Газета Завтра Газета - Газета Завтра 339 (22 2000)

• Название: Газета Завтра 339 (22 2000)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

Пустим фонограмму из "Жизни за царя". Арию Ивана Сусанина. Смикшируем звук. И тоже попробуем описать судьбу солдата после войны, а также и судьбу комбата. На основе документальных свидетельств одного негромкого, тоже уголовного дела в Москве.

3.ОДНОПОЛЧАНЕ

Утром он выломился из своего подъезда, как всегда в распахнутой шинели и с пластмассовым пистолетом в руке. Просоленные ботинки скользили на ледяных волдырях тротуара, разбрызгивая весенний гной. Сумка на длинном, как пилотская планшетка, ремне хлопала по ноге. На перекрестке он накренился, "вз-з-з", сменил курс, и далее полетел — руки по швам — ракетой.

Боеголовка, втянутая в воротник шинели, продавливала бурый туман, взбитый на проспекте колесами автомобилей. От темени до уха пропаханная на волосяной стерне белая борозда казалась сварным швом — осколком садануло воздушного десантника Николая Аришина под Чабанмахи. В тот момент душа его молекулами мыслей и чувств впрыснулась в божественную кавказскую синеву, рассеялась до небесной прозрачности, а в следующий тихий миг, пока араб перезаряжал миномет, она, душа, усилиями какого-то бледного, рахитичного ангела была спущена обратно десантнику под сердце все теми же частицами и компонентами, но в несколько ином порядке. Так что после госпиталя солдата Аришина переселили в Кащенку.

Обмундирование затерялось. На выписке сестрички обрядили Колю в первое попавшееся сукно, и как потом мать ни упрашивала надеть куртку, он зимой и летом ходил в шинели, на одном лацкане которой трепыхалась его законная медалька, а на другом — фонарем светила брошь с изображением десантного генерала Варанова, выпущенная для его избирательной губернаторской кампании.

Крылья-руки выдвинулись из корпуса ракеты. " Вз-з-з". Вираж влево закончился посадкой у газетного киоска.

Тетка за стеклом умилилась морде Коли, как доброй собаке, вставшей на задние лапы.

— Кто к нам пришел! Коля к нам пришел! Хороший парень. Здравствуй, Коля.

А он заговорил куда-то вбок, с подвывом, горлом трубил восторженно, и губы его обливались слюной.

Несколько залежалых газет тетка просунула в щель. Коля погрузил их в сумку, закрыл "бомбовый люк" на молнию и включил форсаж.

Когда он закончил облет киосков и с Беговой вырулил на Хорошевку, то сумка у него раздулась от даров.

Милиция щадила Колю, дамочки пугались, а старухи любили за низкую цену его прессы.

Торговое место у Коли располагалось на мраморном парапете у выхода из метро. Рукавом шинели он досуха вытер шлифованные плиты, разложил товар, и камнями, железками со дна сумки придавил испечатанные листы. В ожидании покупателей пристроил к плечу первую попавшуюся газету, и как-то, не поворачивая головы, половинкой скошенного глаза, а может быть, и четвертушкой (кто знает, сколько там, под расколотым черепом, осталось невзболтанного мозга в районе зрительных нервных центров), стал ущупывать в буковках какой-то смысл.

На другой стороне мраморной подковы настоящий газетный развал держал парень в валенках с галошами, в шубе и непродуваемой плащ-накидке. Увидав Колю, он подошел к нему со свежим "московским сплетником" и показал в газете фотографию генерала Варанова возле легкомоторного самолета, подаренного правительством за кавказские подвиги. Газетный торговец щелкал пальцем по броши на груди Коли, по снимку и пояснял:

— Он на Ходынку сегодня прилетает. На этом аэроплане.

Для доходчивости газетчик еще раз показал на рекламную брошь, на фотографию и в сторону летного поля за ближайшими домами... Бизнес страдал — времени не оставалось для толкования. Напоследок он подарил Коле номер "сплетника", раскинул руки, тоже изобразил самолет, загудел, чем вызвал ревность Коли, и "улетел" к своему товару.

Боеголовка в воротнике шинели стала медленно перенаводиться на новую цель. И по тому, как задрожала газета в руках Коли, будто крыло самолета в флаттере, а коричневые пластилиновые губы вылепились в жутковатую улыбку, стало ясно, что главное дурачок понял.

