Журнал «Если» - «Если», 2001 № 12

• Название: «Если», 2001 № 12
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: "ЛК пресс", "Асмэръ"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001

Нэнси КРЕСС. КОМПЬЮТЕРНЫЙ ВИРУС

Традиционный поединок: человек — ИИ. И его нетрадиционное решение.

Кир БУЛЫЧЕВ. ВАНЯ+ДАША=ЛЮБОВЬ

По ком звонит колокольчик овечки Долли?

Роберт ШЕКЛИ. ЭРИКС

Жадность сгубила не одно поколение космических авантюристов. Но их опыт не пошел впрок.

Роберт ШЕРРЕР. ДЕНЬ СМЕРТИ

Знать день своей смерти — что может быть страшнее? При этом не знать ее года!

Майкл БИШОП. ВЕРШИНА ЦИВИЛИЗАЦИИ

Вы никогда не задумывались, что ваш автомобиль разумен?

Роджер ЖЕЛЯЗИЫ. ПОРОГ ПРОРОКА

Великий мечтатель уж ничего более не ждет от грядущих поколений.

Джек УИЛЬЯМСОН. О ЧЕМ МОЛЧАЛ РОДЖЕР

Оказывается, Желязны стал фантастом по чистому недоразумению.

Игорь ФЕДОРОВ. МЕСТЬ

Трудно быть богом?

Роберт РИД. ГЕРОЙ

Чудовища больше не охотятся на людей. Они прячутся от наглых папарацци.

Кейдж БЕЙКЕР. СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА!

Если окружающие не замечают вашего присутствия, это еще не значит, что они плохо воспитаны.

ВИДЕОДРОМ

Сигурни Уивер: леди или супервумен?.. Стэнли Кубрик: провидец или просто гениальный режиссер?.. «Энтерпрайз»: первый полет или продолжение Пути?

Роберт СИЛВЕРБЕРГ. БУНТАРИ

И один из них — автор статьи.

Вл. ГАКОВ. КУДА КЛОНЯТ ФАНТАСТЫ?

Оказывается, писатели еще не перешли на массовое производство клонов.

Евгений ХАРИТОНОВ. ВЕК НЕРОЖДЕННЫХ

Но попыток было немало…

РЕЦЕНЗИИ

Классики и современники.

КУРСОР

Холода — не помеха фантастической жизни.

Андрей СИНИЦЫН. НУ А ТЕПЕРЬ — О ЛЮБВИ

Критик увлечен писательницей, а редакция срывает покровы тайн с авторов нового издательства!

Олег ДОБРОВ. ПРЕОДОЛЕНИЕ АДА

Вы знаете Кэмпбелла-редактора. А теперь познакомьтесь с писателем.

ФАНТАРИУМ

«Будучи не умея читать, я часто заглядывал в книгу…» Ну а вы загляните в нашу рубрику.

ПЕРСОНАЛИИ

Все о фантастах — от патриарха Уильямсона до дебютанта Шеррера.

---

Я люблю старинные восточноевропейские кварталы Чикаго. Летняя жара слегка спала, и я решил поставить машину и немного прогуляться пешком. Передо мной тянулись два ряда совершенно одинаковых домов из кирпича, перед каждым — неширокий аккуратно подстриженный газон. Профильтрованный древесной листвой солнечный свет рисовал узоры пятен на тротуаре. На крыльцах там и сям сидели старички и старушки, глядя на движущийся мимо мир. Я читал фамилии на ящиках для писем: Велиус, Гимбутус, Даукантас. Скорее всего, литовский квартал. Штаб-квартира фейнменистов отличалась от других домов только неброской фигурой Фейнмена, выгравированной на двери.

Дверь отворилась, открыв моему взору Джорджа Лейбокаса, пожилого типа в белой рубашке и темных брюках, с плешью на макушке и с заметным животиком. Глава культа мне рисовался несколько иным. Лейбокас проводил меня в кабинет в глубине дома.

— Могу ли я предложить вам чего-нибудь выпить? — спросил он.

— Нет, благодарю, — ответил я. — В моем распоряжении мало времени.

