Эльза Вернер - Развеянные чары

• Название: Развеянные чары
• Автор: Эльза Вернер
• Издательство: Акация
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-900116-13-1

Э. Вернер — псевдоним немецкой писательницы Елизаветы Бюрстенбиндер (1838–1912 гг.), романы и повести которой пользовались огромным успехом в конце прошлого — начале нынешнего столетия и сейчас вновь восторженно принимаются читателем.

В трех произведениях романистки, собранных в этой книге, представлены все слои общества — высшая аристократия и духовенство, буржуазия и люди искусства. Повествование подчиняется законам жанра — «дамского романа»: женщины, очень разные по характеру, чарующе красивы, мужчины умны, мужественны и властны. Это гордые, страстные натуры, люди сильных чувств, и любовь побеждает гордость… Жизнь ставит героев Вернер в трудные, порой трагические ситуации, но справедливость торжествует, и, как всегда, роман венчает счастливый конец.

---

— Нет, Гуго, вы не должны так уходить, — сказала она решительно, — вы не должны уносить с собой такое раздражение против Рейнгольда и меня! Наше счастье и без того создавалось на погибели чужой жизни, оно было бы куплено слишком дорогой ценой, если бы стоило нам еще и брата. Было бы слишком тяжело сознавать, что вы несчастны вдали от нас и по нашей вине.

Элла подняла на него печальный взор, а капитан смотрел на нее со странной смесью нежности и гнева.

— Обо мне не беспокойтесь, — глухо проговорил он, — я не из тех людей, которые предаются отчаянию, когда приходится отрываться от того, к чему успел привязаться всей душой. И если даже при этом расстаешься с кусочком собственного сердца, то и это не беда: можно обойтись и без него. Перенести это я, конечно, перенесу, но справлюсь ли с собой — еще вопрос. Когда Рейнгольд совсем оправится, скажите ему, что прогнало меня отсюда. Мне не хотелось бы лицемерить перед братом, и я давно покаялся бы ему во всем, если бы не боялся, что подобное признание слишком взволнует его. Он теперь так чувствителен ко всему, что касается вас. Скажите ему, что Гуго не мог оставаться ни часа долее и что он дал слово не возвращаться до тех пор, пока не будет в состоянии видеть в вас только жену своего брата.

Он сжал, прощаясь, руку Эллы, но в этот момент дверь отворилась, в комнату вбежал маленький Рейнгольд и повис на шее дяди.

— Дядя Гуго, ты уезжаешь? — воскликнул он. — Иона уже уложил твои сундуки и говорит, что ты завтра едешь. Дядя Гуго, не уезжай, останься!

Капитан поднял мальчика и страстно прижался губами к его губам.

— Передай этот поцелуй маме, — задыхаясь, прошептал он. — С твоих губ она должна принять его. Прощай, мой мальчик! Прощайте, Элла!

— Мама, — проговорил маленький Рейнгольд, озадаченно глядя вслед дяде, — мама, что с дядей Гуго? Он плакал, когда целовал меня.

Молодая женщина привлекла к себе ребенка и, прикоснувшись губами к его лбу, влажному от упавших на него слез, тихо сказала:

— Дяде тяжело расставаться с нами. Но ему надо ехать. Дай Бог, чтобы он вернулся к нам!

Глава 23

Старинный приморский город Г. мало изменился за прошедшие годы, оставаясь почти таким же, как десять лет назад, когда здесь гастролировала итальянская оперная труппа. Старые кварталы города по-прежнему выглядели мрачными и неуклюжими, а новые — спокойными и важными; на улицах и в гавани было по-прежнему оживленно, а в этот пасмурный весенний вечер над городом навис тот же влажный, тяжелый туман.

В доме Эрлау заметно было необычное движение. Спокойный и пунктуальный образ жизни консула был сегодня совершенно нарушен: везде царила суета, целая анфилада комнат была открыта и ярко освещена; слуги, одетые по-праздничному, метались в разные стороны, едва успевая исполнять отдаваемые им приказания. Экипажи уже час тому назад отправились на станцию, и в гостиную в сопровождении доктора Вельдинга вошла пожилая дама, дальняя родственница Эрлау, заведовавшая теперь его хозяйством.

— Сегодня, доктор, нет никакого сладу с моим кузеном, — жаловалась она, с видом величайшего утомления опускаясь в кресло. — Он весь дом перевернул вверх дном, прислуга совсем сбилась с ног, выполняя его распоряжения. Все кажется ему недостаточно праздничным и блестящим. Я тоже очень хочу повидать мою милую Элеонору и познакомиться с ее знаменитым супругом, но консул так заразил меня своим волнением, что я рада была бы, если бы все эти приветственные торжества поскорее окончились.

— Он потому так волнуется, что в первый раз после долгой разлуки принимает у себя свою крестницу, — сказал доктор. Он мало изменился за прошедшие годы, его умное, серьезное лицо с резкими чертами немного постарело, но неизменными остались тот же проницательный, острый взгляд, тот же иронический тон. — Господин Рейнгольд Альмбах, по-видимому, решил доказать консулу свою верховную власть над женой. Чтобы встретиться со своей крестницей, господин Эрлау должен был каждый раз отправляться в столицу, а нам, несмотря на все обещания, так и не удалось повидать Элеонору до тех пор, пока супруг не решил сам сопровождать ее сюда. Очевидно, он не может обойтись без нее даже несколько дней.

