Робин Локкарт - Моя Европа

• Название: Моя Европа
• Автор: Робин Локкарт
• Издательство: Putnam
• Жанр: История
• Год: 1952

В этой книге Локхарт даёт свои воспоминания о странах, в которых он работал. И первая и наболее большая глава у Локхарта именно про Россию. Настолько насыщенный неизвестным русским читателям материал, что он просто просился на перевод. А какие личные характеристики известнейших людей в России, которые отметают все штампованные образы; например, писателя Алексея Толстого. В дополнение к главе о России дан перевод второй главы о Чехословакии, поскольку она проливает свет кое на какие моменты, связанные со зловещей ролью в истории Интервенции, которую сыграла чехословацкая армия и вобще всё это злокачественное государственное образование "Чехословакии", выкроенное США и Англией в центре Европы на Версальской конференции 1919 года. Как раз после Второй Мировой, когда Локхарт писал эту книгу, Компартия Чехословакии под руководством Рудольфа Сланского (настоящая фамилия Зальцман) вооружала только что появишееся на карте государство Израиль советским стрелковым оружием и танками.

Локхарт, конечно, в этих мемуарах не говорит о своей работе вообще, а если и говорит, то официальную точку зрения. - Но Локхарт проговаривается. Вернее, они не проговаривается, а придерживается английской версии; а эта версия достаточно расходится с той версией, которая преподаётся в России. Кроме того, фактические встречи и поводы к оным с конкретными официальными людьми в России у Локхарта вообще противоречат официальной трактовке событий. Например, официально США и Англия не состояли с Россией в дипломатических отношениях после революции, и изображали на людях вражду. А в реальности они открывали ногой двери к Троцкому, Каменеву Радеку, Карахану и другим видным троцкистам; дружили семьями, переженивались; например другой английский агент Артур Рэнсом женился на секретарше Троцкого - Жене Шелепиной, а дочь наркома Крыленко Лена вышла замуж на американского агента Макса Истмана, двоюродная сестра Уинстона Чёрчиля Клара Шеридан была любовницей Льва Каменева, из-за чего Каменев развёлся со своей женой, из за которой, собственно, он и стал тем кем он был, потому что она была родная сестра Троцкого - Ольга Броштейн. Как видите, несмотря на отсутствие формальных дипломатических отношений - полная дружба и семейные узы между Коммуной Троцкого и США.

---

-- и Оскар Уайльд (Oscar Wilde http://en.wikipedia.org/wiki/Oscar_Wilde) (Английские гомосексалисты в законе и неутомимые пропагандисты этого дела. Прим. ред.) считались гениями, непонятыми и незаслуженно подвергнутыми гонениям со стороны англичан. (То есть пресловутые "русские интеллигенты" во много были такие же гомосексуалисты. Прим. ред.)

Мне запомнилось, с каким уничтожающим презрением отозвался мягкий и кроткий Стравинский (Вот этот криптоеврей - композитор: http://en.wikipedia.org/wiki/File:Igor_Stravinsky_LOC_32392u.jpg ) на запрещение пьесы Уайльда «Как важно быть серьёзным» в исполнении английской труппы в день ареста Оскара Уальда в Англии. Только благодаря гонению на Уайльда - в России его вознесли на такую высоту в мировой литературе, которую он нисколько и не заслуживает. В Москве 1912 года его пьесы давались постоянно, а его работы, с восторгом переведённые на русский язык, можно было купить за несколько копеек. В 1951 году, вероятно по тем же причинам, он разделили с самим Шекспиром честь быть единственными английскими драматургами, чьи пьесы Сталин разрешил к постановке в московских театрах. (Сталин к этому разрешению не имеет никакого отношения. Это советская театральная элита всегда обожала гомосексуалистов и сейчас это обожание выплеснулось как вскрышийся гнойник. Прим. ред.)

