Анатолий Куликов - Тяжелые звезды

• Название: Тяжелые звезды
• Автор: Анатолий Куликов
• Издательство: Война и мир букс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-89400-003-3

Генерал армии Анатолий Сергеевич Куликов в своих воспоминаниях о военной службе и работе в высшем эшелоне государственной власти дает оценки многим известным и малоизвестным событиям последнего периода российской истории.

---

Мой поход в Музей истории войн был важен еще и потому, что, открывая для себя западное общество после нескольких десятилетий отчуждения, я пытался понять, насколько верны с точки зрения неподкупной истории наши взаимные представления друг о друге. И с удивлением отметил, что весь вклад СССР в победу над гитлеровской Германией в годы Второй Мировой войны отмечен в этом музее всего лишь двумя экспонатами: погоном с плеча маршала Жукова и крошечной — буквально 12 на 18 сантиметров — фотографией Сталина. И больше ничего!.. При этом не меньшее впечатление произвела на меня экспозиция, имитирующая окопы времен Первой Мировой войны. Нет, достоверными в ней были не только мельчайшие детали этой окопной жизни среди разбитых блиндажей и колючих валов проволоки Бруно, но — странно сказать — даже воздух войны, нагнетаемый в музейный зал невидимыми устройствами, был наполнен безотчетной тревогой, запахами жженого пороха и разложением человеческих тел. Это был знакомый запах войны — отчетливый и всепроникающий.

Замысел этой художественной инсталляции следовало понимать и так: независимо от целей, ради которых предпринята любая война — пот, кровь и окопная грязь всегда будут оставаться ее неизменными спутниками. Сколько бы веков ни минуло и каким бы высокоточным ни называли мы свое нынешнее оружие, человеческая природа, как и прежде, соткана из грубых охотничьих инстинктов и наших первобытных представлений о слабости и силе соперника.

Война в Чечне, как и любая другая война, просто высветила все лучшее и худшее, что в нас было. И как это ни горько признавать, но самым серьезным человеческим пороком, способным разложить самую крепкую воинскую часть, по-прежнему остается пьянство. Неважно, что выпивку объясняли то желанием расслабиться, то желанием воодушевиться перед боем — эту нашу национальную черту приходится учитывать любому русскому командиру: и взводному, и полковому.

Сам я нормально отношусь к алкоголю. Люблю вино, люблю посидеть с семьей за одним столом. Это нормально. Другое дело, если человек путает выпивку с работой. Таких в кругу моих друзей нет и не будет. Может, оттого, что не видел я в детстве примеров разгульной жизни: жили небогато, никто не шиковал. Даже если и выпивал отец, я не припомню, чтобы он терял голову.

Но, к сожалению, всему миру известны наши нетленные афоризмы: «Вагон водки продать, а эти деньги пропить», «Заработаем полтину, рубль пропьем»… Вернувшийся с Отечественной войны отец, бывало, рассказывал фронтовые истории, в которых наши солдаты и офицеры живописались, прямо сказать, не самыми светлыми красками. На военной службе в советские времена я не сталкивался с подобными фактами и, дожив до генеральских погон, не мог поверить, что среди нас возможны такие вещи, как мародерство или убийство ни в чем не повинного человека.

После взятия Берлина, — вспоминал отец, — компания наших офицеров устроила попойку на квартире, хозяйкой которой была немка. Допились буквально до скотского состояния. Чего уж они вытворяли — неизвестно, но в конце концов даже немка, собрав остатки мужества, крикнула им в лицо по-немецки: «Русские свиньи!» Не исключаю, что эта фраза как раз очень точно характеризовала состояние, в котором находились упоминавшиеся отцом офицеры, но конец у этой истории был печальным. Оскорбленный капитан или майор не спустил обиду. Достал пистолет и на правах победителя без лишних слов расстрелял беззащитную женщину.

Отец упоминал, что было возбуждено уголовное дело. Чем оно закончилось, я не понял, но этот рассказ показался мне настолько неправдоподобным, что я по наивности своей даже возмутился: «Папа, ты, наверное, что-то путаешь?.. Не мог советский, русский офицер застрелить женщину, которая была безоружна. Даже если она, допустим, и сказала что-то обидное, это ведь не повод, чтобы ее убивать. Ведь сама-то она не стреляла…» Отец покачал головой: «Нет, сынок, это было именно так». Этот офицер был командиром его артиллерийского дивизиона, и отец мне ручался, что все произошло именно так, как он описывал. И хотя всю жизнь этот некогда рассказанный мне фронтовой эпизод крутился в моей голове, я не хотел верить в его подлинность. Просто не хотел, потому что это опрокидывало мои представления о доблестных солдатах великой войны и представления о том, каким должен быть русский солдат, отважный и великодушный солдат-освободитель.

