Павел щеглов - охранники и авантюристы

• Название: охранники и авантюристы
• Автор: павел щеглов
• Жанр: История

5

---

Получив в Стокгольме деньги и не оправдав абсолютно ничем надежд немцев, «Шарль» уезжает в Цюрих и продолжает там жить, ничего не делая для немцев, но последние вновь находят его и, несмотря на очевидность бесполезности услуг «Шарля», опять предлагают ему возобновить его работу и дают ему 10 000 франков на дорогу. {363}

Об изложенном имею честь доложить вашему превосходительству.

«» августа 1916 г. [71] {364}

БИОГРАФИЯ МОЕЙ ЖИЗНИ

(Признания перед революционным судом

Антона Касперовича Сукенника)

Антон Сукенник - особая разновидность «секретный сотрудник» - «откровенник». «Откровенники» изобретены русскими жандармами в Польше, в период столыпинской реакции. Инициатива в изобретении принадлежит жандармскому полковнику Заварзину. Страх смерти развязывает языки, и Заварзин брал в плен революционеров, которых ждала верная смерть по суду, рисовал их воображению муки повешения и вынуждал их к откровенности. Заварзин водил по улицам польских местечек «откровенников» и заставлял их пальцами указывать на своих товарищей-революционеров. И сотрясаясь от ужаса пред муками смерти, «откровенники выдавали все, что знали, и больше того. Из них же самым крупным был Антон Сукенник. Он до падения был видным польским террористом, боевиком, он отправил на тот свет несколько десятков городовых, стражников, околоточных, квартальных и т. д., преимущественно собственными руками. В сущности, Сукенник был просто профессиональным убийцей; он мало разбирался в вопросах социализма и потому не мог оправдаться в своих подвигах ссылкой на коллективную совесть. И этот жестокий убийца оказался трусом: когда его арестовали, он пал духом и стал выдавать, выдавать, выдавать… Правительство приняло его исповедь, послало на виселицу обличенных им (правильно и неправильно) и затем заточило на каторгу самого «откровенника». Расплата за откровенность наступила в 1924 г.: революция рассчиталась с «откровенником» и предала его высшей мере наказания.

Мы воспроизводим те воспоминания, которые написал Сукенник в советской тюрьме. К ним нужно отнестись с известной критикой, но в общем они рисуют прекрасно и психологию террориста, и психологию предателя. {365}

1

Детство и отрочество. - Первое знакомство с революционной литературой. - Ченстоховский монастырь и разочарование в религии. - Знакомство с рабочими - членами ПСП. Водворение из заграницы революц. литературы и оружия. - Убийство б. казачьего офицера Грекова. - Нападение на поезд и экспроприация перевозившихся казенных денег. - Убийство провокатора Банковского, члена Союза русского народа Пальчикова, заподозренного в шпионстве Шатковского, слесаря Червинского и жандарма Крыкливого. - Экспроприации казенных денег из винных лавок и убийства стражников. - Неудавшееся покушение на взрыв памятника Александра II. - Убийство мастера Дреера за шпионство. - Вооруженные нападения на волостные правления и конфискация паспортных бланков.

Родился я в крестьянской семье, 7 июля ст. ст. 1886 г. в деревне Гадь, Дзбовск. вол., Ченстоховск. у., Петроковск. г. Наша семья состояла из отца, матери, шести братьев и четырех сестер. В семье я был самым младшим. Отец мой умер на пятом или четвертом году моей жизни. Вся семья, во главе со старшим братом и матерью, решила, чтобы я учился на священника (ксендза). После окончания мною одноклассного волостного училища я был своим старшим братом устроен в гор. Ченстохове на репетицию, вначале у студента VIII класса гимназии Вас. Ник. Эшенбах, а затем у родственника священника Адамчика, Иосифа Адамчика, студента VI класса гимназии. Брат мой хотел с помощью указанных репетиторов подготовить меня к вступлению в Вацлавскую духовную семинарию.

Ввиду моей жизни вблизи границы с Германией мне еще в детстве попадала в руки революционная литература, и я уже с молодых своих лет был развит революционно. Проживая в гор. Ченстохове, рядом с Ченстоховским монастырем Божьей Матери, я присматривался к огромным массам богомольцев, стекающихся с разных мест в Ченстоховский монастырь. Среди этих богомольцев была преимущественно нищета деревенская и городская. Люди эти приносили с собой продукты преимущественно из дома, а деньги, приносимые ими за разные религиозные обряды, отдавали в жертву монастырю. Видя весь этот народ и слыша все его вопли, ры-{366}дания и молитвы скорби перед иконой Божьей Матери, я задал себе вопрос, неужели Бог всемогущий и Божья Матерь могут равнодушно смотреть на всю эту скорбь народа. Я пришел к заключению, что никакие молитвы и слезы не освободят народ от рабства, а нужна для избавления от произвола и насилия активная борьба.