Лейбокас уселся в бордовое кресло и указал мне на точно такое же. Я оглядел кабинет. Если не считать нескольких стилизованных изображений Фейнмена на обшитых панелями стенах, ничто не напоминало святилище.

— Так чем могу быть полезен? — спросил Лейбокас. — Из нашего телефонного разговора я не совсем понял…

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов об одном из членов вашей Церкви, мистере Леонарде Коснике.

— Боюсь, Лен стал апостатом.

— Чем-чем?

— Апостатом. Он покинул нашу Церковь около года назад.

— Лен Косник умер. И оставил записку: «Я есмь вы».

Лейбокас улыбнулся.

— Несомненно, он хотел вновь подтвердить свою приверженность нашей философии. Как жаль, что он скончался прежде, чем мне представилась возможность с ним поговорить. Но как это произошло?

— Автомобильная катастрофа. Он поехал на работу в день своей смерти, столкнулся с другой машиной и погиб. Мы взвешиваем возможность самоубийства.

— Абсурд! Он спрыгнул с моста? Выстрелил себе в лоб? Нет, он просто ехал в машине…

— …в день своей смерти.

— Совершенно очевидно, что Косник решил вернуться в лоно нашей Церкви. А фейнменисты на себя руки не накладывают.

— Но вы же верите в реинкарнацию? Так что самоубийство не столь уж большой грех.

— Мы верим в трансвременную миграцию души, а это весьма специфичный случай реинкарнации. — Лейбокас наклонился вперед и сложил кончики пальцев. — Вы знаете, почему все электроны во Вселенной имеют одинаковую массу?

— Нет. Я не физик.

— Ричард Фейнмен доказал, что существует всего один электрон. Он движется взад-вперед во времени, проявляя себя как электрон или антиэлектрон, и в конце концов занимает место всех электронов во Вселенной. И точно так же существует лишь одна человеческая душа, которая движется взад и вперед во времени, становясь в конце концов душой всех людей. Совсем как электрон в схеме Фейнмена. Мы все — один и тот же человек. В конечном счете, вы проживаете каждую человеческую жизнь, которая когда-либо существовала или будет существовать.

— Так почему, если это ваше существование тяжко, не покончить с ним и не начать сначала?

Лейбокас сжал губы и ответил отрывисто.

— Есть только она человеческая жизнь, и мы ее блюстители. Никто не смеет брать на себя право обрывать ее. Не вижу, как это можно растолковать яснее.

Я решил сменить тему.

— Дата двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года что-нибудь для вас означает?

Лейбокас откинулся на спинку кресла.

— Двенадцатое ноября? Это же День Ветеранов… Нет, погодите, День Ветеранов — одиннадцатое ноября. А двенадцатое для меня ни с чем не связано. И, безусловно, для нашей Церкви эта дата ничего не означает.

— Что же, благодарю вас. А теперь мне пора. — Я встал и попытался протиснуться мимо Лейбокаса.

— Не хотите ли узнать еще что-нибудь о Церкви Фейнмена? — Лейбокас встал между мной и дверью. Я неохотно взял несколько брошюр. Уплатив «гонорар» за этот визит, я повернулся, чтобы уйти. Лейбокас вытянул руку ладонью вперед.

— Я есмь вы.

— Очень сомневаюсь.

* * *

Боб дал мне разрешение просмотреть рабочие файлы Лена Косника. Я набрал его ежедневник, поместив день накануне его смерти. Экран заполнили бессмысленные фразы: «Я есмь вы». «Мы есьми вы». «Они суть мы». Видимо, Косник был сильно не в себе. Я включил аудиофайл, и тот начал выплевывать: «Чтар ри чол фанг пьон…» В компьютере Косника имелась полная тринадцатичасовая запись трансляции, и, видимо, он пытался ее кодировать. Что никак не входило в его служебные обязанности.

