Павел щеглов - охранники и авантюристы

• Название: охранники и авантюристы
• Автор: павел щеглов
• Жанр: История

5

---

Из Риги я был принят на военную службу и по ходатайству начальника Виленского охранного отделения подполковника Шебеко назначен в гор. Вильно, где вошел в военную организацию группы „анархистов-коммунистов“, но был провален Ригой и Вильно, и на меня было организовано покушение, которое было предупреждено начальником Рижского охранного отделения, бывшим одесским ротмистром Васильевым, приезжавшим в Вильно специально для этой цели.

Прослужа на этой службе около пяти месяцев, по ходатайству того же подполковника Шебеко, был от военной службы освобожден и перешел на нелегальное положение и находился в отделении около трех недель безвыходно. Высочайшего же указа об увольнении меня от военной службы не было, и я по настоящее время дезертир.

Из Вильно я был отправлен в Москву в Охранное отделение к полковнику Климовичу и был зачислен филером. Из Москвы в разное время был командирован в Курск, Севастополь и в Самару; в последней, оставив наружное наблюдение, вошел в самарскую социал-демократическую партию и раскрыл комитет означенной партии и боевой дружины этой же партии.

Из Самары я был командирован в Бузулук, Самарской губ., где был ранен, в Саратов, Вольск, в Пензу; в последней для получения связи был посажен в тюрьму, где был подвергнут со стороны политических пытке; в тюрьме мною был предупрежден побег арестантов и обнаружен подкоп.

По освобождении из тюрьмы был вторично послан в Самару, а оттуда в Одессу; из Одессы подполковником Ледвиковым был послан в город Аккерман для раскрытия лаборатории бомб. В Аккермане я вошел в организацию Партии социалистов-революционеров и для конспирации был аре-{201}стован и бежал, дабы не потерять связи и явки с одесским комитетом, после чего мною были открыты и указаны: „областной комитет социалистов-революционеров“, „общий городской комитет“ той же партии с его типографией, „портовой комитет“ той же партии и его боевая дружина, „боевой партизанский отряд“ с его типографией; лаборатория бомб и летучий боевой отряд при Южнорусском областном комитете той же партии, только что тогда организовавшейся.

Цель всех этих партий была взорвать дворец и убить командующего войсками барона Каульбарса и других должностных лиц, ограбить пароход „Батум“, где можно было взять 400 000 руб. У рулевого этого парохода Борленко были обнаружены в значительном количестве взрывчатые вещества.

После этого раскрытия я был ранен, и в начале 1908 г. отправлен в С.-Петербург в Охранное отделение, где служил филером до 24 сего января и уволен за вышеупомянутый проступок.

Ввиду вышеизложенного и глубоко раскаиваясь в своей ошибке, покорнейше прошу Ваше высокоблагородие войти в мое несчастное положение и во внимание моей прежней службы не признаете ли возможным защитить меня и оставить на прежней службе филера, или же предоставить мне должность в другом каком-либо Охранном отделении.

Я шесть лет живу на нелегальном положении и по военной службе числюсь дезертиром; находясь в настоящее время в таком положении для меня несчастном, я положительно не знаю, что делать и как быть; на легальное положение ни в коем случае перейти не могу, потому что буду убит, а также преследуем властями как дезертир; начальник же Охранного отделения дал мне срок прожить в Петербурге до 1 февраля сего года; в противном случае буду выслан из столицы официально этапом. Кроме того у меня остаются голодными родители, которые мною отправлены за границу и находятся на моем иждивении. {202}

Ваше высокоблагородие, умоляю Вас, пощадите и заступитесь, так как после всего этого для меня один исход „Нева“; окажите Ваше милосердие надо мной.

Если же будет признано невозможным принять обратно меня на службу, то не признаете ли возможным выдать мне какое-либо денежное пособие, которое я никогда не получал, служил же искренней правдой своему делу, а также осмеливаюсь просить разрешить остаться мне в Петербурге на более продолжительное время для устройства дел и своего положения.

Раскаиваясь глубоко в своей ошибке, смею надеяться на милость Вашего высокоблагородия, что буду обратно принят на службу, которой я так много отдал своих сил.