Насколько помню - в конце 1904 г. я сильно простудился и заболел воспалением легких. Для лечения был из Ченстохова перевезен к матери в деревню. Как мне помнится, это было весною 1905 г., я был у своего дяди Теодора Сукенника, у которого был ресторан в фабричной деревне Бляховня. Там я познакомился в праздничный день с приехавшими гулять в лес из города рабочими Антоном Змудским и Квятковским. Оба они проживали в Ченстохове по Кавей ул., и я из разговора с ними узнал, что они состоят членами Польской социалистической партии, я стал просить их ввести меня в партию, на что они согласились, причем предложили мне приехать к ним в город. В указанное время я к ним явился, и они познакомили меня с окружным агитатором Андреем Гротовским по кличке «Генек».

Это был рабочий и очень интеллигентный человек и настолько идеальный, каких больше встречать мне не приходилось. Он за преследование бандитизма как в среде партии, так и вне был в 1908 г. убит бандитами.

Андрей Гротовский, узнав от меня о моих знакомствах с гербской таможней и вообще со всеми условиями на границе, решил это использовать для партии. С этой целью познакомил меня с окружным партийным техником Янотом, по кличке «Лукаш», и инструктором боевой организации, по кличке «Адам» (фамилия мне неизвестна). С указанными лицами было решено водворять из-за границы через гербскую границу литературу и оружие. Для этой цели в Германии в гор. Люблинце был устроен центральный склад в книжном магазине Максимилиана Ржезничка и другие складочные помещения в прусских Гербах у железнодорожника Болеслава Вятрека и у трактирщика Евгения Зоненфельда. С помощью контрабандистов и машинистов на Гербской дороге че-{367}рез гербскую границу в Польшу было водворено очень много литературы, браунингов, маузеров и патронов к ним.

Однажды, когда русский поезд с прусской станции Гербы вернулся на нашу станцию Гербы, чинами таможни был произведен осмотр поезда и пассажиров. Тогда, уже после первого осмотра поезда, железнодорожный жандарм Гриб с чинами таможни вторично произвел обыск паровоза, в тендере которого в углу было запрятано механиком Городецким пять или шесть маузеров. Последние и были найдены. Было установлено, что это указано кондуктором Денишуком, который впоследствии скрылся. Однако, по словам инструктора Эдмунда Тарантовича, он был им убит в Люблине.

Частичный склад на русской стороне для удобной отправки в город был мною устроен у Цельмера, начальника станции Бляховня Гербской дороги. Однажды, когда у него находилось довольно много литературы, он от секретаря жандармской канцелярии Гербской дороги получил секретно предупреждение, что ночью у него будет обыск, который действительно состоялся, но ничего найдено не было.

У меня были знакомые также в среде Национал-демократической партии в Ченстохове. Приезжий Виталис Михальский обратился ко мне с просьбой водворить для его партии около двенадцати пудов литературы. Это мною и было выполнено. Их литература была доставлена к садовнику в имение Бугаславского под Ченстоховом.

В начале 1906 г. два еврейчика партии «сионистов» приехали из города в деревню Малица за своей литературой. На пути (шоссе) в деревню Бляховня их поймал ездивший под охраной драгун Греков, лесничий имения князя Михаила Александровича, и передал полиции.

Лесничий Греков проживал в соседней со мною деревне Влащики, я познакомился с ним лично и бывал у него часто. Он показывал мне часть отобранной литературы, которая в большинстве была на еврейском языке. На мой вопрос - почему он оставил себе брошюры на еврейском языке, он ответил, что по-еврейски он учен хорошо и что таких людей, как он, в России мало и что он уже изъездил всю Россию в длину и ширину. Грекову было лет около сорока и жил один, {368} а семья его где-то в России. Это был казацкий офицер, и были даже сведения, что он командовал где-то экзекуцией, ввиду чего был переброшен в другое место, чтобы скрыть о себе следы. Это был человек особой проницательности. Все о нем было мною доложено партии, которая и решила убить Грекова. С этой целью инструктором боевой организации Адамом на разведку был командирован боевик Евгений Холубецко «Вацек», с которым я пошел на квартиру к Грекову. «Вацека» Грекову я отрекомендовал как своего товарища, но Греков задал вопрос, кто он и где работает, и подозрительно смотрел на меня. Через несколько дней боевик Евгений Холубецко Конст. Гинал (рабочий завода Гантке) и еще один или два боевика, клички которых и имен не помню, отправились убить Грекова, что и было исполнено в его же квартире.