Дэниел Абрахам - Война среди осени

• Название: Война среди осени
• Автор: Дэниел Абрахам
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-063591-7, 978-5-271-38497-4

Мира больше нет. Есть только война — война между городами Хайема и их вечными недругами — могущественными гальтами.

Будет кровь. Будет сталь. Будут тысячи и тысячи павших.

То, что предначертано, уже не остановить… людям.

Но есть в этом мире сила, далеко превосходящая человеческую, и имя ей — андаты, таинственные духи, которых вызывают силой поэтического слова.

Андатам, похоже, надоели бесконечные людские войны.

Особенно — сильнейшему из них — тому, которого наивно считает своим слугой молодой хайемский поэт Маати.

Что-то пошло не так — и теперь могущественный дух сам решит, каким быть будущему людей.

Мир должен быть вечным и нерушимым — такова воля андата.

Даже — если недавних врагов придется навеки связать страшными условиями нового договора…

---

— В довершение всего, ты еще и женщину с ребенком привез.

— Вот именно. Я был тогда молод и слишком много о себе думал. Это непросто, когда тебе говорят, что ты один из немногих, кто способен удержать андата. Поневоле начинаешь забывать, кто ты на самом деле. Я думал, что все смогу. Возможно, так оно и было, но ведь я и попробовал делать все сразу, а это не одно и то же.

Маати вздохнул и положил в рот стручок — хрустящий, сладкий, весенний.

— За многое брался, ни в чем не преуспел, — закончил он, стараясь держаться повеселее.

— А мне кажется, все не так уж и плохо вышло, — сказал Найит и махнул рукой слуге, чтобы тот принес еще вина. — Ты нашел работу при дворе, можешь изучать книги в библиотеке, сколько душе угодно. К тому же, мама говорила, ты совершил какое-то открытие. Столько дел большинство людей не успевают сделать и за всю жизнь.

— Может, ты прав, — кивнул Маати.

Он хотел добавить, что у большинства есть дети, что люди воспитывают своих малышей, видят, как они растут, становятся взрослее. Хотел сказать этому симпатичному юноше — такому же, каким он сам был когда-то, — что жалеет о тех простых радостях, которых лишился. Но вместо этого просто взял еще пригоршню гороховых стручков. Он был почти уверен, что сын почувствовал его сдержанность, услышал тоску в его коротком ответе.

— А я всю жизнь провел в Сарайкете, — беспечно заявил Найит. — По крайней мере, с тех пор как стал ее воспринимать как свою, а не что-то такое, что взял взаймы у матери. Работал на Дом Кяан. Начинал как мальчик на побегушках, приносил договоры. Мама всегда мне говорила, что я должен работать лучше других, потому что я ее сын, чтобы люди не подумали, что я получаю поблажки, и не стали относиться к ней и ко мне плохо. Она была права, я теперь это вижу. А тогда думал, что это страшная несправедливость.

— Тебе нравится эта работа?

Девушка с барабаном начала отбивать тихий, мерный ритм, выпевая тягучую песню-плач. Маати повернул голову к Найиту. Взгляд юноши затуманила грусть; он смотрел на певицу. Маати захотелось положить руку ему на плечо, хоть немного приободрить, но он так и не решился. Он сидел тихо, не двигаясь. Девичий голос летел все выше, исходил болью, наполняя звенящим напряжением воздух чайной, и наконец затих, растворился в безнадежной тоске. Старик с лакированным ящичком снова прошел мимо, но на этот раз Маати ничего в нее не положил.

— Вы с мамой снова вместе?

— Пожалуй, да, — ответил Маати, с удивлением чувствуя, как загорелись щеки. — Так иногда бывает.

— А что потом, когда ты вернешься к даю-кво?

— Хочешь спросить, не собираемся ли мы повторить старые ошибки? Мы ждем от дая-кво двух вестей: что он думает по поводу моего способа избежать расплаты за неудачное пленение и что нам делать с гальтами. Какими бы ни были оба ответа, мне придется покинуть Лиат. Но мы уже не те, кем были раньше. Я не хочу притворяться, что все по-прежнему. Так или иначе, я научился жить один. Я скучал по ней больше времени, чем жил с ней.

«И по тебе скучал, — хотел сказать он, но промолчал. — Я хотел быть с тобой, а теперь слишком поздно, теперь только и осталось, что затевать глупые разговоры и напиваться вместе до поздней ночи. Потерянного уже не вернешь».

— Ты жалеешь? — спросил Найит. — Если бы можно было все вернуть, ты уже не полюбил бы ее по-прежнему? Хотел бы вернуться к даю-кво и ни о чем не вспоминать?

— Не понимаю, о чем ты.

Найит поднял глаза.

— На твоем месте я бы ее возненавидел. Я бы подумал, что она украла у меня возможность стать тем, кем я должен стать, исполнить все, на что я был способен. Ты был поэтом, тебя ценили достаточно, чтобы доверить андата, а из-за нее ты впал в немилость. Из-за нее. Из-за меня. — Найит стиснул зубы и уставился куда-то в пространство. Глаза у него были немного темнее материнских. — Не знаю, как ты нас терпишь.

— Это неправда. И не может быть правдой. Если бы у меня был выбор, я отправился бы следом за ней.

