Мишель Фейбер - Дождь прольется вдруг и другие рассказы

• Название: Дождь прольется вдруг и другие рассказы
• Автор: Мишель Фейбер
• Издательство: Машины творения
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-902918-08-1

Зазывала в порно-заведении, привидение в первые минуты своей жизни, монашка, дежурящая на «скале самоубийц», маленький бог, отыскавший на помойке Землю, молодая женщина и ее рука в последний проведенный ими вместе день, ученый, который учится вызывать дождь в африканской пустыне, группа художников, которых выманили из родного Нью-Йорка и остроумно разыграли в шотландской глуши, и другие — герои сборника, в который вошли пятнадцать рассказов яркого английского писателя Мишеля Фейбера.

Фейбер наделен живой, прихотливой и отчасти зловещей фантазией, его произведения отличает натурализм, психологическая достоверность даже в самых экзотических ситуациях. Он мастер сюжета и сильных, эффектных концовок. М. Фейбер также автор романов «Побудь в моей шкуре» и «Багровый лепесток и белый». «Дождь прольется вдруг» (1998) — дебютный сборник писателя, на русском языке выходит впервые.

---

Они миновали заправку, Франсис ничего не сказала. Было ясно, что она переходит Рубикон доверия и вскоре увидит дальний берег земли фургонов.

— Мы живем вон там, — сказала Харриет.

Дождь, несколько утихнув, мерцал, как телевизионные помехи, орошая унылый, грязный пустырь, где на вечном приколе стояли передвижные дома. Франсис понимала, что провожать детей дальше значило бы злоупотреблять их доверием.

Однако когда дети выбрались из-под спасительного зонтика, Харриет затараторила, комкая слова, словно спасаясь от давящей на нее тяжести: «Сюда приходила миссис Макшейн. К мужчине. Он теперь здесь не живет. Они запирались в его домике и жутко шумели, а потом она шла домой в деревню. Это они сексом занимались — все знают. Вот мистер Макшейн и разозлился. Наверное, тоже узнал».

Раскрыв, наконец, секрет, Харриет схватила брата за руку и дети, перескакивая с кочки на кочку, стали пробираться по родной территории, под ногами у них чавкала грязь.

Дома у Франсис — точнее, в доме, который ей выделили под жилье на время работы в школе, — творилось бог знает что.

Жуткий ливень (самое большое количество осадков с 1937 года, как сообщило бы ей местное радио, если бы она знала, на какой волне его слушать) пробился сквозь толщу крыши и залил все комнаты.

Франсис прошла по второму этажу, оглядывая влажные потолки. Казалось, они взмокли от ужаса или от напряжения. Хуже всего дела обстояли в спальне: ковер хлюпал у нее под ногами, а кровать промокла насквозь. Ник принес ведра слишком поздно. Спускаясь по лестнице, Франсис чуть не свернула себе шею, поскользнувшись на ступеньках, покрытых пушистым ковром. Странно, но это происшествие несколько смягчило ее нелюбовь к дому и одновременно как следует встряхнуло.

— Я проверил, что все окна закрыты, — сказал ей Ник, словно оправдываясь. — Кто же знал, что крыша потечет.

Они вместе взглянули на подмокшие провода. Электричество может закоротить в любую минуту.

— Я хочу от тебя ребенка, Ник, — сказала Франсис. Ей казалось, что она говорит сквозь шум грозы, хотя основной ливень закончился и ощущались лишь его разрушительные последствия.

Ник посмотрел на нее непонимающим взглядом, словно пытался связать ее слова с ведрами или китайской прачечной.

— Мы уже об этом говорили, — произнес он.

— Я хочу.

Она хотела, чтобы он пошел с ней наверх, бросил на влажную постель и дал жизнь новому созданию, которое подрастет и пойдет с ней под одним зонтиком.

— Я уже говорил тебе, — напомнил он. — Можешь взять приемного ребенка, оформишь его на себя, а я погляжу, что из этого получится. Но никаких гарантий.

— Ах ты, мерзавец! Дело ведь не в ответственности, которую ты боишься нести. Я хочу, чтобы ребенок был твой и мой. Чтобы в нем были наши гены. Без примесей. Приемные дети несут в себе ущербность, они ущербны с момента своего появления из материнской утробы. Уже в колыбели они впитывают гадости своих родителей.

— Конечно! — воскликнул он, рубанув ладонью воздух. — Какая жалость, что гадкое человечество рожает детей, не посоветовавшись с тобой!

Загипнотизированная этой вспышкой ярости, она следила за его большими руками. Неужели он ударит ее, повалит на пол. Но даже в гневе он был удручающе безопасен.

— Вот именно! — взвизгнула она, задохнувшись от правоты.

— Знаешь, кто ты? — Он подошел к ней вплотную и процедил, тщательно выговаривая каждый слог. — У-зур-па-тор-ша!

Устав ссориться, они сняли постельное белье, включили отопление и пошли в единственный в Ротери ресторан, с гостиницей и бильярдным залом, где, кроме всего прочего, подавали блюда индийской кухни.

Как и следовало ожидать, там им встретилась мама одного из учеников Дженни Макшейн — она покупала еду на вынос. Родительница подковыляла прямо к столику, где сидели Франсис и Ник.

— Я хочу поблагодарить вас, — сказала она, краснея. — Прошлой ночью, первый раз после… ну, знаете… этой ужасной истории с Макшейн… наш Томми спал беспробудно, без всяких кошмаров, и постель не описал.