— Разумеется, не может, — воскликнула дама. — Если б вы только слышали, что рассказывает о нем кузен, который сначала был сильно предубежден против Рейнгольда, а теперь, видя счастье Элеоноры, совсем примирился с ним… Их любовь так ясна, так непоколебима и при этом овеяна сказочно-поэтическим настроением — прямо какая-то волшебная сага в наш бедный согласием и любовью век.

Доктор иронически поклонился.

— Совершенно верно, сударыня! Я с удовольствием убеждаюсь в том, с каким лестным для меня вниманием вы читаете мои статьи. Именно эти самые слова были написаны мною в номере двенадцатом «Утреннего листка» по поводу либретто новой оперы Рейнгольда.

— Вот как? Это было напечатано в «Утреннем листке»? — с легким смущением спросила дама, очень довольная тем, что в эту минуту вошел консул и, не замечая в своем радостном возбуждении доктора, обратился к ней:

— Я всюду ищу вас, милая кузина; экипажи каждую минуту могут вернуться со станции, а ведь было условлено, что мы вместе встретим дорогих гостей. Так ли освещен красный кабинет, как я приказал, и ждет ли в передней Генрих с остальной прислугой?

— Кузен, вы расстраиваете мне нервы своими бесконечными расспросами, — сказала дама несколько раздраженным тоном. — Точно мне впервые приходится принимать гостей! Я уже несколько раз говорила вам, что все сделано по вашему желанию.

— Но сегодня этого недостаточно, — вмешался в разговор Вельдинг, — на сей раз сам господин консул берет на себя роль хозяина и инспектирует весь дом от чердака до подвала.

— Смейтесь, сколько угодно, — улыбнулся консул, — это не испортит мне радости свидания. И вообще, доктор, я окончательно примирился с вами с тех пор, как вы написали хвалебный гимн новому произведению Рейнгольда.

— Простите, я никогда не пишу хвалебных гимнов, — ответил задетый за живое доктор. — Напротив, мне не раз приходилось убеждаться, что мои рецензии заслуживают со стороны артистов гораздо менее лестных наименований. Наш великий артист и тенор, который, как вам, вероятно, известно, переносит свой высокотрагический пафос со сцены в действительную жизнь, назвал мою критическую статью об одной из его главных ролей извержением чернейшей злости, когда-либо зарождавшейся в мрачной душе человека.

— Но ведь и Рейнгольду немало досталось от вас, — возразил Эрлау. — Счастье его, что ему в Италии не попался в руки «Утренний листок», он прочел бы там довольно неприятные вещи о достойном сожаления направлении одного неоспоримо большого таланта, о непростительной растрате драгоценного дара, о заблуждениях богато одаренного, почти гениального человека, готового в то же время погубить и себя, и искусство, и тому подобные любезности…

— С которыми вы в то время были вполне согласны, — добавил Вельдинг. — Конечно, я был открытым противником Ринальдо. Хотя я всегда безоговорочно признавал в нем большой талант и всячески поощрял его первые шаги на поприще искусства, но тем не менее самым решительным образом восставал против того музыкального направления, которое он избрал себе в Италии. Теперь это направление совершенно изменилось, о чем свидетельствует последнее творение композитора и с чем можно поздравить и его самого, и искусство. После долгих, мучительных исканий его гений вступил на свободный и светлый путь, и последнее произведение бесспорно стоит на высоте его таланта.

— Разумеется, и это заслуга Элеоноры, — с непоколебимой уверенностью сказал Эрлау, между тем как его кузина с благоговением прислушивалась к словам доктора.

— Разве госпожа Альмбах помогает мужу создавать его произведения? — лукаво спросил Вельдинг.

— Довольно вам ехидничать, доктор! Вы лучше всех знаете, что я имею в виду, — сердито сказал консул. — В чем дело, Генрих? — обратился он к слуге, который быстро вошел в комнату, докладывая, что только что подъехала карета.

— Кузен, ради Бога, не так быстро! Ведь вся прислуга уже у подъезда! — воскликнула пожилая дама, которая приготовилась встретить гостей как можно торжественнее и с величайшим достоинством и которую теперь консул быстро подхватил под руку, и так стремительно потащил за собой, что она не успела даже подобрать свой шлейф.

Доктор Вельдинг, пришедший совершенно случайно и не знавший в точности часа прибытия гостей, счел себя вправе, в качестве старого друга дома, присутствовать при семейной сцене. Он остановился в гостиной, прислушиваясь к громким и радостным возгласам и приветствиям, раздававшимся из передней. Консул нежно целовал свою крестницу и маленького Рейнгольда, с радостным криком повисшего у него на шее, а кузина-домоправительница в это время завладела большим Рейнгольдом и, провожая его в гостиную, осыпала комплиментами.