Павел щеглов - охранники и авантюристы

• Название: охранники и авантюристы
• Автор: павел щеглов
• Жанр: История

5

---

Подробное и любопытное с бытовой точки зрения сообщение о первомайской расправе в 1903 г. с подготовлявшейся первомайской демонстрацией дает начальник Саратовского охранного отделения Бобров: «Глубокоуважаемый Евстратий Павлович! Позволяю себе обратиться к вам с покорнейшей просьбой. Дорогие и вашему и моему сердцу филеры грустят, что, невзирая на трудности розыскной службы в г. Саратове, осложняющейся отсутствием дворников, скверною постановкою дела ведения домовых книг и привычкою местных жителей выстраивать по нескольку десятков флигелей во дворе чужого дома, имеющего с флигелями одну и ту же нумерацию, но различные книги, - нам уда-{175}лось все-таки вырвать как главных руководителей революционного движения, так равно и предупредить подготовлявшуюся на 1 Мая демонстрацию как в самом Саратове, так равно в Покровской слободе Новоузенского уезда Самарской губернии и на станции Ртищево Сердобского уезда Саратовской губернии. Поручиться за то, что демонстрации не будет, - окончательно нельзя, но есть большие основания предполагать, что май пройдет спокойно.

Предупреждение демонстрации увенчалось следующими успехами филеров.

20 апреля мы взяли на вокзале транспорт изданий для Ртищева, который вез руководитель ртищевского кружка Потап Скородумов для распространения его перед 1 Мая. 27 апреля мы взяли рабочего Андрея Дмитриева, который получил за городом от интеллигента большой тюк воззваний, призывающих к празднованию 1 Мая. Тюк этот он там же зарыл в землю, намереваясь частями разнести его по заводам, и, таким образом, издания эти в обращение не попали, а интеллигент филерами установлен и ныне находится под наблюдением. К сожалению, обстоятельства так сложились на месте, что им не удалось захватить Дмитриева и интеллигента в момент передачи тюка, но возможно, что последний мы еще разыщем.

30 апреля филеры Чебанов и Курдюков, при посредстве проходившего по улице станционного жандарма, задержали главного агитатора среди рабочих Александра Киреева, который по агентурным сведениям, должен был везти издания на 1 Мая в Покровскую слободу. Трудность для выбора момента задержания была в том, что Киреев ни в руках, ни в карманах ничего не имел, а лишь по выходе из одного дома начал подтягивать брюки, оборачиваться и так далее и тем самым дал возможность безошибочно решить, что он вынес все оттуда, что и подтвердилось по осмотре его в жандармском управлении.

Того же числа, по агентурным сведениям, предполагал разбросать по городу первомайские воззвания столяр Александр Филиппов, намеревавшийся убить каждого, кто посмеет к нему подойти. {176}

Для задержания его были назначены Широков и Егоров, причем Широкову пришлось взять другое направление, а Егорову удалось захватить Филиппова на разброске и отобрать у него, кроме воззваний, пятиствольный револьвер системы Смитта и Вессона, заряженный пятью боевыми патронами, за которые Филиппов едва не успел ухватиться (наш извозчик перерезал ему дорогу; на козлах сидел Гудушкин). Произведенная же вслед затем ликвидация дала возможность захватить тех немногих деятелей, которые особенно агитировали за производство 1 Мая уличного беспорядка.

Изложенные результаты, в связи с прежней деятельностью чинов отделения, дают мне смелость обратиться к вам, дорогой Евстратий Павлович, с ходатайством о поощрении „начальническим спасибо“ как названных Широкова, Егорова, Гудушкина, Курдюкова и Чебанова, так равно и остальных чинов отделения, в равной мере потрудившихся на пользу нашей трудной деятельности. Позволяю себе рассчитывать, что об изложенном вы доложите как его превосходительству господину директору Департамента полиции, так и глубокоуважаемому Сергею Васильевичу (Зубатову), перед которыми и поддержите мое ходатайство».