Проситель искренно преданный Вам,

Ваш слуга Мовша Каплан»

Получив прошение Мовши Каплана, Департамент полиции обратился к начальнику Петербургского охранного отделения полковнику фон Коттену с просьбой «уведомить о причинах увольнения от службы филера Адольфа Барковского и сообщить сведения о личных и служебных его качествах». Фон Коттен дал следующий ответ: «Филер Барковский (Каплан, он же Каган) уволен мною от службы за пьянство. Он неоднократно, бывая на службе по наблюдению, напивался пьян и оставлял службу, и в таком виде являлся в сборную филеров к докладу, за что не раз был заведующим наружным наблюдением удаляем из сборной. В служебном отношении Барковский ничем от других филеров не выделялся, считался малоопытным и назначался всегда лишь в помощь опытным филерам. Кроме того, Барковский - еврейского происхождения, что инструкцией г. министра внутренних дел по организации наружного наблюдения совершенно не допускается».

Отрицательный отзыв начальства о Барковском не помешал Барковскому. Департамент полиции в своем представлении товарищу министра, изложив заслуги Барковского по секретному сотрудничеству, дал следующее заключение: {203}

«Признавая причины увольнения Барковского от должности филера основательными, но находя в то же время, что услуги его делу политического розыска являются весьма существенными и ценными, что ходатайство Барковского о пособии вполне заслуживает удовлетворения. Департамент полиции полагал бы справедливым выдать ему из секретных сумм департамента, в виде единовременного пособия, 300 руб. и на проведение означенного предположения в исполнение испрашивает разрешение Вашего превосходительства».

Справедливость восторжествовала: его превосходительство согласился с мнением департамента, и 300 руб. были выданы Мовше Каплану. {204}

ОБИДНОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ

«Его превосходительству господину директору

Департамента полиции

Причисленного к штату Киевского губернского правления б. помощника пристава I части гор. Бердичева Константина Мартыновича Преображенского

ПРОШЕНИЕ

В 1907 г. мною была раскрыта преступная шайка соц.-революционеров, покушавшаяся на жизнь бывшего военного министра генерала от инфантерии А. Ф. Редигера, а также на взрыв военного совета.

Наравне с этими преступниками, во избежание всяких со стороны их подозрений о том, что я их выдал в руки правосудия, я также был арестован и осужден в каторжные работы, а затем по высочайшему повелению, состоявшемуся в 8-й день мая 1909 г. был помилован и, во избежание преследования со стороны революционеров, мне была пожалована фамилия «Преображенский», вместо прежней «Римша-Бересневич».

Со дня моего ареста и до 10 июля 1909 г. я состоял при Охранном отделении в качестве писца, получая от отделения жалованье по своим заслугам, и никаких наград, кроме купленного мне за 25 руб. статского пальто и отданного мне старого поношенного костюма, я не получал.

29 же июля 1907 г. я был зачислен полицейским надзирателем СПб. охранного отделения, и опасаясь далее оставаться в Петербурге, я, по рекомендации его высокопревосходительства генерала от инфантерии А. Ф. Редигера, был назначен помощником пристава I части гор. Бердичева.

В Бердичеве я прослужил с 22 сентября 1909 г. по 26 января 1910 г. и за это время успел получить две благодарности от его превосходительства г. киевского губернато-{205}ра, объявленные в приказе г. бердичевского полицеймейстера, за успешное взыскание дополнительного промыслового налога, а также городского и земского сбора и был на хорошем счету у начальства, но затем отношения начальства ко мне изменились к худшему. Причина сему следующая: после убийства в Петербурге начальника Охранного отделения полковника Карпова в петербургских и киевских газетах начала фигурировать фамилия Преображенского, который являлся участником во многих политических делах и известен как Охранному отделению, так равно и мне по делам отделения. Начальство стало допрашивать меня по этому поводу, но я ответил, что личности Преображенского, про которого так много пишут в газетах, я не знаю, и те обвинения, которые упоминаются в газетах, ко мне не относятся. Иначе говоря, что, хотя личность эта мне была и известна по делам Охранного отделения, так как в то время, когда он однажды был арестован за ограбление бани за Нарвской заставой, я производил некоторые по канцелярии расследования, но, между прочим, не желая, в силу долга присяги, разоблачать или посвящать полицейское начальство в тайны Охранного отделения, я отозвался полнейшим незнанием, как личности Преображенского, так равно и всех его преступных деяний, не предполагая, что этим я могу навлечь на себя какое-либо подозрение со стороны своего начальства.