Андрей Шкуро - Гражданская война в России: Записки белого партизана

• Название: Гражданская война в России: Записки белого партизана
• Автор: Андрей Шкуро
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-025710-4

Мемуары генерала А. Г. Шкуро и воспоминания о нем, представленные в этой книге, в значительной степени могут способствовать восстановлению противоречивой картины Гражданской войны 1917–1920 гг. на юге России.

Текст снабжен предисловием, приложениями и комментариями. Книга будет интересна как специалистам, так и любителям военной истории.

---

— С чем же вы идете? — сказал он мне. — Ведь у вас нет оружия.

— Передайте комиссарам, что у большевиков есть достаточно оружия и мы его возьмем.

— Большевики уполномочили меня предложить вам сдаться при условии полной амнистии вам и всем восставшим. Ваша жена взята заложницей, и ее расстреляют, если вы не сдадитесь.

— Передайте комиссарам, что женщина ни при чем в этой войне. Если же большевики убьют мою жену, то клянусь, что вырежу, в свою очередь, все семьи комиссаров, которые мне попадутся в руки. Относительно же моей сдачи передайте им, что тысячи казаков доверили мне свои жизни и я не брошу их, и оружия не положу.

Этот мой ответ позднее был напечатан во всех большевистских газетах. Мы дружески распростились с Агоевым, и я сказал ему по секрету, что завтра иду на Кисловодск или Ессентуки. Проводив его, двинулся с отрядом в Бургустанскую. С песнями, сотня за сотней, вступали мы в эту станицу, восторженно приветствуемые ее населением. Никогда, ни раньше, ни потом, не видел я такого энтузиазма и готовности идти на все жертвы. На площади отслужили мы ночной молебен под слезы вдов и клятвы бургустанцев победить или умереть. Эта чудная станица, равно как и Бекешевская, жестоко поплатились впоследствии: они были уничтожены дотла большевиками.

Ночью я собрал военный совет, на который, кроме чинов штаба, своих старых офицеров и строевых начальников, пригласил бургустанскую станичную администрацию, а также делегатов станиц Ессентукской и Кисловодской. Выслушав мнения всех присутствующих, я объявил, что мы пойдем брать Пятигорск. Тотчас же после совета выслал сотню бургустанских казаков для производства демонстрации на Пятигорском направлении. Ввиду того что результат военного совета стал уже известным в Пятигорске, а также вследствие этой демонстрации, большевики стали спешно оттягивать войска в Пятигорск из других городов Группы: из Кисловодска также была отправлена часть гарнизона, в том числе и горная батарея, на которую я было имел виды.

В полночь на 13 июня я построил свой отряд, отобрав из него 4 конных и 2 пластунских сотни из лучших и храбрейших казаков, при двух пулеметах и, посадив пластунов на подводы, двинулся на Пятигорск. Остальную часть отряда поделил пополам, поручив ей защиту станиц Бекешевской и Бургустанской от возможных нападений большевистских войск. Присоединившись затем к моему отряду, двигавшемуся на Пятигорск, я, неожиданно для всех, приказал свернуть на Кисловодскую дорогу; не доходя несколько верст до Кисловодска, разделил отряд на три колонны; первая из них должна была атаковать здание Совдепа на Тополевой улице, вторая — вокзал и Курзал при нем, третья — парк. Каждой колонне были приданы проводники из казаков станицы Кисловодской.

Едва начало светать, как колонны, изрубив большевистские посты, ворвались в Кисловодск. Вокзал, Курзал и часть парка были захвачены сравнительно легко, но из Нарзанной галереи, где засели большевики с пулеметами, а также из здания Совдепа, где забаррикадировались комиссары, нас осыпали пулями. Казаки рассыпались в цепь и затеяли длительную перестрелку. Бой затягивался. Хотя железнодорожный мостик на дороге Кисловодск — Пятигорск был взорван и мы были гарантированы от нападений неприятельских поездов, но кавалерия, брошенная по тревоге, могла бы атаковать нас внезапно. Я рыскал по улицам со своим конвоем в поисках оружия. К счастью, казаки нашли его в какой-то школе. Там оказалось 1000 винтовок, 100 000 патронов и 18 бомбометов с несколькими тысячами снарядов к ним, много револьверов и 9 пулеметов. Я приказал тотчас же грузить винтовки на подводы и вывозить их. Из бомбометов же мы начали обстрел зданий Совдепа. Выпустили уже снарядов пятьдесят, как вдруг один из них попал в окно нижнего этажа и разорвался внутри. Стрельба оттуда мгновенно прекратилась; лишь из верхнего этажа дома нас продолжали осыпать пулями.

Ввиду того что у стен дома теперь образовалось необстреливаемое (мертвое) пространство, я решил взять его штурмом и вызвал для этого охотников. Вызвалось человек двадцать. Главная трудность состояла в том, чтобы перебежать поперек широкую улицу, сильно обстреливаемую фланговым огнем из Нарзанной галереи. Приказав усилить до предела возможного огонь по галерее, я ринулся с охотниками через улицу. Потеряв четырех казаков ранеными, мы достигли, однако, дома и, выломав двери ударами прикладов, ринулись вверх по лестнице во второй этаж. На меня бросился кто-то с револьвером в руках, но я успел положить его наповал пулей из нагана в лоб.