Керченскому розыску было тоже немало хлопот в апреле 1903 г. Руководитель розыска писал Медникову: «Глубокоуважаемый Евстратий Павлович, покорнейше вас благодарю за память, выразившуюся в поздравлении с праздником и в отпуске квартирных и суточных денег. Я не ожидал этого. Для меня это быстро поможет, совокупно с крымским воздухом, восстановить пошатнувшееся здоровье. Все это лекарство я мог получить от вас. Я и семейство мое не находим слов отблагодарить вас за оказанные чисто родительские отношения к подчиненному. Будем молиться Богу, да укрепит он ваше здоровье на многие, многие годы и пошлет он счастие и радость в жизни.

Имею честь доложить вам, что 26 с. м. разбросаны рекламы, в которых приглашают на 1 Мая гулять, за подписью „Керченская раб. организ. револ-х соц-в“. Торговля идет порядочная, хотя не в центре, но все-таки близко этого. Со-{177}труднику дадут сегодня новых реклам, т. е. выпущенных 26-го. Я полагаю, что если не „Заяц“ и „Кудрявый“, то, пожалуй, и не в Керчи „отшлепывают“. Это и недостоверно, а только заключаю из дела. Вот беда, я теперь совершенно сбит с толку, поэтому вынужден обратиться к вам, Евстратий Павлович, как к главному руководителю, с некоторыми вопросами, касающимися торговли“. Дальше идет изложение „торговых“ вопросов. Главный из них - отношение к „Филиппам“. Филиппы на охранном жаргоне - внешняя полиция, которая также выступала на борьбу с первомайскими демонстрациями и не прочь была взять на себя все лавры победителя. Для жандармов полиция была конкурентом, досадным и неприятным. В особенности неприятно было жандармам обращаться к внешней полиции за помощью в „установке“, т. е. в раскрытии фамилий лиц, за которыми велось наблюдение. Отсутствие установки влекло часто замедление в „распродаже“, т. е. в аресте. „Я не напирал на установку, - жалуется керченский жандарм.- У меня хоть сейчас делать распродажу можно, 15 человек первого сорта, да человек 10-15 подготовлено так, что в один день можно узнать, которых не напираю устанавливать“. О столкновении интересов жандармских с полицейскими потугами говорит в жаргонных выражениях и начальник Симферопольского охранного отделения Трещенков, получивший впоследствии громкую и проклятую известность виновника Ленского расстрела. Напомним, что торговцы-жандармы занимались торговлей-расправой с революционным движением. „Глубокоуважаемый и дорогой Евстратий Павлович! Давно не писал вам, а так хотелось поговорить, да и знал, что вы торгуете в Москве и вам не до писем. Послал вам поздравление в Питер, так как не знал тогда, что вы в Москве. Конечно, вы знаете об окончании торговли в Симферополе. Надо было видеть фигуру Филиппа нашего (полицмейстера), когда получили прибыль, тем более, что он страшно желал, чтобы мы проторговались, и даже меня предупреждал, что ничего не выйдет, на что я любезно отвечал: „Может быть и…“. На другой день он вдруг меня спрашивает, кого можно освободить, на что я опять-таки любезно ответил, что „если вам {178} угодно, то с разрешения господина директора (Департамента полиции) всех, каковое, если ему угодно, я спрошу телеграммой“. Но зато теперь мы друзья: я ведь купил у него велосипед. С губернатором отлично лажу, он страшно любезен и даже рассказал мне, что Филипп ему сообщил, что я собирал полицию, но теперь он убедился в неверности сообщения. Теперь у нас затишье, но боюсь, что в тихом омуте кой-кто водится, и не перед бурей ли это…».

