В Миндлин - Последний бой - он трудный самый

• Название: Последний бой - он трудный самый
• Автор: В Миндлин
• Жанр: Военное
• Год: 1985

"Вот стоит машина с наглухо задраенными люками, из нее сквозь броню слышен визг вращающегося умформера радиостанции. Но экипаж молчит... Не отзывается ни на стук, ни по радио. В башне — маленькая, диаметром с копейку, оплавленная дырочка, мизинец не пройдет. А это — «фауст», его работа! Экран в этом месте сорван, концентрированный взрыв ударил по броне..."

С сайта http://ta-1g.narod.ru/mem.html

---

Мы со Степиным легли на край крыши. Командовал спуском Степин. Людей внизу почти не было: едва показывался кто-либо, под нами немелленно оживала пулеметная точка.

— Осторожно, товарищ гвардии подполковник. — Розенблюм поднял лицо, я увидал его озорные глаза. — Будем кидать гранаты, как бы взрывом не задело!

— Ты на амбразуру смотри, а не на меня.

— Яволь!

Из Тиргартен-парка вдруг засвистели мины: наблюдатели противника засекли-таки наши действия, холеры! Минометы находились в створе с нами, вспышки их выстрелов заметны при дневном свете; на фоне серого неба мы видели черные, быстро приближавшиеся тушки мин. В полете они слегка виляли. Когда траектория шла на понижение, их уже не было видно, а только взрывы рвались вблизи бункера, подымая султаны красного пламени и черного дыма. Трепаные хлопья дыма оседали в кронах деревьев. Осколки шлепали в стену бункера, к счастью, значительно ниже, чем висели наши автоматчики.

— Может, поднять вас? — крикнул Степин.

— Нет, тут не страшно. Вот если по крыше саданет!

Амбразура была совсем рядом — рукой подать. И жила. Ее пулеметы, простреливая пересекающиеся улицы, открывали огонь по любому челочку. Если человек падал и оставался недвижим, фашистские пулеметчики переносили огонь. Если же был еще жив, пулемет не останавливался, пока павший шевелится. Били наверняка, позиция для стрельбы отличная, и уже несколько наших пехотинцев, пытавшихся продвинуться вдоль улицы вперед, распластались на мостовой, настигнутые смертью.

Пайзанский и Блюм висели уже на уровне амбразур и приготовились бросать в них дымовые шашки и гранаты. Это поняли находящиеся в отсеке немцы: из раструбов амбразур выкатились две ручные гранаты. Громко щелкнув взрывателями, они полетели вниз и разорвались уже на земле.

—. Быстрее! Они там еще придумают что-либо!

— Зажигай дымшашки! — скомандовал Степин и, увидав, что фитили шашек уже дымят, крикнул: — Бросай!

Автоматчики взмахнули руками; один бросал левой рукой, другой правой, обе шашки влетели в амбразуры, а оттуда сразу же огрызнулись огнем пулеметы. Пули, ударившись о кругляши дымовых шашек, отбили их: шашки вывалились из амбразур и, дымя, полетели вниз.

— Придумали-таки, сволочи! — Белые от волнения лица ребят поднялись кверху.

Пайзанский рванул ворот гимнастерки, открылся острый кадык на го худой шее.

Я услыхал взволнованный голос Тертычного с противоположной стороны крыши:

— Товарищ гвардии подполковник! От вокзала к нам двигаются самоходки и танки! Открывать огонь?

С чердака, где остались наши ручные пулеметы, по немцам ударили Чорный и Гельфонд.

— Передай начальнику штаба, — крикнул я Пете Заварзину, который устроился со своей радиостанцией за пушкой, — пока я здесь, пусть берет управление полком на себя! —и вновь повернулся к добровольцам: — Хлопцы, быстрее! Там контратака! Готовы?

Оба молча кивнули, в руках у обоих опять дымились фитили шашек.

— Внимание! Приготовиться-я... Бросай! — закричал Степин.

А над нашими головами уже свистели и чиркали пули: джиу! Джиу! Фьють! Фьють! Фьють!

Тут, на высоте, они свиристели как-то иначе, чем на земле. От этого, правда, было не легче. Мы лежали на плоскости крыши, в мертвом пространстве, где сами пули были не страшны. А вот рикошеты! Рикошетируя от металла зениток и ударяясь о крышу, пули буквально визжали. Они были очень опасны, и вот уж на крыше бункера появились первые наши раненые автоматчики.

Пайзанский и Блюм бросали шашки уже без команд. Из амбразур повалил густой дым, а сквозь него все свистели пули немцев.

— Давай гранатами! — крикнул я.

— Чи-час! — сквозь зубы пропел Блюм.

Хлопцы освоили необычный способ ведения боя, приспособились с проволочным подвескам и действовали спокойно.

— Готовы! Вместе будем кидать? — тоже сквозь зубы спросил Пайзанский.

Закувыркались вниз сорванные с гранат предохранительные кольца и скобы, защелкали запалы, точно в амбразуры полетели круглые шарики гранат Ф-1. И где-то там, в глубине, прогремели взрывы. Пулеметы еще стреляли, но было заметно, огонь их стал малоприцельным.

