Газета Завтра Газета - Газета Завтра 894 (1 2010)

• Название: Газета Завтра 894 (1 2010)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

В этом отношении призывы к "десталинизации" есть призывы к информационной войне власти против более чем половины населения страны. Хотя последние совсем на этой войне не настаивают.

Здесь есть два важных нюанса.

Во-первых, чем "сталинисты" отличаются от "антисталинистов"? Первые хотят иметь возможность спокойно поклоняться своему "божеству" — и не требуют распинать тех, кто думает иначе. Они достаточно инерционны и пассивны во всём, что не касается их "святынь", на деле они никому ничего не навязывают и хотят лишь, чтобы их не оскорбляли и оставили в покое.

Вторые — "антисталинисты" — всё время находятся в состоянии агрессии, им всё время нужно разоблачать, они не признают за первыми право иметь свою точку зрения.

В результате "антисталинисты" на фоне "сталинистов" выглядят скандалистами и хулиганами, постоянно провоцирующими и оскорбляющими последних.

Во-вторых, кроме "сталинистов" и "антисталинистов" в обществе существует достаточно большая группа "асталинистов". Эти последние не видят в Сталине ни бога, ни дьявола, они не хотят ни проклинать, ни обожествлять — они хотят разобраться и понять. Однако, если "сталинисты" воспринимают их довольно толерантно, будучи уверенными, что любой объективный подход подтвердит их точку зрения (то есть, что "Сталин — бог"), то "антисталинисты" воспринимают их еще даже более нервно и ожесточенно, чем самих "сталинистов". Они рассматривают их как нечто значительно более чудовищное, чем просто слепых поклонников — и нападают на них куда более яростно: прежде всего потому, что "асталинисты" ведут себя достаточно спокойно и взвешенно, но при этом — так уж получается — они признают положительные черты в деятельности Сталина.

Это пугает и злит "антисталинистов", прекрасно понимающих, что их аргументация в основном эмоциональна и уязвима. То есть создается впечатление, что их пугает больше всего даже не слепая вера в Вождя, а именно попытка разобраться на доказательном фактическом уровне. Как, собственно, любого истерика приводит в неистовство спокойный и аргументированный разговор.

И особо хотелось бы отметить, что если спор по этому поводу все еще продолжает раскалывать общество, то в немалой степени потому, что его постоянно навязывают "антсисталинисты", разжигающие в обществе ненависть и информационную гражданскую войну. Они хотят не только и не столько увековечивания символов своей веры, которых более чем достаточно — улица Солженицына, проспект Сахарова, камень на Лубянке, но еще и запрета инаковерующим иметь свою улицу Сталина, памятник Сталину и площадь Дзержинского.

То есть нападают "антисталинисты" на "сталинистов", а не наоборот. Поэтому простой нормальный человек сегодня невольно начинает сочувствовать "сталинистам" как жертвам информационной агрессии и постоянно продолжающейся провокации. И в результате ряды оппонирующих "антисталинистам" множатся, а сами они все больше негласно причисляются к "нерукопожатным".

Главная же беда и вина "антисталинистов" в том, что им не нужна историческая правда — им нужна истерика и травля несогласных.

Сталина можно любить или не любить. Но никуда нельзя деться от того факта, что массовое сознание и стихийная народная память тянутся к образу Сталина. Однако также очевидно и то, что известная часть общества относится к нему иначе. В общем политическом плане тут все более или менее ясно. Ясно, что определенные группы ненавидят Сталина в силу естественных идейно-политических разногласий с исповедовавшейся им идеологией и выражавшимися им экономическими интересами. Точно так же ясно, что есть основания не испытывать к нему любви у людей, чьи семьи пострадали от его действий (хотя здесь часто все бывает не столь однозначно). Однако кроме этих — по-своему понятных — мотивов следует отметить еще один, играющий подчас одну из ведущих ролей.

Дело в том, что Сталин и его политика — это некий концентрат мобилизационности, с одной стороны, и жесткой ответственности — с другой. Утверждавшийся им стиль руководства и политики — это требование работы и постоянного напряжения, соединенного с умением добиваться результата, часто находящегося почти за гранью возможного.