Я отправил Бобу отчет о проделанной работе и за следующие две недели набрался множества самых разнообразных исторических сведений, связанных с 12-м ноября, без которых вполне мог бы обойтись. «Запущен зонд «Венера-2», «Юрий Андропов сменил Леонида Брежнева», «Образование Балтийского союза». Я топтался на месте, а мне хотелось завершить все к концу августа. Приближалась середина сентября, а с ней — день смерти моей жены, и я всегда старался освободить неделю перед ним, чтобы мы могли провести ее вместе. На всякий случай.

Наконец, 10-го августа дело сдвинулось с мертвой точки. Как обычно, утром я зашел в «грот» около моего дома проверить, насколько пауки продвинулись с моим календарем. Еще больше бесполезных зеленых нитей, соединенных с десятками и десятками исторических мелочей. Однако я различил единственную красную нить, уходившую за пределы видимости, и проследил ее к личному узлу, белому ящичку без отличительных признаков. Он был накрепко закрыт. Я его вскрыл, и несколько секунд спустя последовал краткий ответ: «Встретимся завтра в 9 утра, 63-я, Грув-Коттедж, зеленое платье».

* * *

У меня над головой громыхала надземка. Я медленно ехал по 63-й улице. Южная Сторона наводила страх даже в солнечное утро. Я знал, что не умру в этот день, но меня вполне могли ограбить, избить, ранить. Я заметил тоненькую женщину в зеленом платье, крепко державшую небольшой кейс. Она пугливо озиралась. Я затормозил рядом с ней и открыл дверцу.

— Залезайте быстрей! — скомандовал я. — И вы вот так прогуливались здесь? Или вы не знаете, как опасен этот район?

Она скользнула на переднее сиденье, откинула назад черные волосы и сердито на меня посмотрела.

— Конечно, знаю! Я только что сошла с надземки. Вы опоздали на пять минут. — Она обернулась и поглядела в заднее стекло. — Я не хочу, чтобы нас увидели вместе. Поезжайте куда-нибудь, где мы сможем спокойно поговорить с глазу на глаз.

Я свернул на Лонг-Шор-Драйв и поехал на север.

— Кто вы? — спросил я.

— Своего имени я вам не назову. Если кто-нибудь узнает, я потеряю место.

— Не беспокойтесь. Я не обязан раскрывать свои источники. Это в мой контракт не входит.

— Я работала с Джейсоном Крауссом. Он был моим другом. — Она смахнула набежавшую слезу. — Мы были счастливы. И я знаю: он не стал бы себя убивать.

Я въехал на крытую стоянку Музея науки и техники.

— Тут нас никто не увидит. Что вы хотите мне рассказать?

— Это вина Косника. Он убедил Джейсона и этого, другого…

— Чуаня?

— Ну да, Чуаня. Косник уговорил их принять участие в каком-то дурацком эксперименте, и в результате Джейсон умер. — Она заплакала. — Косник был психом. Он как-то раз сказал мне, что раскодировал сообщения чтарри.

— И Краусс ему поверил?

— Не знаю. — Она вытащила из кейса пачку листков и разложила их веером на приборной доске. — Косник и Джейсон, они оба на этом помешались, но так и не объяснили мне, почему. Это графики всех дней смерти для каждого, кто родился в последние восемь лет. Вот первый — для детей, рожденных в две тысячи тринадцатом. Им теперь всем по восемь лет. Первая точка — число детей, которые умрут первого января, вторая показывает число детей, которые умрут второго января, и так до тридцать первого декабря.

Простая прямая линия с маленькими всхолмлениями. Белый шум. Женщина взяла второй листок.

— Теперь поглядите на этот. Дети, рожденные год спустя — в две тысячи четырнадцатом. Замечаете что-нибудь странное?

На втором листе над прямой линией возвышался заметный бугорок.

— Похоже на увеличение количества смертей, приходящихся на какой-то один день.

— А день этот — двенадцатое ноября, которым вы интересуетесь. Теперь поглядите на третий.

Она показала мне остальные шесть листков. На каждом этот бугорок поднимался все выше, а на последнем превратился в пик, возвышающийся над всеми остальными датами.

— Поглядите сюда, — сказала она. — Почти пятидесятая часть детей, родившихся в прошлом году, должна умереть двенадцатого ноября. А не одна триста пятидесятая, как следовало бы.