Глеб Успенский - Очерки и рассказы (1866-1880 гг.)

• Название: Очерки и рассказы (1866-1880 гг.)
• Автор: Глеб Успенский
• Жанр: Русская классическая проза

В настоящее издание включены все основные художественные и публицистические циклы произведений Г. И. Успенского, а также большинство отдельных очерков и рассказов писателя.

---

— Это, видно, брат, не по-нашему! — твердила полоненная челядь, запыхавшись в хлопотах.

— По-благородному!.. Они вон как: "ангел, говорит, плачет!" Дураки мы!

— Именно так… Пойдем по миру!..

— Верно, брат, простой человек немного ухватит; хошь, может, он и поумней барина.

Эту последнюю фразу говорил Антон Иванов, который тоже не мог уйти отсюда и занимал скромную должность кучера, собиравшего партнеров для нового барина. Он не мог забыть блистательного изобретения мухи и тосковал о себе теперь не в смысле погибающей души, а в смысле необыкновенного ума, погибающего напрасно, которому не дают ходу.

"Придет мое время!" — думал он, лежа в кухне на печи и выжидая этого времени.

Этого времени все дожидались с нетерпением.

Но не пришло это время, простому человеку не пришлось разжиться здесь…

Незваный гость пировал месяца три и затем внезапно исчез со всей компанией, оставив после себя такое опустошение, какое не могли произвести простонародные обиратели в год и в два. Вслед за ним разбежались и простонародные опустошители, захватив что пришлось; усадьба опустела — и пустота эта стала страшней прежнего во сто раз. Тоска Павла Степаныча достигла высшей степени, и у Антона Иванова, который еще надеялся, мелькнула мысль возобновить выдумки; но каждая минута доказывала ему, что не он один охотник до теплых мест, что время приготовило целые массы народа, шатающегося без дела и привыкшего даром есть хлеб. Вместо крупного опустошителя, пронесшегося над Васильковым ураганом, стали прибывать опустошители второго сорта, что-то отставное, прожженное и нецеремонное. Все это шло на поживу и живилось. Уходили одни, приходили другие…

— Нет, — сказал себе Антон Иванов, — надо искать другого места, бог с ними!

Он распростился с усадьбой и ушел искать счастья в другое место.

Павел Степаныч еще жил некоторое время, оберегаемый старушкой, добравшейся если не к царю, то к уездному исправнику. Начальство обратило внимание на расхищенную усадьбу старика, наняло караульщиков, и Павел Степаныч был лишен всякого общества. Изредка только украдкою пробирался к нему в покой какой-нибудь человек неизвестного звания, с гитарой в руке; садился на стул и, наигрывая кое-что, несказанно радовал этим старика.

— Пожалуйста! пожалуйста! — стонал он.

— Из "Троватора"-с, Павел Степаныч… "Трубадура"-с…

— Да, да…

— Итальянская более пьеса… — наигрывая, объяснял неизвестный человек и прибавлял: — жениться собираюсь, Павел Степаныч… Спешить надо к невесте… Не будет ли вашей милости…

Срывания даяний были гораздо меньше, да благодаря надзору и посетители стали редки. Зимние вьюги, долгие зимние ночи Павел Степаныч переживал один. Старушка рассказывала ему сказочки и по временам плакала… И никто кроме ее не помянул Павла Степаныча добром или худом, когда он незаметно умер в одну темную зимнюю ночь.

ПРОГУЛКА

I

"…До сведения моего дошло, что в подгороднем селении Емельянове, на постоялом дворе, арендуемом — ским мещанином Гаврилою Кашиным, производится незаконная продажа питей… почему, почтительнейше уведомляя ваше высокоблагородие, поручаю вам произвести дознание…"

— Что это? Опять в деревню? — проговорила весьма изящная молодая дама, заглядывая через плечо тоже весьма молодого мужа, читавшего только что присланную со сторожем бумагу.

— Да!..

— Вот тебе вместо прогулки! Погода прекрасная… далеко это?

— Версты две-три.

— Тебе надо пройтись… Ты засиделся… Что это ты читал?

— Последнюю книжку журнала. Попалась преинтересная статья, не мог оторваться.

— Ты пройдись, прогуляйся, — перебирая страницы журнала, говорила молодая супруга. — Ах, Тургенев! Что тут его?.. Как мило… непременно прочту!.. Из народного быта?.. Прелесть…

— Десятский дома? — перебил молодой супруг, отдыхая после интересной статьи на кушетке. — Надо расспросить, кто такой этот Гаврило Кашин…

— Он там в кухне! "Из Гейне"… Это что? — продолжала рыться в книге супруга: — "Песня о рубашке".

Она вздохнула и произнесла как бы в раздумье:

— Тебе нужно оштрафовать его?