Даже и не припомнить, чтобы кто-то из выдающихся полководцев России — Суворов, Кутузов или Багратион — налегали на водку даже в самых отчаянных ситуациях. Я знал о том, что вообще не пил маршал Советского Союза Конев. И считалось событием, если по случаю великого праздника поднимет стопку легендарный командующий внутренними войсками генерал армии Иван Кириллович Яковлев.

Сам я не против того, чтобы посидеть в товарищеской компании. Но среди моих друзей нет выпивох, нет горьких пьяниц — они отсеялись давным-давно.

Но, к сожалению, на войне пришлось вести очень серьезные разговоры по этому поводу даже с генералами, с моими заместителями по Объединенной группировке. И в очень жесткой форме предупреждать, что я не потерплю пьянок на войне, где каждый человек в каждую минуту должен оценивать обстановку адекватно. Особенно тот, от чьих решений — правильных и неправильных — зависит солдатская жизнь. Надо сказать, что уличенные мной генералы реагировали на слова командующего правильно и не пытались проверить меня на прочность.

Лишь однажды, услышав, как «плывет» во время доклада голос одного из генералов, я был вынужден уволить его со службы.

Мне очень тяжело досталось это решение: ведь это был мой друг, надежность которого я никогда не ставил под сомнение. Мы знали друг друга несколько десятилетий. Это прекрасный офицер. Возможно, один из лучших, которые встретились мне в этой жизни.

Понятны упреки общества к таким генералам, не выдержавшим тягот войны и груза ответственности за собственные решения. Но по-человечески нетрудно понять, что война потому и называется войною, что не каждому суждено пройти по ней без потерь.

Конечно, мне докладывали, что мой товарищ в трудную минуту начинал искать опору в водке. И я не стал делать вид, что ничего страшного в этом не нахожу. Честно его предупредил: «Либо ты делаешь выводы из нашего разговора, либо мы расстанемся».

Мой друг, как мне казалось, принял правильное решение, но очередная острая ситуация на войне буквально подломила его, и он сорвался. Несмотря на то, что по-товарищески я ему сочувствовал, свое слово все-таки сдержал. Больше мы с N не работали, хотя по сей день продолжаем общаться.

* * *

С некоторыми юношескими иллюзиями пришлось расстаться, когда мне доложили, что один из российских офицеров расстрелял двух чеченцев, чтобы завладеть их легковой машиной. На поверку он оказался пьян, и тут я серьезно задумался о том, что война проявляет не только самые лучшие качества человека, но и самые низменные, темные… Это был не единичный случай. Помню и такой, когда один из приближенных к Руслану Аушеву людей начал выговаривать мне с укором: «Мы задержали военнослужащего, который ограбил женщину…» Я, внимательно выслушав его, и резко, по-генеральски отрезал: «Если это произошло на самом деле, то этот человек заслуживает расстрела!..»

Даже Дудаев, наслышанный о моей непреклонности в подобных случаях, насколько я знаю, говорил так: «Надо же, приняли меры…»

А мы, действительно, их приняли, и уже в феврале 1995 года провели в Грозном, в аэропорту «Северный», большое совещание, на которое были приглашены все командиры частей федеральных войск и представители военной прокуратуры. Выступил я. Выступили мои заместители. Результатом наших тогдашних размышлений стала изданная командованием директива, обязывающая командиров всех уровней пресекать и давать законный ход расследованию каждого факта мародерства, издевательства над людьми, несанкционированного применения оружия, воровства скота и т. п.

Мы отлично понимали: хотя негативные явления вовсе не носили массовый характер, но и то, что было — заставляло нас задуматься о будущем. О репутации собственного воинства, часть которого при любом командирском недогляде норовила утащить барана, содрать денежную мзду за разрешение на проезд через блокпост машины с чеченцами или открыть стрельбу по пьяному делу. Не возьмись мы тогда за эту проблему решительно и беспощадно, позднее это могло обернуться гораздо худшими последствиями. Кроме того, по инициативе заместителя командующего ВВ генерала Станислава Федоровича Кавуна мы подготовили и распространили в войсках обращение военного совета ВВ на эту же тему, и я знаю, как высоко было оценено оно на Западе. Представитель Канады в своем выступлении на одной из международных конференций подчеркнул это особо.

Наша нетерпимость к преступникам в военной форме, однако, могла не стоить и ломаного гроша, когда выяснялось, что мы бессильны применить сколько-нибудь действенные меры к мародерам. Такие случаи были. Я лично задержал одного полковника, вывозящего из Чечни два грузовика с гражданским имуществом. Холодильники. Ковры. Телевизоры. Всего помногу. Действовал этот офицер с размахом, достойным настоящего оккупанта. Сомнений не оставалось: полковник — обыкновенный вор, хотя он и объяснял, что якобы бесхозное имущество везет в свою часть для нужд личного состава. «Вы — подлец, — сказал я ему, — и будете отвечать по закону!»