Мы ворвались в большой зал, наполненный пороховым дымом. С десяток большевиков, преимущественно комиссаров, увидя нас, бросились на колени среди трупов и умоляли, с поднятыми вверх дрожащими руками, не убивать их. Я переписал фамилии пленных и объявил, что дарую им жизнь, но под условием, чтобы никто из жителей Кисловодска и станицы не пострадал за мой набег.

— Я мог бы взять вас с собой в качестве заложников, но не делаю этого, полагаясь на ваше чувство чести, — сказал я им. Они благодарили меня униженно и со слезами.

На близлежащей горке засели красноармейцы, наносившие нам потери. Я бросился на эту горку с группой казаков, чтобы выбить оттуда засевших, но был встречен таким огнем почти в упор, что уцелевшие станичники разбежались. Я остался лишь с одним вестовым перед несколькими десятками бросившихся на меня в штыки красноармейцев.

— Держи! Держи! Сдавайся! — кричали они.

Выпустив в них все патроны своего нагана, я вынужден был спасаться бегством, но оказался перед крутым оврагом сажня четыре глубиной. В это время большевики дали залп и сбили с меня папаху. Выбора не было, и я прыгнул в овраг, а за мною и вестовой. До сих пор не понимаю, как я не поломал себе ног. Подбежавшие к оврагу красноармейцы открыли было сверху опять стрельбу по нас, но, встреченные, в свою очередь, огнем находившихся вдали казаков, поспешно ретировались. Я оказался на улице возле самого вокзала. Слащов со штабом находился в это время у въезда в станицу. Я послал ему приказание собирать войска на Пятницком базаре.

Тем временем ко мне явилась депутация от станицы Кисловодской, просившая, чтобы я объявил в ней мобилизацию и поднял станицу. Не имея в виду оставаться тут и не желая подводить кисловодчан под репрессии, я отказался категорически от этого предложения, разрешив, однако, желающим из них присоединиться к моему отряду. Сотни три конных казаков тут же присоединились к нам. Я хотел было еще взять Нарзанную галерею, чтобы овладеть находившимися там пулеметами, но высланная туда полусотня была встречена таким огнем, что пришлось отказаться от этой мысли. В это время я получил донесение, что значительный отряд красных, в составе примерно 2–3 тысяч пехоты и полка конницы, движется на Бекешевку со стороны Баталпашинской. Я решил двигаться немедленно кратчайшей дорогой на выручку Бекешевки через Кумско-Лоовский аул.

В шесть часов вечера, 13 июня, выступили мы из Кисловодска, везя с собой своих четырех убитых, 60–70 раненых и большой обоз с оружием и взятыми в Совдепе запасами чая, сахара и мануфактуры. Ночью мы отдохнули часа два в селении Михайловском. Там я получил новое донесение от оставленного мною начальника отряда, прикрывавшего Бекешевку, есаула Русанова. Он доносил, что большевики находятся уже в десяти верстах от Бекешевки, наступают густыми цепями и громят артиллерией, а плохо вооруженные казаки ополчения отходят к станице, причем между ними возникли слухи, будто бы я их бросил и больше не вернусь в Бекешевку. Я приказал прибывшему ко мне в отряд и назначенному мною начальником конницы полковнику Кубанского войска Удовенко[99] идти лесными дорогами, выйти севернее Бекешевки и атаковать во фланг и тыл наступающих на станицу большевиков. Всех пластунов на подводах двинул прямо на Бекешевку. В станицу Бургустанскую же послал приказание, чтобы ее ополчение продолжало бдительную охрану в три направления — на Ессентуки, на Кисловодск и на Суворовскую, — выделило в то же время все наличные резервы и выслало их в помощь бекешевцам. Доблестные бургустанцы выслали 400 казаков и коней. Сам же я с сотней своего конвоя помчался, обгоняя своих пластунов, к Бекешевке.

15 июня утром я подъезжал к этой станице. Русанов с ополчением уже отошел от нее, занятой на его плечах красными, и вел бой на южной ее окраине. Навстречу мне попадались повозки, груженные казачьим имуществом, и толпы беженцев, преимущественно женщин, заливавшихся слезами, детей и сумрачных старцев, медленно двигавшихся, опираясь на посохи. Вот вдали показались станица и казачьи цепи, быстро отходившие от нее. Шрапнель противника метко рвалась над ними. Гора Бекет, высившаяся верстах в шести южнее станицы и ставшая командной высотой над всем полем сражения, была уже занята большевиками, фланкировавшими с нее казачьи цепи. Судя по меткости артиллерийского огня, неприятельские наблюдатели, видимо, уже также установили на ней свои посты. Я поскакал по казачьим цепям, ободряя их и обещая скорое прибытие помощи. Увидев, что я их не бросил и что к нам идет подкрепление, казаки подбодрились, по моему приказанию перешли в контратаку и остановили неприятельские цепи, которые залегли и затеяли длительную перестрелку.