Найит как будто получил оплеуху. Его взгляд стал рассеянным, губы сжались, словно от боли.

— Что случилось, Найит-кя?

Он подался назад, смущенно улыбнулся и сложил руки в жесте раскаяния, но Маати покачал головой.

— Что тебя тревожит?

— Ничего. Не стоит на это время тратить.

— Тебе тяжело. Я вижу, сынок.

Он еще никогда не произносил этого вслух. Сынок. Найит никогда не слышал от него этого слова, с тех пор как был неразумным младенцем. Сердце Маати прыгнуло, понеслось, точно испуганный олень. Найит замер. Это был миг, которого Маати боялся и ждал. Что ему ответят? Словно человек, стоящий на обрыве, он боялся, что Найит отделается вежливой отговоркой, захочет, чтобы они остались приятелями, которые просто зашли посидеть в чайной.

Найит открыл рот, закрыл и наконец шепнул так тихо, что его было едва слышно за музыкой и гомоном.

— Я пытаюсь выбрать между тем, кто я есть, и тем, кем хочу быть. Я пытаюсь любить то, что мне положено любить. Но у меня не получается.

— Понимаю.

— Я хочу быть хорошим человеком, отец. Любить жену и сына. Хочу, чтобы они были мне нужны. А этого нет. Я не знаю, что должен сделать: их бросить или самого себя. Я думал, ты пережил то же самое, но…

Маати поудобнее устроился на скамье, отставил в сторону чашу с вином и взял Найита за руку. Отец. Найит назвал его отцом!

— Расскажи мне, — попросил Маати. — Расскажи все.

— Придется всю ночь говорить, — горько усмехнулся юноша, но руки не отнял.

— Ну и пусть. Ведь на свете нет ничего важнее.

Баласар не мог уснуть. Наступила ночь, запоздалый ливень наполнил воздух запахом воды и ворчанием далекого грома, а он все лежал в постели, безуспешно пытаясь забыться.

В библиотеке на столе лежали стопки приказов с подробными распоряжениями о действиях каждого командира в первой части похода. Синдзя не ошибся. Стопок было, конечно же, две. Письма, скрепленные зеленой печатью — для тех, кто поведет армию на север, чтобы предать мечу Западные земли и немного пополнить казну Верховного Совета. Письма, скрепленные красной печатью — для тех, кто повернет армию — двадцать тысяч воинов, три сотни паровых телег, шесть тысяч лошадей и бог знает сколько слуг и девок — на восток, навстречу завоеваниям, которые войдут в историю.

Если ему суждено победить, он прославится как величайший полководец уже за одну свою дерзость. От самой войны трудностей Баласар не ждал, ведь у Хайема не было ни опыта, ни войска. Он понимал, что оставит в истории всего два следа: несметные сокровища, которые хлынут в Гальт, и ритуал, который освободит мир от угрозы андатов.

Ночь шла на убыль, а он по-прежнему не мог сомкнуть глаз. Он все приготовил, все расставил по местам. Поэта, книги о Свободе от Рабства, воинов и орудия войны. В этом сезоне ему предстояло совершить последнее, самое главное из своих деяний. Не важно, что сулило будущее, победу или поражение. Эта война должна была стать последней, самой славной вершиной на его пути. Он представил себя стариком в одной из таверн Киринтона. Как пройдет его жизнь с этой ночи и до смертного часа? Каково это — жить в тени былого величия? Он пообещал себе уйти. Когда война кончится, ему хватит денег на все, чего душа пожелает. У него будут собственные земли, жена и дети. Разве этого недостаточно? Если уж ему будет не по силам превзойти собственную славу, то не стоит и унижать себя тщетными попытками. Он вспомнил о героях, которые слонялись по улицам и забегаловкам Актона и надоедали всем историями о давно забытых победах. Он не хотел становиться одним из них. Нет, он будет великим полководцем, который исполнил свой долг и отошел в сторону, чтобы спасенные им жизни текли своим чередом.

В глубине души Баласар вовсе не считал себя завоевателем. Он был простым человеком, который понял, что нужно сделать, и сделал это.

Если ему суждено проиграть, тогда и его, и всех жителей Гальта ждет изгнание или гибель.

Баласар перевернулся на другой бок. В раскрытые ставни заглядывало небо. Звезды посверкивали сквозь прорехи в облаках. Он подумал, что далеким огонькам нет никакого дела до того, что творится на земле. А между тем на следующую ночь, когда их свет снова посеребрит стены крепости, жребий мира будет уже брошен.

Баласар едва не заснул. Его веки отяжелели, мысли потерялись на границе яви и сна. И вдруг ему показалось, что он перепутал приказы. Смутное воспоминание становилось тем отчетливей, чем сильнее он старался вспомнить, как было на самом деле. Не запечатал ли он конверт зеленым вместо красного сургуча? Наверное, он заметил ошибку, хотел ее исправить, и забыл. Войска получат неверный приказ. Один из легионов уйдет на север вместо того, чтобы свернуть на восток. Пока они обнаружат ошибку, пока исправят ее, уйдет время. А может, у поэта ничего не получится, или какая-нибудь банда наемников забредет в Нантани и выдаст его Хайему. Страхи, один другого невероятнее, заполонили его сознание. Беспокойство росло.