С моей стороны было бы неправильным изображать интеллигенцию в мрачных тонах, озабоченную только собственными проблемами. Они обладали присущим всем русским чувством юмора, смеялись над удачной шуткой и ценили остроумие, особенно, если это касалось критики правительства. Их любимые «Русские ведомости» в то время являлась самой лучшей газетой в мире, вероятно, по той причине, что её издатели были ловкими «очковтирателями» и вводили в заблуждение цензоров изобилием литературных метафор. Ни при каких обстоятельствах нельзя приписывать русским интеллектуалам качества исхудавших и голодных аскетов. (Это точно. Прим ред.) Наоборот, большинство из них объедалось и напивалось на Масленицу, а на Пасху они соревновались друг с другом, кто больше проглотит блинов с икрой и выпьет больше водки. (Сегодняшние русские криптоевреи такие же. Прим. ред.)

Русские, как ни одна раса в мире, обладают редкой добродетельностью. Почти в каждой семье имелся приживальщик, промотавший своё состояние или проигравший его за карточным столом. К нему относились как к члену семьи, а не как к «бедному родственнику». Если я интересовался, что «такой-то такой» делает, то ответ был всегда одинаков: «Ах, этот дорогой Николай Николаевич, он такой добрый и отзывчивый. Когда у него водились деньги, он помог стольким людям». Действительно, большинству русским присуще врождённое сострадание к людям. Когда у них водятся деньги, они готовы ими поделиться. Когда деньги кончаются, они запросто просят взаймы. У русских даже есть особое выражение: «Широкая натура». Что касается интеллигенции, то их высокой образованности и интересу к жизни были чужды интеллектуальный и социальный снобизм. Поскольку образование было доступно далеко не всем, его уровень оказался очень высоким. Поэтому книжные лавки были заполнены самой лучшей мировой литературой. Людям с университетским образованием не нужны дешёвые бульварные романы и примитивные детективные истории. В царской России события и явления подвергались серьёзному анализу, и погони за сенсациями не приветствовались. Думаю, что те дешёвые книжки, которыми заполнены английские библиотеки, и которыми сейчас на досуге зачитываются англичане, даже не могли появиться в Санкт-Петербурге и Москве той поры. (А сейчас только их и читают. Прим. ред.) Русской интеллигенции есть, в чём повиниться: кто-то много пил, кто-то безудержно предавался кутежам. Но, тем не менее, искусство и наука всегда для них стояли на первом месте.

Мне нравились эти обаятельные интеллектуалы, чьи разговоры часто были выше моего понимания, опровергавшие известное изречение Пушкина о русской лени и отсутствии любознательности. Хотя они свободно касались любой области, но были у них и очевидные слабости. Интеллигенты никогда не шли на компромисс, и по этой причине их споры носили характер приятной беседы, всегда заканчивающиеся ничем. Они могли организовать театр, и за отсутствием политических идеалов, героями их пьес становились актёры и писатели. В обыденной жизни их отличала непрактичность. Их мог бы привести в восторг знаменитый призыв мистера Черчилля «Действуй сегодня!», но следовать этому призыву было выше их сил. Мне всегда казалось, что, если самого выдающегося из них назначить на должность хотя бы почтмейстера в какой-нибудь деревушке, через неделю там наступит полная неразбериха. Тем не менее, мне трудно представить такое талантливое и такое образованное скопление людей в какой-нибудь другой стране того времени. Оглядываясь назад, я с благодарностью понимаю, они оказали большое влияние на формирование моего характера и жизненных принципов.

В семье Эртелей в России я много слышал о молодом капитане Вавелле (Wavell http://en.wikipedia.org/wiki/Wavell ), который был лучшим учеником мадам Эртель, и с которым я столкнулся через две недели. (В 1911 году Вавелл год был военным наблюдателем (разведчиком) в России и учил русский язык. В октябре 1916 года они уже был подполковником и направлен военной разведкой в русскую армию на Кавказ. В 1917 году, в критический момент оккупации англичанами Палестины, был переведён в Палестину к генералу Алленби (Английский криптоеврей: http://en.wikipedia.org/wiki/Edmund_Allenby,_1st_Viscount_Allenby чьим именем сейчас названа улица в Тель Авиве. Прим. пер.)