— Гранатами! Огонь! — От волнения Степин привстал на колено. Еще взрыв. Из амбразур вылетели языки красноватого пламени, словно из пасти дракона.

Крупнокалиберный пулемет наконец замолк! Действовал уже только МГ-42.

В отсеке кто-то кричал: голос похож на женский.

— Вроде баба там! — удивленно воскликнул Блюм.

— Бей гранатами! Глуши их, потом разберемся!

Еще несколько гранат, и МГ-42 наконец захлебывается.

— Ну, как? — поднимает голову Пайзанский. — Кажется, пулеметам капут?

— Для надежности киньте туда, что осталось!

* * *

Внизу, на земле, немцы пошли в контратаку.

Ухают пушечные выстрелы наших танков, и снаряды, вычерчивая трассерами пологие траектории, несутся навстречу вражеским самоходкам и пехоте. С крыши наземный бой виден в непривычном ракурсе. Самоходки, к примеру, как будто стоят на месте, лишь по мелькающим бликам гусениц угадываешь их движение вперед. Рядом с ними брызжут из автоматов очередями маленькие, бегущие и, отсюда кажется, безобидные автоматчики. Бинокль приближает их искаженные криком красные лица.

— Товарищ командир! — сквозь грохот слышу голос парторга. — Откроем огонь из немецких зениток! Тут у них еще снарядов навалом. Мы же их с бункера перещелкаем, как в тире!

Предложение правильное. Ну, Тертычный, ну — молодец... Командую Степину посадить к орудиям автоматчиков, кто свободен. Но прицел исправен только на одной пушке.

— Наводить через стволы!

Через минуту заухали с бункера мощные выстрелы, заревели 128-миллиметровые пушки: «Трр-ах! Ах-ах! Гуу-гуу-гу!» Показалось, что башня под нами вот-вот опрокинется.

Для контратакующих это было громом с ясного неба.

Под прикрытием огня с крыши бункера двинулись вперед и наши «иэсы». Здорово вести пушечный огонь с такой высоты. Умно придумали немцы! Только сейчас я понял, как мы правильно сделали, обезвредив эту крепость. Если бы Смолин вовремя не сумел настоять на этом, много бы полегло перед бункером сталинградцев...

Когда вражеские снаряды ударяют в стену бункера, он весь содрогается, и мы на крыше чувствуем себя не очень уютно. Но, видимо, орудиям немецких самоходок не хватает угла подъема, чтобы стрелять по самой крыше.

От прямого попадания взорвалась передняя немецкая «Ягд-пантера». Почти одновременно подожжен и «Артштурм». Бьют наши танки, стреляем с бункера мы, длинными очередями хлещут пехоту врага пулеметы Чорного и Гельфонда. Здание бункера резонирует, словно огромный контрабас. Мы уже очумели от сумасшедшего грохота.

Но вот самоходки немцев попятились и медленно уползают. За ними, словно растворилась, уползла пехота, исчезли во мгле черные фигурки солдат.

— Ушли фашисты! — Лицо Тертычного расплылось в улыбке, глаза превратились в узенькие, хитроватые щелочки. — Стрелять еще? Снаряды остались!

— Огонь, хлопцы, по Потсдамскому вокзалу, до последнего снаряда. Сделаем презент Адольфу Гитлеру 

Когда Пайзанского и Блюма подняли на крышу, оба они без сил повалились на бетон. Дрожащие пальцы никак не могли скрутить цигарку, махорка так и сыпалась из рук.

— Ну что, орлы? — Степин достал папиросы.

Только что гремел бой, и вот уже тут, над бункером, тишина...

— Даже и вы закурили! — ехидно улыбнулся Степин.

Люди повернулись ко мне, молча смотрели, как я зажег папироску и неумело держу ее в пальцах.

Вдруг на крыше раздалось звонкое чириканье — воробьи появились! Сначала пара, за ними целая стайка.

* * *

4 мая 1945 года мы проезжали по Сарланд-штрассе. Зенитные орудия с крыши бункера были сброшены на мостовую, возле них играли берлинские мальчишки. Мальчишки всюду остаются мальчишками... Они выкрикивали слова военных команд и галдели, как настоящие солдаты-немцы. Командовал мальчишками голенастый веснушчатый паренек в коротких кожаных штанишках и длинных гольфах.

Мы подозвали его. Он щелкнул каблуками и застыл, уставившись в мои ордена.

...Через пару минут, когда мальчишки уже поделили между собой круглые плитки трофейного шоколада, я спросил:

— В бункере кто-нибудь есть?

— В бункере работают русские пиониеры!

— Пионеры?

— Саперы, наверное,— подсказал кто-то из наших.

— Они открыли дверь наверху! Мы можем показать герру команданту!

— Вы и там побывали?

— Яволь!

Мы поднялись на верхний этаж бункера. В отсеке, откуда стреляли пулеметы, висел смрад разложения. На жестком топчане лежала мертвая белокурая немка в черном мундирчике шарфюрера СС. Рядом привалился немолодой лысый офицер со знаками различия штандартенфюрера СС и золотым почетным нацистским значком. В свесившейся руке штандартенфюрера был зажат офицерский «вальтер».