— Очень приятно слышать.

— Я хочу сказать, что меня не волнует, сколько вам платят. Вы этого стоите.

— Спасибо, — улыбнулась Франсис. Теплые чувства давались ей хуже, когда она имела дело с родителями или учителями.

— Я только хотела спросить… Может, вы останетесь? Будете постоянной учительницей Томми?

— Боюсь, что нет. — Индийское блюдо из барашка, и без того не слишком горячее, совсем остыло. Она не сомневалась, что эта женщина наябедничает другим мамашам, что Франсис Стретерн не желает опускаться до зарплаты простого учителя.

— Я бы с удовольствием, но боюсь, начальство не разрешит, — притворно вздохнула она.

Родительница, шаркая, удалилась, весь ее вид говорил о том, что она явно относит себя к людям второго сорта. Франсис, не отрываясь, смотрела на дверь и раздраженно ковыряла барашка. Господи, как противно изображать существо подневольное, ведь на самом деле ее отъезд имеет совсем другие причины! Притворяться послушной рабой высших инстанций значило принижать собственное достоинство, заниматься проституцией.

И к тому же придется порвать с любовником.

— Я тебя уже такой видел, — тихо заметил Ник, глядя на нее сквозь пламя свечей. — Ты всегда такая, когда работа подходит к концу. Помнишь детей из Экстера, попавших в автобусную аварию? За несколько дней до конца работы мы почти так же ссорились, — он невесело усмехнулся, — пошли почти в такой же ресторан. А потом в Белфасте…

— Избавь меня от подробностей, — простонала она, втыкая вилку в кучку риса и отхлебывая большой глоток вина. — Спроси хозяина, как у него со свободными номерами. Если есть, закажи.

Встав, он немного помедлил.

— На сколько человек?

— На двоих, — буркнула она. — Мерзавец.

На следующий день почти у всех детей произошел срыв. В общем, так Франсис и предполагала. Томми Манро, кажется, не затронул общий процесс. Он вел себя спокойно, как взрослый, что было удивительно для умственно отсталого ребенка. Может быть, из-за бесконечной мешанины в голове он решил, что несчастье с его прежней учительницей — не более чем ночной кошмар.

А вот стриженный «ежиком» Грег Бэрр взорвался сразу после полдника. Началось с того, что он упорно не желал понимать, какую часть таблицы умножения ему задали выучить, и закончилось истерикой. Имя миссис Макшейн всплыло среди криков и воплей, и несколько детей заплакали, обвиняя друг друга в том, что случилось, а может, в том, что они ничего не сделали. Мартин Даффи, рыдая, кричал, что не виноват, сжав кулаки в карманах ярких спортивных шортов, Джеки Кокс выла, крепко обхватив голову руками. К двери, трясясь от страха, подбежала учительница соседнего класса. Лицо ее искажала нервная ухмылка, какая бывает у людей, идущих на казнь.

Франсис жестом показала: «Я справлюсь» и кивнула, прося закрыть дверь.

А потом все взяла в свои руки.

К концу дня она успокоила их, заворожила убаюкивающим шепотком, который мешался с легким стуком бьющего в окна дождя. Она сидела на высоком табурете, и рассказы ее лились рекой, атмосферные волны гудели, Франсис старалась не замечать, что нижняя часть туловища онемела под тяжестью Джеки, пристроившейся у нее на коленях. Джеки будет развитой девушкой, по крайней мере, физически. Эмоционально она была еще слишком мала, чтобы жить своей жизнью вне материнской утробы. Девочка обнимала учительницу за талию с цепкостью сумчатого зверька, нос утыкался Франсис в грудь. Джеки плакала часами — бесконечно хныкала, — и помочь этому могли только долгие-долгие уговоры.

Грег Бэрр играл в кольца с Харриет Фишлок и Кейти Расек, довольный, как медный грош, в тех самых пастушьих штанах из мешковины, которые были на нем во время рождественского спектакля. Его собственные брюки сохли на батарее. Грег их испачкал, когда с ним случилась истерика. Франсис понимала, что не может оставить класс и заниматься только Грегом, и поручила Кейти отвести мальчика в туалет и помочь переодеться. Рискованный выбор, если учесть строгое разделение детей по половому признаку в маленьком ротерском мирке, но Франсис рассудила, что так будет правильнее: Кейти была уже вполне взрослая и самостоятельная, Грег ее побаивался и тайно обожал. Но что еще важнее, умненькая Кейти догадалась, что ситуацию — полкласса рыдает и бьется в истерике, да еще мальчик, который наделал в штаны, — не может контролировать один взрослый, и она приняла задание, как баскетбольный мяч. В своем сочинении Кейти писала:

«Меня зовут Кейти Расек и я учусь в ротерской деревенской школе. На прошлой неделе здесь случилось ужасное. Наша учительница миссис Макшейн вела урок математики, и вдруг в класс ворвался ее муж с дробовиком. Он ругал миссис Макшейн и бил, пока она не упала на пол. Она все время повторяла: „Пожалуйста, не при детях“, но ему было все равно. Потом ее муж велел ей взять в рот ружье и сосать ствол. Некоторое время она так и делала, а потом он разнес ей голову. Мы все очень, очень перепугались, а он сбежал, и теперь его ищет полиция. Всякий раз, как я вспоминаю тот день, меня тошнит. Смогу ли я когда-нибудь это забыть?»