Спокойный, собранный и очень серьёзный, Вавелл тщательно изучал русский язык и заучивал наизусть целые страницы из произведений Пушкина и других русских поэтов. Меня поражала эта его способность. Мадам Эртель постоянно подчёркивала важность заучивания стихов для изучения иностранного языка и заставляла меня следовать примеру Вавелла, который уже блестяще выдержал экзамен на звание военного переводчика. Он сделал хорошую карьеру в России и всегда поддерживал связь с семьёй Эртелей. Один из последних разговоров с ним состоялся во время Второй Мировой войны, когда он позвонил по телефону и сказал, что хотел бы встретиться со мной. Тогда его назначили на пост Наместника английского Короля в Индии, но он ещё не приступил к должности. Я подумал, что ему хотелось бы обсудить со мной некоторые политические проблемы, и, не зная ничего об Индии, чувствовал себя неловко. Оказалось, его интересовали Эртели. Я рассказал ему, что мадам Эртель давно умерла, а её две дочери жили в Лондоне, а старшая из них, Наталия Дуддингтон (Duddington) зарекомендовала себя как прекрасный переводчик русских романов. Я сообщил адрес сестёр, и он, несмотря на свою занятость, навестил их.

* * *

1913 год принёс в мою жизнь большую перемену. Наше московское Консульство было преобразовано в Генеральное Консульство, мы переехали в новое помещение, и у нас в штате появились клерки и секретари-машинистки. Клив Бейлей (Clive Bayley), мой новый начальник, оказался отличным организатором и приверженцем аккуратной и эффективной работы. В свободное от работы время он важно нацеплял монокль и становился душой любой компании, зная большое количество забавных историй. Он твёрдо верил в необходимость поддерживать престиж Великобритании и не боялся ради этого тратить собственные средства. Высокопоставленные москвичи любили «коктейли» и обеды, которые устраивал Бейлей, и щедро откликались на его гостеприимство. Мне выпала счастливая возможность учиться у человека, умудрённого опытом, как завоёвывать друзей, отстаивать своё мнение, входить на равных в переписку с нашим посольством и сохранять независимость. Ему я обязан своими знаниями о работе в Консульстве и новыми знакомствами.

Приобретённый опыт очень помог мне с началом Первой Мировой войны. Известие о войне было встречено в России с необычайным энтузиастом и чрезвычайным оптимизмом. Мобилизация шла ровно. Солдаты, приветствуемые толпами народа, с песнями шествовали на вокзалы, чтобы отправиться на фронт. Если бы в тот момент прилетели марсиане, у них бы создалось впечатление, что в России живут одни патриоты, объединённые преданностью Царю-батюшке. Многие иностранные подданные, кому в то время довелось побывать в России, именно так и думали. Первые успехи Русской армии только усиливали энтузиазм.

Весной 1915 года на меня свалились новые обязанности. Клив Бейлей серьёзно заболел, и ему предстояла операция в Англии. Во время его выздоровления он был назначен Генеральным Консулом в Нью-Йорк, и мне предстояло занять должность московского Генерального Консула. Это событие совпало по времени с большими неудачами и поражением русских на фронте из-за нехватки артиллерии и снарядов. Царское правительство пыталось самостоятельно выиграть войну, не привлекая к помощи оппозиционные круги. В результате нарушился механизм снабжения. (Саботаж поставки вооружения фирмой Виккерс и ей представителя Базиля Захарова. Прим. ред.) Настроение в Москве, ставшей к тому времени патриотической столицей России, заметно изменился. Энтузиазм уступил место озлоблению.