги. И это вполне объяснимо: ведь по сути дела, при жизни одного поколения широко вошли в производство, быт, науку и образование радио, автоматизация, компьютерная и атомная техника.

С 70-х годов эта эйфория все больше сменяется технологическим пессимизмом, техника громогласно объявляется тем «злым демоном», который неподвластен человеку и неизбежно погубит его. Создается такое впечатление, что в течение многих веков философское, а тем более обыденное, сознание не обнаруживало объективных противоречий между обществом и человеком, с одной стороны, и техникой и технологией, с другой (мы имеем в виду наиболее распространенные представления, а не отдельные во многом провидческие точки зрения). И вдруг — прорыв к пониманию, причем не просто противоречий, но самого настоящего антагонизма. В действительности же перед нами итог очень трудного гносеологического процесса, ускоренный реалиями наших дней, то есть экологическими и социальными последствиями научно-технической революции.