Как минимум двум социально-профессиональным группам этот стиль чужд и во многом ненавистен. Во-первых, бюрократии, рождавшейся в мобилизационной системе, но желавшей наслаждаться властью и полномочиями — только без отягощения их ответственностью и напряжением. Во-вторых, элитарному мещанству, обывательствующей части интеллигенции, желавшей барской расслабленности и комфорта. Первая группа была творцом и инициатором десталинизации времен XX съезда. Вторая взяла на вооружение этот лозунг уже в борьбе с первой группой как в 60-е годы, так и в перестройку.

Мобилизационный стиль требовал не только постоянного напряжения — он требовал постоянной готовности к подвигу, реальной готовности к героизму, то есть совершению поступков, за которые ты платишь самим собой, но которые служат чему-то большему, нежели просто твое биологическое существование. Иначе говоря, этот стиль требовал быть и постоянно оставаться человеком, отличие которого от животного в первую очередь в том, что человек имеет нечто, за что он готов умереть, а животное — не имеет. Этот стиль требовал все время подстегивать самого себя, все время не давать возобладать над собой биологическому началу, стремящемуся стать хозяином твоей социальной оболочки и подчинить себе твою интеллектуальную сущность.

Но именно это и было страшно и чуждо носителям иного темперамента — темперамента неги и лени, — постоянно открывающего двери сидящей в человеке обезьяне. Обезьяне, которая либо все время твердит тебе в духе античеловеческой философии Поппера: "Зачем стремиться к лучшему — и так сойдет. Ведь, восстав против того или иного несовершенства, ты с неизбежностью подчинишь себя вождю повстанцев". Либо, уступив сопротивлению того человеческого, что она не сможет в тебе подавить, ласково начнет убаюкивать: "Да, ты прав, ситуация плохая. Нельзя так жить дальше — нужно смело бросить вызов несовершенству, отсталости и дикости. Но не спеши — помни о цене. Не плати слишком много за движение вперед — не нужно напрягаться. Нужно придумать систему, при которой ты по-прежнему будешь нежиться в комфорте, но придумаешь такие саморегулирующиеся отношения, которые сами поставят все на свои места. Без напряжений, потрясений, мобилизации и особой ответственности все заработает само собой и само собой двинется к достижению совершенства".

Сталин — или нечто, что можно обозначить этим именем, — представлял стиль и Мир Фронтира. Мир движения вперед, мир умения перешагнуть через свои слабости. Мир, где человек с каждой новой победой над обстоятельствами восходит на новую степень своего родового существования. Общество, где познание важнее потребления.

К тому же, фундаментальная особенность сталинского Фронтира заключалась в том, что он осуществлялся одновременно по всем направлениям: не только горизонтально-географически (освоение Севера и Востока), не только вертикально-космически (развитие авиации и ракетной техники), но и путём коренного преобразования уже освоенных земель (строительство каналов, дорог, закладка лесополос), а также самого человека ("культурная революция" 30-х годов, пропаганда социального равенства, "пролетарского интернационализма", альтруизма и взаимопомощи)

Антисталинизм как некое социально-политическое, но в не меньшей степени социально-психологическое и темпераментное явление, напротив, представляет собой мир расслабленности. Общество "ням-ням", где развитие потребления занимает место развития человека. Где биологическое торжествует над социальным и интеллектуальным. Где перепроизводство комфорта рассматривается как практика, способная заместить дефицит творческого начала. Где съесть — важнее, чем узнать, а потребить — важнее, чем создать. В мире Фронтира человек изживает в себе обезьяну. В мире расслабленности обезьяна берет верх над человеком.

Между тем развитие человека и его восхождение от едока к исследователю, от потребителя к творцу, по сути, и есть то, что принято называть прогрессом. Последний, конечно, имеет много сторон — и научно-техническую, и технологически-производственную, и социально-экономическую. Но главная из них — та, где человек восходит от обезьяны к состоянию демиурга.

Однако мир устроен так, что за прогресс нужно платить. За восхождение вообще нужно платить. Волей, напряжением, нервами, материальными ресурсами. Прогресс так или иначе ломает сложившийся и устоявшийся порядок. А наличный порядок потому и требует изменения, что он несовершенен. Для некоторых групп, играющих при нем большую роль и пользующихся большими благами, он более выгоден. Для других — менее, а для многих — невыгоден вообще.