3

Особенную лихость в борьбе с революционным движением проявил Спиридович, в бытность свою начальником Охранного отделения в Киеве в 1903-1904 гг. Спиридович со своими сотрудниками был в контрах с начальником губернского жандармского управления генералом Новицким, но молодые жандармские силы одержали верх. С каким торжеством он телеграфировал 12 апреля 1903 года Медникову: «Ночью на 11-е в Бердичеве обыскано тридцать две квартиры, арестовано тридцать человек, у восьми поличное, в том числе около четырех тысяч бундовских майских прокламаций, библиотечка, более ста нелегальных книг, около ста разной нелегальщины, заграничная переписка; у минского мещанина Арона Грузмана 10 двухаршинных картонных трафареток для печатания „Долой самодержавие“ и других русских и еврейских революционных надписей на флагах». А в частном письме к Медникову Спиридович сообщал подробности: «Дорогой Евстратий Павлович! На 11 произведена в Бердичеве ликвидация. Списочек, как успели составить, шлю. В подготовку демонстрации, видимо, попали как следует. Филеры очень трудную работу, по отзывам Игн. Ник., выполняли отменно хорошо. Сам он вынес ликвидацию на своих плечах. Ал. Мих. работал очень хорошо, вымахивается офицер; а Васильев так вел себя, что сегодня его в управле-{179}нии Беклемишев и Ермолов заклевали [38]: „Что это, вы охранником хотите быть“, и т. д. 4 000 прокламаций доволен очень губернатор и прокурор. Управление надуто, трафаретки очень интересные. Видимо, публика смаковала свой будущий праздник. Теперь получил телеграмму из Кишинева, что туда из киевского района едет много еврейской молодежи. У нас сегодня на ночь аресты. Вчера была полицейская облава на беспаспортных евреев. Таких сделают еще штуки три. Вообще готовимся. Хотя департамент и думает у нас не будет демонстрации, но это едва ли так. Очень уж публика развращена. Они-то ведь целый год работают и раз в году пробуют свои результаты, а мы лишь три месяца». В конце письма, из которого взят вышеприведенный отрывок, Спиридович сообщает кратко: «Публика наша сегодня за 30 верст уехала на сходку». На другой день Спиридович писал: «О действиях наших доношу официально. Настроение масс пало; про соц.-револ. ничего не слышно. Вчерашняя сходка - та горсть, которую они в конце концов готовы были выставить на демонстрацию. Что теперь у них, пока не знаю. С.-демократы сегодня вечером в числе 5 (один наш) собираются для окончательных переговоров. Сегодня у них за Днепром имела быть сходка оставшихся руководителей, но ночью большинство было арестовано. Сегодня задача взять одну акушерку, которая уже была раз арестована на сходке соц.-демократов нами, но которую Новицкий, конечно, освободил. В массе боязнь и полиции, и погромов…». А через несколько дней Спиридович дополнительно и частно сообщал: «Теперь хотим развязаться с социалистами-революционерами. Они достаточно слякотили, надо огорошить их. Возьмем что - слава Богу, а нет - хвосты подожмут, а нам руки развяжут и дадут хоть месяц времени все силы направить на социал-демократов. Какая чудная теперь группа. Просто прелесть. Вчера сходка - один восторг. Видимо, публика очень готовится сообща со студентами отпраздновать 1 Мая. Тогда же думают подготовить забастов-{180}ки железнодорожных мастерских, арсенала, типографии - и устроить вовсю. Вот это и заставляет теперь более, чем когда-либо, желать единства действий нас - здешних „гасителей просвещения“. Политехники, конечно, в предстоящей весне сыграют важную роль. В управлении теперь дознание о них. Необходимо многих попридержать под стражей. С января же всех арестованных ни в коем случае по дознаниям не выпускать до июня. Прошу поддержки Особого отдела, ибо здесь о „предупреждении“ никто, кроме нас, не думает. Необходимо провести такой пункт: управление никого по дознании не освобождает, не запросив предварительно Охр. отд., не имеется ли препятствий к освобождению. Если у нас есть препятствия,- освобождать не должны они» и т. д. Дальше идут дела семейные, распри между жандармами, из Охранного отделения и жандармами из жандармского управления. Затем Спиридович вновь возвращается к текущим делам: «После вчерашней сходки понятен и „Лысый“, что идет как один из шести членов киевского комитета. Сие - Дижур. Уж поистине лысый, стоит только на карточку взглянуть. Дом его не раз посещался „Рундучным“, „Гусаком“, забежал и „Зубастый“. (Клички, данные революционерам). Теперь все это понятно. Мы почему-то считали, что Дижур только лишь боевик. Но ведь он, кажется, истый „искровец“. Значит, тут попали в цель. Вот прелесть наблюдения. Дал бы Бог хлопнуть все это по-хорошему, да на хорошенькое дознание. Только уж без апофеоза одиннадцати бежавших. Предвкушаю ликвидацию - Дижура и К°… Пришлите филеров-то временно. Надо бы уж обставить вовсю эсдеков. Был бы хороший хлопок затем для всей организации: а то одними нашими не совладеть».