— Кого? — с некоторым нетерпением произнес муж, не видя в мыслях супруги достаточной последовательности… — Кого его?

— Мужика…

— Разумеется, оштрафовать!

Чтобы не раздражать супруга, молодая дама прибавила:

— По крайней мере отдохнешь!

II

На следующий день муж собрался на прогулку, которую предположено было совершить пешком. Часов в двенадцать дня он стоял среди двора с сумкой через плечо и шарил по карманам — все ли захватил.

— Да! — сказал он, обратившись к жене, стоявшей на крыльце, — пожалуйста, не отдавай Иванову газет. Непременно затащат!.. Судебные уставы положили?

— Я положила в портфель…. Это с золотым обрезом?

— Да… где они?.. Положила ли?..

— Посмотри в портфель, — кажется, положила!

— То-то, кажется!.. как это ты…

Десятский, сопутствовавший в прогулке, держал портфель подмышкой. Посмотрели — нашли.

— Здесь! — успокоившись, произнес супруг. — Ну, все, кажется. Папиросы?

— Тут, — оказал десятский,

— Ну, все… Прощай! Не скучай… там у меня есть "Один в поле — не воин" — превосходная штука: читай… Шпильгагена. Палку надо взять — тут воров много…

— Тут воров страсть! — сказал десятский.

Пока ходили за палкой, к путешественникам подошел молодой человек, исключенный из семинарии ритор, проживавший на том же дворе в нищете и в постоянном поругании со стороны родственников.

— Иван Петрович, — сказал он, — позвольте мне с вами пройтись?

— Сделайте одолжение!

Ритор поблагодарил, сняв картуз. Скоро была принесена палка, и через полчаса общество все было в поле. Был жаркий летний день. В поле тишина. Ритор шел с десятским, который рассказывал ему про воров.

— Отчего это? — спрашивал ритор.

— Бедность, что будешь делать… Баб с молоком — и то останавливают.

Ритор задумался. Прогуливающийся чиновник наслаждался природой и соображал план — как накрыть Гаврилу Кашина на месте, в самый момент незаконной продажи.

— Иван Петрович, — проговорил ритор: — я с вами хотел потолковать об одном деле.

— Что прикажете?

— Да что — смерть моя… Я просто умираю с тоски, да и есть нечего… Не можете ли вы мне похлопотать через знакомых местечка?

— Какого же местечка?

— Я бы желал учительского… Это мне более по душе. Я знаю, что не даром возьму деньги: я люблю это дело…

— Я готов.

— Посмотрите — какое невежество, какая тьма кромешная! Неужели уж я тут хоть столько не сделаю, хоть на волос? Надо же когда-нибудь серьезно отнестись…

— Разумеется! — проговорил с одушевлением чиновник.

— Ведь сердце разрывается. Я знаю народ, я готов работать без жалованья, лишь бы не умереть с голода, — нужно пробуждать в народе хорошие качества… Они есть…

Ритор воодушевился и на все излияния своей души получал со стороны прогуливающегося чиновника самые сочувственные слова.

"Что за человек! — думал ритор. — Есть люди! Есть!.." Во время этого благороднейшего разговора они подошли к кабаку, стоявшему на полдороге им.

— Здесь надо расспросить, — проговорил чиновник, окончив какую-то благороднейшую фразу: — они ведь прячутся, канальи… Ты, — прибавил он, обратившись к десятскому, — не входи с портфелем-то!.. останься тут!

Ритор несколько изумился, но, сообразив, что пред ним благороднейший человек, тотчас же и успокоился. В кабаке за стойкой сидела молодая женщина и дремала. Маленькая каморка была оклеена разношерстными лоскутками обоев, между стойкой и стеной стояли бочки вина; в воздухе пахло водкой и носились мухи.

— Здравствуйте! — ласково оказал чиновник.

Хозяйка тоже ответила ласково.

— Пиво есть у вас?

— Есть, да нехорошо.

— По крайней мере холодное ли?

— Холодное-то холодное… да вы отведайте.

— Пожалуйста.

Хозяйка ушла. Чиновник оглядел стены — патент был.

— Тут есть патент, — сказал он ритору топотом.

Тот смотрел на чиновника с любопытством.

Скоро в комнату вошла старуха, оказавшаяся матерью хозяйки, и, низко наклонив голову в знак поклона, стала у двери молча. Повидимому, она тотчас хотела уйти, однако не ушла и поминутно переводила глаза с одного гостя на другого, с большим искусством скрывая перед ними свою внимательность к поступкам и словам господ.

— Далеко ли тут до Емельянова?

— До Емельянова тут недалеча. Близехонько, батюшко… да вам на что же, батюшко?

— Так… Просто пройтись.

Старуха степенно наклонила голову в знак согласия. Принесли пиво.

— Пиво ничего, — сказал чиновник. — А где у вас тут еще пиво есть?