Тем временем в снегах Подмосковья на даче генерала Варанова распахнулись стеклянные двери веранды и герой последней войны, в бурке на голом теле и тюбетейке на плеши, босиком пошел по ковровой дорожке к проруби в пруду. Добродушная физиономия его была слишком ярко расцвечена с похмелья и с морозца. Грудь серебрилась седым пухом... На резиновом коврике у иордана генерал скинул бурку на снег, туда же спарашютировала тюбетейка. Варанов по-звериному встрепенулся всем своим мясистым, волосатым телом. Взвопил так, что в комнатах залаяла любимая собака. Сложил руки корабликом и ухнул в прорубь. Вода выплеснулась из полыньи и утекла обратно, лишь когда генерал выбрался по лесенке на лед.

Красное тело, любовно обернутое охранником в махровую простыню, с тюбетейкой на голове ушагало обратно в дом. Переодетое в мохнатый свитер, ватные штаны и унты с послеполетной фляжкой за голенищем, оно, тело, село за большой стол завтракать.

Весеннее солнце сияло во всю ширь окон. Цвиркали синицы на кормушке у открытой форточки. Мутная зеленая слеза умиления будто из пипетки выдавилась в углу глаз генерала — тихая плаксивая истеричка поселилась в нем тоже после боев под Чабанмахи.

Отзавтракав, десантный генерал вышел на край взлетной площадки позади дачи.

Искристый полевой наст простирался до сиреневой шерстки леса. На этой гигантской ледяной плеши вошью, насосавшейся крови, стоял красный оранжевый самолет с трубчатым фюзеляжем и кабиной, похожей на обтекатель тяжелого мотоцикла.

Механик завел хвост самолета под ветер. На пилотское кресло втиснулся генерал, а сзади на пассажирское — телохранитель. Мотор взревел, и вошь на трех лапках побежала по голому обледенелому черепу.

У кромки леса ее будто ветром сдунуло с поля и растворило в блистающей апрельской лазури.

— Представляешь, какая там сейчас вонь и загазованность? А у нас с тобой горный воздух. Хрусталь! — поделился Варанов впечатлениями с охранником, увидав автомобильную пробку на развязке у Кольцевой дороги. С километровой высоты он демонстрировал юное зрение, определяя марки машин на шоссе.

В Химках над водохранилищем, покрытым салом талого льда, снизился. И сделав коробочку, как полагается бывалому аэроклубовскому пилоту, через семь с половиной минут развлечения сел аккуратно, без козла, почти в центре Москвы.

Коля давно знал эту дыру в аэродромном заборе. До войны с пацанами ползал сюда на свалку, выдирал из старых самолетов тросы и талрепы для самодельного дельтаплана.

Преодолел груду искореженного дюралюминия и оказался на стоянке спортивных “Яков”, куда уже подруливал генеральский суперлайт.

Коля побежал навстречу. Между ним и самолетом Варанова было метров сто.

Сквозь выпуклое стекло генерал вглядывался в бегущего человека, в его шинель, ждал от него сигналов рулежки и матерился.

— Бардак! Ночные сторожа теперь у них на приемке, что ли?

Проницательный охранник сразу зафиксировал источник повышенной опасности. Из-за плеча генерала телохранитель напряженно, не мигая белыми ресницами, всматривался в странную фигуру на бетонке и расстегивал кобуру под пальто.

Генерал поддавал газу, увеличивал шаг винта, весь был занят маневрированием, класс хотел показать — вписаться в разметку с точностью до сантиметра.

А Коля продолжал свой пожизненный полет, бежал навстречу.

Наконец сектор газа под рукой генерала уперся в ноль. Стало тихо.

— П...ц! Теперь я на авто сесть не смогу, — изрек генерал. — Это будет как с "форда" на трехколесный велосипед. Теперь будем, Вадик, только по воздуху заруливать.

И блаженно зажмурился, переживая длительный накат наслаждения.

Он не видел, как Коля исполнял на бегу торжественный танец, подпрыгивал и махал руками, будто птица с подрезанными крыльями. Остатки сознания танцующего десантника из всего происшедшего складывали величественную картину победы над бандами наймитов. Еще под Чабанмахи включенная Колина рация сейчас по всем каналам транслировала "Марш славянки". От перегрузок хрипели динамики в голове Коли. Салют ослеплял. Разноцветные шары, фонтаны, струи трещали вокруг и даже где-то далеко внизу. Будто самим Колей выстрелили, и он летел в праздничных огнях над землей.

Дурачок подпрыгивал, коленями высоко подбивал полы шинели. Как у ржащей лошади трепетала его верхняя губа, оголяя молодые, розовые десны и здоровые зубы. Он бежал к любимому генералу-однополчанину и салютовал из своего пластмассового пистолета. Патронов не жалел.